Империя Чугунного Неба (СИ) - Чернец Лев
— О-о-о, запретная любовь. Как романтично.
— Это не было романтикой, — Улисс провёл рукой по лицу, и на мгновение его пальцы дрогнули. — Сначала мы ютились в старых библиотеках меж чертежей мёртвых машин. Она хохотала над тем, как я путаюсь в терминах паровой термодинамики. А я... я учил её читать между строк в трудах Догматиков.
Гефест окаменел, словно впервые осязал контуры настоящего Улисса.
Улисс выпустил воздух, копившийся в лёгких годами. — Моя мать застала нас как-то раз в оранжерее. Маргарет убежала, оставив свою ленту для волос.
Руби прикусила губу, её пальцы невольно потянулись к собственным волосам, будто представляя эту сцену.
— И что? Мамочка пригрозила рассказать папочке?
— Она подняла эту ленту, — Улисс говорил так тихо, что слова едва пробивались сквозь шёпот реки. — Посмотрела на меня... и завязала мне её на запястье. Сказала: «Лорду-Конструктору об этом лучше не знать».
Где-то в лесу треснула ветка. Но никто не вздрогнул — история держала их крепче, чем страх.
— После этого она оставляла нам ужин в той самой оранжерее, — голос Улисса дрогнул. — А когда отец начал подозревать... она отвела его в оперу. На премьеру. Той ночью в Небесном Утёсе все говорили только о том, как Лорд-Конструктор аплодировал стоя.
Руби вдруг резко отвернулась, её плечи напряглись.
Улисс посмотрел на свою мёртвую руку — ту самую, где когда-то была завязана лента.
— Маргарет была последней, кто видел во мне больше, чем просто шестерёнку в механизме Империи.
Тишину нарушал только шёпот воды, облизывающей борта, и металлический вой, доносящийся из тумана.
Впереди, где сливались два потока, туман вдруг сгустился в плотную стену — казалось, сама река воздвигла преграду.
— Мы приплыли, — глухо произнёс Улисс. — Ветвистый Крест.
Перед ними из тумана выплывали прогнившие сваи пристани. На самой высокой из них висел железный крест — его перекладины были паровыми трубами, из которых сочился дым.
Руби первой встала, её движения внезапно стали резкими, будто она торопилась убежать от собственных мыслей.
— Ну что, мальчики, — её голос снова звучал привычно насмешливо, но клык теперь не блестел. — Похоже, нам предстоит ночь в гостях у местных аборигенов. Откупоривайте бочки! Руби "Клык" Картер готова напиться в стельку!
Улисс молча последовал за ней, его тень на мгновение слилась с силуэтом креста — будто он сам стал его частью.
Глава 26. Родные берега
Крест встретил их не тем, чем был раньше.
Улисс помнил это место летним — тогда оно казалось избавлением. Теперь же, под тяжестью зимнего неба, деревня напоминала наваждение. Дома, приземистые и тёмные, будто вросли в землю, их крыши прогнулись под слоем снега, словно под грузом несбывшихся надежд. Дым из труб поднимался столбами, а воздух пах смолой и железом.
Он привёл их к дому Марты. Постучал — негромко, но так, чтобы звук прошёл сквозь толщу двери.
Сначала — тишина. Потом шарканье босых ног по половицам. Свет керосиновой лампы дрогнул за заиндевевшим стеклом, и дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы моно было что-то разглядеть через щель.
Она распахнула дверь шире. Жёлтый свет хлынул на порог, выхватывая из темноты лица путников: Улисса, закутанного в плащ, с тенью под глазами глубже, чем прежде; мрачного Железноликого, с корпусом из гладкой стали; девушку, чьи алые губы побледнели от холода.
Сонная Марта стояла в проёме, её крепкая фигура, слегка сутулилась. Седая прядь выбилась из-под платка. Пальцы, обхватившие косяк, напоминали корни старого дерева — узловатые, сильные.
— Заходите, — наконец пробормотала она, отступая вглубь. — Только ноги вытрите. Не тащите снег в дом.
Они вошли.
Тёплый воздух ударил в лицо, густой от сушёных трав. Улисс остановился на пороге, его взгляд скользнул по знакомым стенам.
— Садитесь, — Марта махнула рукой к столу, уже хватаясь за чугунный чайник. — Чай будет готов через минуту.
