Жестянка 2 (СИ) - Денисов Вадим Владимирович
— Вечером занесёшь? — Палыч реально возбудился. — Понимаешь, я ведь всю жизнь, насколько помню, хотел иметь личный боевой пистолет. Или наган, он мне даже больше нравится. Попал сюда, а вокруг опять склады, тряпки, вроде бы и незачем…
— Теперь будет, Василий Павлович! Будет! — горячо уверил я. — Кстати, в России револьвер это тоже пистолет, по ГОСТ-у — пистолет с вращающимся блоком патронников или стволов. А вот у американцев нет.
— Отлично, договорились!
Волына опять радостно захлопал в ладоши. Посмотрел я на него и подумал, чем он не ребенок?
Сунул руку в сумку и достал глиняную свистульку.
— Держи, Остап. Теперь вы с Ириной сможете ансамбль организовать. Я не умею, а она наверняка покажет, как играть.
Выпучив глаза, отчего они стали похожи на глаза Палыча в обычном состоянии, Волына осторожно принял подарок, поднёс к губам, и вдруг из этого комочка глины полилась волшебная мелодия. Какая-то смутно знакомая, что-то закарпатское или молдавское. Охренеть, господа, нечто подобное я уже видел и слышал в Переделкино, когда Кретова неожиданно для всех взяла в руки блок-флейту!
Это было что-то древнее, музыкально изначальное, что-то из тех ветхозаветных времён, когда человек впервые попытался отказаться от роли безропотного слушателя нескончаемого монолога природы, стать исполнителем и завести с ней диалог. Наверное, первые свистульки, костяные или деревянные, сразу оказывались в руках шаманов-колдунов, даже без их желания. Ведь именно им племя поручало как-то договариваться с всемогущими силами, способными затапливать луга, сжигать молниями леса и разрушать горы вулканами. С их помощью колдуны пытались говорить с духами, вызывать в засуху дождь и в меру сил пугать нечистую силу.
Полоумный Остап забыл практически всё, что мог знать, однако, вернувшись в нашу своеобразную древность, вспомнил это колдовское умение.
С добавлением такого таланта в творческую палитру Пятисотки и прям пора организовывать ансамбль. Маловато у нас культурной работы, кот наплакал! Одна примитивная самодеятельность кострового типа. Что поделать, надстройка всегда отстает от материальной базы.
— Ну всё, всё, Ося, — Палыч мягко опустил руку помощника и похлопал его по плечу. — Ты молодец, потом ещё поиграешь.
— Вот это да-а… — выдохнул я.
— Видишь, как сложен человек божий? Так что не торопись с оценками, не торопись… — грустно произнёс завсклад. — Сам-то куда лыжи навострил, Денис?
— К Владимиру Викторовичу с докладом, — я приподнял полевую сумку.
— Можешь не ходить, нет его на месте, — махнул рукой завсклад.
— Да? — удивился я. — И где же он?
Что-то небывалое, Казанников практически не покидает расположение, шутит: «Мы с Пятисоткой срослись».
— А-а, ты же вечно в разъездах пропадаешь, не знаешь. В медсанчасти он лежит.
— В больничке плохо! В больничке всегда больно! — с плачущим видом тут же запричитал Волына.
— Ося, не томи природу, а? — поморщился Палыч. — Что-то с сердцем, его вчера положили. Ночью вся Пятисотка на ушах стояла, это не шутки.
— А точнее?
— Когда это наши медики докладывали? Одно могу сказать, Денис, если в нашем возрасте, да с сердцем, то ничего хорошего.
Беда никогда не приходит одна. Не в результате ли пропажи Никиты и такой вот фиксации начала у нас проклятой эпидемии слёг Дед?
— Тогда я побежал!
— Не пустят тебя к нему, — предупредил Палыч.
— Пустят, — отрезал я. — Меня пустят.
Глава 14 Конкурс фантастики
В гарнизонной медсанчасти было по-скучному тихо, и лишь моё шумное появление резко изменило обстановку. Сначала я попробовал пройти привычным манером — двигаемся быстро, всем широко улыбаемся, делаем комплименты, подмигиваем, на ходу живо интересуемся, где взять больничный халат. Приветствуется раздача по ходу движения конфет или простеньких букетиков полевых цветов.
