Паромщик - Джастин Кронин
– Тогда зачем ты вырезала из руки монитор?
– Те, кто на это смотрел, должны были убедиться, что я помешалась. А я знала, что дроны обязательно зависнут над лодкой.
– Что ж, ты преуспела. В твое самоубийство поверили.
– Знаю, я сделала тебе больно, – вздохнула она.
– Ты хоть понимаешь, чем это обернулось для меня? И как это ударило по нему?
– Проктор, я понимаю, что ты злишься, и у тебя есть на это полное право. Но что касается твоего отца… с ним было не так, как ты думаешь. Проктор, он знал, кто я такая. И знал, откуда я. – (Эти слова поставили меня в тупик.) – Нет, не с самого начала. Признаюсь, я обманывала его. Он был хорошим человеком и не заслуживал такого обращения. Но постепенно я устала от вранья и однажды рассказала ему все. – Она помолчала. – Из-за тебя. Это случилось в тот день, когда ты победил на первых крупных соревнованиях по плаванию. Помнишь?
Я не был готов к такому стремительному экскурсу в прошлое.
– При чем тут моя победа?
– Ты просил меня не ходить на соревнования. Однако я пошла. Тайком. Я была так… рада за тебя. И одновременно грустила, понимая, что роль твоей матери сыграна. Все так и задумывалось, но мне все равно было больно. Это покажется тебе странным. Особенно теперь, когда ты знаешь правду обо мне, но так оно и есть. Я сама удивлялась тому, насколько мне больно. – Она с грустью посмотрела на меня. – В ту ночь, когда твой отец узнал правду, я была морально готова к тому, что он вызовет агентов Службы общественной безопасности. Хочешь знать, что я услышала от него? – (Мне было все равно.) – Он сказал, что знал все с самого начала. Перед тем как мы подписали брачный контракт, он узнал мою подноготную. Люди, посылавшие меня на Просперу, действовали очень тщательно. Казалось, они предусмотрели все мелочи. Но твоего отца было трудно перехитрить. Он сверил дату моего удочерения с паромной декларацией. На борт парома поднялись шестнадцать питомцев, а из записи явствовало, что на причал сошли семнадцать. Было несложно догадаться, что мое личное дело – фальшивка.
– Тогда какого черта он женился на тебе?
– А зачем люди женятся и выходят замуж? Он был одинок и устал от этого.
– Получается, у него не было другого шанса, как только жениться на тебе.
– Можно посмотреть на это так, а можно и иначе. – Она снова поглядела мне в глаза. – Наши отношения с твоим отцом были… сложными. Поначалу я играла роль жены, выполняла свою работу. Именно так. Но мы прожили вместе двадцать лет. За это время многое могло случиться. А когда я рассказала ему, кто я такая на самом деле, он согласился нам помогать.
Мой разум тут же отверг услышанное.
– Быть такого не может. Кто угодно, только не он.
– Я знала твоего отца лучше, чем ты. Он трудился годами, тихо и незаметно, чтобы изменить существующий порядок вещей. Знаешь ли ты, что он пытался убедить Комиссию по надзору в необходимости роспуска «три-эс»? Почти для всех твой отец был занозой в заднице. В особенности для «прыщей». Он ненавидел этих людей. По-настоящему ненавидел. И переход на нашу сторону был всего лишь очередным шагом на долгом пути. Поэтому-то он мне так понравился. Фактически с самого начала. Я не просила его присоединяться к нам. Он сам предложил.
Какие слова говорил мне отец перед отплытием? «Это все моя вина. У нее были… свои особенности. Ты, сынок, о них не знал».
– А как насчет меня? Я тоже был частью работы?
– Ты был моим сыном.
– Не надо говорить со мной как с дурачком. Ты убедила меня в том, что покончила жизнь самоубийством. За все эти двенадцать лет ты хотя бы на минуту задумалась, каково мне жить с таким грузом?
– Задумывалась, и не раз. Но другого способа обеспечить твою безопасность не было. Люди из «три-эс» обязательно бы начали разнюхивать, а ты мог ненароком проговориться. Ты был совсем молод. Вся жизнь впереди.
– Жизнь, построенная на вранье.
– Неужели? – подумав, спросила она. – Да, я оказалась не такой, какой ты меня представлял, но это случается со всеми родителями и детьми. Скажу еще кое-что. Отнесись к этому как пожелаешь. Для отца не было ничего важнее тебя. Малкольм Беннет, с которым я встретилась, целиком состоял из правил, положений и протоколов. Про таких говорят: «Застегнутый на все пуговицы». Но в тот день, когда ты сошел с парома, что-то изменилось. Да, он никогда не умел проявлять свои чувства. Дело не во внешних проявлениях. Он был готов на все ради твоей безопасности.
Я начал кое-что понимать. Отчужденность, которая возникла у нас с отцом после ее смерти. Он делал это ради меня.
– Он потом знал хоть что-нибудь о твоей жизни?
Она покачала головой:
– Уйдя, я закрыла дверь и больше никогда не открывала ее. Мы заранее договорились об этом.
– Синтия – твое настоящее имя или тоже придуманное?
– Настоящее. Однако здесь меня называют Матерью.
– Ты шутишь.
– Скорее это название должности. У каждой ячейки сопротивления есть своя матерь. Этой ячейкой руковожу я.
Какая ирония судьбы: бросить приемного сына, чтобы сделаться «матерью» для других людей.
– А он назвал твоим именем парусную лодку.
– Да, – кивнула она.
– Знаешь, что он сказал мне, когда я привез его к парому?
– Нет, Проктор, не знаю, – ответила она, стоически выдержав мой взгляд.
– «Я не хотел ее забыть». Наверное, это ты была настоящим счастьем его жизни. Не я.
Жестокие слова – но я хотел сделать ей больно. По ее лицу было видно, что мне это не удалось.
– Проктор, ты можешь злиться на меня сколько угодно. Я тебе уже сказала, что вполне заслуживаю такого отношения. Но я не хотела, чтобы ты попал в руки агентов «три-эс».
– А Тия – тоже часть этой охранной сети вокруг меня?
– Проктор, это делалось ради твоей защиты. Мы хотели, чтобы поблизости от тебя был наш человек.
– Поблизости от меня? – зло рассмеялся я. – Что ж, эта женщина прекрасно справилась со своей работой. Можешь повысить ее. Она тоже из обслуги, рядящейся под просперианцев? Я просто стараюсь понять, каким глупцом я был.
Мать покачала головой:
– Нет. Тия – настоящая просперианка. Она сама пришла к нам много лет назад.
– Ну, успокоила. А то я на мгновение подумал,