Она поставила чайник на плиту, и пар тут же зашипел, закрутился в клубах, скрыв её лицо…
Спустя полчаса в кухне повисла тягучая, как смола, тишина. Лоренц, ссутулившись на табурете, курил потемневшую от времени трубку. Кольца дыма, лениво выползавшие из его рта, растворялись в спертом воздухе, насыщенном ароматами, перегоревшего жира и чего-то ещё — чего-то острого, металлического, что висело между ними незримой угрозой.
Руби, развалившись на грубо сколоченном стуле, время от времени прикладывалась к бутылке мутного самогона, и каждый глоток оставлял на ее губах гримасу то ли удовольствия, то ли отвращения. Гефест замер в углу, его металлический корпус сливался с тенями, лишь изредка желтые огоньки глаз вспыхивали в полумраке.
Марта возилась у плиты, ее движения были резкими. Деревянная ложка с раздражающим стуком билась о чугунные стенки кастрюли. Ян, худой и невзрачный, будто тень, переводил взгляд с Руби на бутылку и обратно, его пальцы нервно барабанили по столу.
Тишину разорвал Лоренц, и его голос прозвучал как удар топора по мерзлому полену:
— Я сказал тебе не возвращаться! Какого черта ты заявился?
Улисс медленно поднял голову. В его глазах читалась усталость, но не раскаяние.
— Я знаю, что не должен был. Но с момента нашей последней встречи... многое изменилось...
Марта резко обернулась от плиты, ее лицо покраснело от жара печи.
— Интересно что? — она фыркнула, брызгая слюной. — Кроме того, что ты завел себе Железномордого и невесту?
Руби, уже изрядно подвыпившая, неуклюже закачалась на стуле и едва не рухнула на пол. Все взгляды устремились на неё. Девушка застыла, смущённо облизывая горькие губы.
Улисс не обратил на это внимания. Его пальцы дрогнули, когда он достал из кармана плаща небольшой черный уголек и положил его на середину стола.
— Когда течение впервые принесло меня к вам, я думал — это случайность, — его голос звучал глухо, но отчетливо. — Теперь я понимаю — это был путь. Простите меня за это. Но сейчас вам всем грозит опасность. Сюда отправили имперских ликвидаторов.
Марта отшатнулась, будто перед ней был не человек, а призрак.
— У тебя снова бред, что ли? — ее голос дрогнул. — Что ты несешь?
Улисс продолжал, не обращая внимания на ее реакцию:
— Вам нужно бежать отсюда. И как можно скорее.
В комнате повисла гробовая тишина. Даже Руби перестала икать. Только шипение выкипающей на плите кастрюли нарушало эту тишину, пока последние капли жидкости не испарились, оставив после себя лишь горький запах гари.
Лоренц внезапно вскипел, как перегретый паровой котёл. Его жилистые пальцы сжали трубку так, что дерево затрещало.
— Так, по-твоему, мы должны бросить нашу землю? — голос его звенел, как туго натянутая струна. — Из-за каких-то железяк? Или потому что какой-то больной мальчишка нам так говорит? — Он резко схватил уголек и сжал его в пыль. — Ты думаешь, я не знаю, что в наших лесах уже шныряют патрули?
Улисс не отвёл взгляда. Его пальцы медленно провели по угольной пыли.
— В этот раз их будет больше чем обычно. — проговорил он тихо. — И вам не удастся перестрелять их как собак или отсидится в подвале под мельницей.
Лоренц замер на мгновение, линзы его очков застыли. Затем он резко развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что задрожали кружки на полке.
Марта вздохнула, её руки бессильно опустились.
— Давно не видела его таким... — прошептала она. — Мы простые крестьяне, Улисс. Мы просто хотим тишины.
За окном завыл ветер, заставляя пламя в лампе дрожать. Тени на стенах зашевелились, как живые.
— Я видел этот путь, — вдруг произнёс Улисс. Его голос звучал странно, будто доносился издалека. — Что-то должно измениться...
Гефест, до сих пор остававшийся недвижимым в углу, вдруг поднялся. Его металлические суставы издали тихий скрип, когда он направился к двери. На пороге он обернулся — жёлтые глаза на мгновение вспыхнули ярче, затем автомат вышел в ночь, растворившись в вихре снега.
