ХРОНИКА ЧУМНЫХ ЛЕТ - Норман Ричард Спинрад
Конечно, меня тянуло. И дело не только в деньгах. Я ведь тоже человек, мне тоже хочется «по-настоящему». И в конце концов, разве не так я «подцепила»? Может быть, эти клятые бестолочи с голубыми карточками того и заслуживают...
Кто знает, возможно, я и сломалась бы, если бы не встретила Святого Макса по прозвищу Дева Мария.
У него была черная карточка. Он всегда таскал с собой свой собственный автомат-распознаватель и чихать хотел на липовые карточки, которые высвечиваются голубым.
Потому что Святой Макс трахался вживую только с «черными карточками» и никому из них не отказывал, даже если у человека самая распоследняя стадия.
Как-то я сидела в нелегальном баре в Санта-Монике, и, когда вошел Святой Макс, мне, по меньшей мере, человек пять успели рассказать его историю, прежде чем я услышала ее от него самого. В калифорнийской нелегалке Макс стал живой легендой. Единственный наш настоящий герой.
Святой Макс был бисексуалом. С мужчинами или с женщинами — его все устраивало, и он никогда не брал денег. Люди кормили его, угощали выпивкой, доставали последние паллиативы, устраивали на ночь и, если надо, снаряжали в дорогу. «Доброта незнакомцев помогает мне выжить»,— говорил Макс. И любой незнакомец с черной карточкой мог в ответ рассчитывать на его доброту.
Лет ему было уже немало — а если учесть, что он прожил бог знает сколько лет с бог знает каким количеством штаммов Чумы в крови, то его вообще в долгожители можно записывать. Сначала он жил в карантинной зоне Сан-Франциско — еще до того, как город стал карантинной зоной. Макс считал, что судьба возложила на него особую миссию, и у него даже сложилась на этот счет своя безумная теория.
Все это я узнала уже от него самого, после того как угостила его ужином и заказала с полдюжины рюмок.
— Дорогая моя, перед тобой ходячее хранилище всех существующих штаммов Чумы ,— заявил он.— И я изо всех сил стараюсь не отставать от последних мутаций.
Макс считал, что все «черные карточки» должны трахаться друг с другом вживую сколько только можно. Чтобы ускорить процесс эволюции. При достаточно большом числе перекрестно инфицированных жертв вирус, мол, может мутировать во что-нибудь безвредное. Или, может быть, появится и быстро распространится мультииммунитет. В конце концов, возбудитель заболевания, убивающий реципиента, это плохо приспособленный организм — и до тех пор пока он нас убивает, мы тоже плохо приспособлены.
— Естественный отбор, моя дорогая. Я полагаю, это единственная надежда человечества. Рано или поздно Чумой заразятся все до единого, и она прикончит большинство населения планеты. Но если из миллиардов, которым суждено умереть, эволюция выберет, наконец, тех, кто приобрел мультииммунитет, или вдруг появится безвредный штамм Чумы, человечество выживет. И я намерен помогать процессу до тех пор, пока не перестанут действовать паллиативы.
Мне все это показалось полным безумием, я ему так и сказала. Ради бога, можно старательно инфицировать себя каждым из известных штаммов. Но не кончится ли это лишь тем, что последняя стадия наступит раньше?
Святой Макс пожал плечами.
— Взять, например, меня. Ни у кого другого нет столько разновидностей Чумы, и тем не менее... Может быть, это уже случилось. Может быть, у меня мультииммунитет. Может, я сам мутант. Или во мне уже есть безвредный штамм.
Он печально улыбнулся и продолжил:
— Мы все приговорены к смерти с самого рождения, моя дорогая, не так ли? Даже невинные «голубые карточки». Вопрос лишь в том, как, когда и в погоне за чем это произойдет. А потому я, как старый Джон Генри, намерен умереть, не выпуская, так сказать, молота из рук. Поразмысли над моими словами, Линда.
Времени на размышления у меня было достаточно.
Я предложила Максу подвезти его на север побережья, и кончилось это тем, что мы прокатались вместе целый круг по моему обычному маршруту. Я видела, как Макс отдает себя всякому, у кого есть интерес — молодым,вроде меня, которые только-только попали в в нелегалку, ворам, шлюхам, даже ходячим трупам на последней стадии. Никто не принимал сумасшедшую теорию Святого Макса всерьез. И все его любили.
Я тоже. По дороге я подрабатывала, как обычно, сексом через интерфейс, и Макс не пытался меня переубедить, пока мы не вернулись в Санта-Монику и не пришло время прощаться.
— Ты еще молода, Линда,— сказал он тогда,— и с хорошими паллиативами у тебя впереди долгие годы. Что касается меня, то я знаю, что скоро конец. А у тебя доброе сердце, ты как раз подходишь, моя дорогая. Старому гомику будет гораздо легче умирать, зная, что есть кто-то, вроде тебя, способный продолжить его дело. Подумай об этом. Короткая жизнь, но счастливая, как говорят в Армии Живых Мертвецов, и мы все служим в этой армии.
Я думала, долго думала. Но так ничего и не придумала до того самого дня, когда снова увидела Макса. Уже при смерти.
УОЛТЕР БИГЕЛОУ
Проработав два срока в Ассамблее штата Виргиния, я выставил свою кандидатуру в Конгресс и победил. Капитолийский холм гудел, как улей,— и все о Чуме. Национальной политики по этому вопросу тогда еще не существовало. В одних штатах жертв переселяли в карантинные зоны, в других — сидели сложа руки. Кое-где людей уже начали проверять на границах штатов, а в других районах поднимали крик, что это нарушение Конституции. Одни сенаторы требовали ввести обязательные общенациональные свидетельства здоровья, другие обрушивались на них с обвинениями в нарушении прав человека. Христианские объединения призывали к выработке государственной карантинной политики. Организации же, отстаивающие права инфицированных, настаивали на отмене любых ограничений свободы передвижения. На Верховный Суд зловеще надвигались десятки судебных дел.
После двух сроков в Ассамблее, где я лишь беспомощно наблюдал за законодательным параличом, Господь вдохновил меня на создание «Конституционной поправки о национальном карантине». На этой платформе я выдвинул свою кандидатуру в Сенат и, заручившись поддержкой как христианских организаций, так и жертв