Не получилось, путь к палатам решительно преградила Хельга, дежурная медсестра — капитальная женщина средних лет, обладательница огромного опыта общения с пациентами, посетителями и проверяющими, человек самого строгого характера.
Вот же не повезло угодить в её смену…
— Я к Казанникову!
— Да это понятно, что не на уколы магнезии торопишься, — хмыкнула повелительница градусников, шприцов и клизмирующих устройств, медленно наматывая на ладонь плоский резиновый жгут.
Хельга из поволжских немцев, переселённых в Красноярский край, где к легендарному германскому правилу Ordnung muss sein, то есть, порядок должен быть, добавилось нашенское «Закон — тайга, черпак — норма, медведь прокурор». Здесь медведь — она.
— Хеля, Хелечка, я всего на пару минут, только посмотреть и чуть-чуть спросить!
— Нет, у него особый режим.
— Он в общей палате?
— У Владимира Викторовича случился сердечный приступ, он лежит в ПИТ-е, а это особый режим, посещения запрещены!
— Осторожненько ведь, на цыпочках…
— Посетители нервируют пациентов и заразу разносят, — сообщила мне блюстительница стерильности.
ПИТ это не что иное, как палата интенсивной терапии, уже легче, не в реанимации.
— И полы потом за вами мыть! — каркнула сбоку подошедшая с улицы санитарка, немолодая женщина в наброшенном на плечи военном бушлате, в который она зябко куталась. Имени не знаю, а фамилия у неё Зверюгина. Только по фамилии и зовут.
Она тут же скинула бушлат на крючок возле входа и взяла ведро со шваброй.
Так, силы противника группируются.
— Девчата, да вы не волнуйтесь так, я же в тапках пойду, сбегать за своими? Могу босиком. А хотите, мы вам потом все полы помоем?
— Не положено! — ревниво взревела Зверюгина, не собирающаяся отдавать каким-то хлыщам свой честный хлеб.
Твою ты душу…
— Хельга, а если я записку черкну, передашь?
— Не положено, инструкция. Разве ты чего доброго напишешь? Владимир Викторович прочитает твою писульку и опять за сердце схватится. А что это у тебя на боку висит, Рубин? Пистолетик?
— Ну да.
— Так ты что, собрался войти в гражданское медицинское учреждение с огнестрельным оружием?! — в голосе медсестры грозно зазвенел аккорд предельного возмущения.
— На посту оставлю, никаких проблем!
— Вот ещё! — фыркнула она. — Кто-нибудь из него застрелится, а мне отвечать? Никуда ты не пойдёшь, не положено! Инструкция!
Бесполезно, у них включился режим «Не положено!», мирным путём проникнуть внутрь не получится.
— Командир, давай пройдём, и всё, — предложил мне сбоку невесть откуда взявшийся Спика. Почему невесть? Услышал новости и примчался.
И наши ряды пополняются!
— Чего-о?! — прорычала Хельга, резко вставая с массивного стула работы гарнизонного столяра. Неубиваемую мебель делает, к слову.
— Пошли, чё они сделают? — толкнул меня Пикачёв.
— Евгения! — синхронно заорали обе.
Третья по коридору дверь медленно распахнулась, и на поле боя вышла македонская фаланга в лице высокой жилистой санитарки со свинцовым взглядом кикбоксёрши и подозрительными багровыми пятнами на белом халате.
— Ре-шение… — процедил Пикачёв.
Кровоостанавливающий жгут с ладони Хельги переместился на ударные костяшки пальцев, а уборщица взяла в левую руку ведро, правой умело поигрывая тяжёлой шваброй.
«Вот так на Куликовом поле всё и происходило…» — нервно подумалось мне.
— Что это у нас тут за диспут с прениями сторон? — раздался мягкий женский голос, от одного звука которого обстановка несколько разрядилась.
По лестнице со второго этажа спускалась Фея Красного Креста, главврач гарнизонной медсанчасти Магдалина Оттовна Катилюте. Термин «красота» применительно к её образу не подходит, скорее это гипнотическая притягательность мерцающего гранями льда, как у Снежной королевы.
— Персоналу приступить к работе, — спокойно распорядилась она. — Хельга, на втором этаже больные всё ещё не получили утренние медикаменты, одиннадцать минут просрочки.
