ХРОНИКА ЧУМНЫХ ЛЕТ - Норман Ричард Спинрад
Подкопив деньжат, я заказала себе первоклассную подделку. Теперь главное — раз в три месяца суметь отыскать «колдуна», чтобы обновить данные на магнитной полоске, и карточка всегда будет «голубой». Я останусь на свободе до самого конца — если только не попадусь секс-полиции и карточку не сверят с национальным банком данных. В этом случае сразу же станет ясно, что меня там нет, и значит — прощай вольная жизнь.
Шустрила я как ненормальная, по три, четыре, пять раз в день, так что деньги у меня были, наличными. За день до проверки карточки я, как обычно, собралась в школу, села в машину, помахала родителям рукой — и рванула на юг.
Сначала в Санта-Круз. Потом в Лос-Анджелес. В общем, на юг. По широкому ровному шоссе, чтобы своими глазами увидеть то, на что еще стоит посмотреть в Калифорнии, то, во что превратилась Америка, дальше и дальше, к неизбежному концу. Загнанная в тупик, измученная переживаниями, напуганная... Но точное знание своей судьбы немного придавало сил, и мне хотелось лишь одного — жить как можно дольше настоящей, полной жизнью, жить, пока не кончится мое время.
ДОКТОР РИЧАРД БРУНО
Раньше это называлось «кризис средних лет», «мужская менопауза», «семилетний зуд» — раньше, когда жизнь не обрекала тебя на подобное состояние с самого рождения.
Мне вот-вот должно было стукнуть сорок. Память еще хранила смутные юношеские воспоминания о лихих сексуальных похождениях — разумеется, вживую — в начале Мерзких Восьмидесятых, перед самой Чумой, перед тем как мы с Мардж поженились. Еще тот был петух, чего уж там — до того, как все рухнуло. Дитя последнего поколения Сексуальной Революции.
К пятнадцати — как сейчас Тоду — я уже столько словил вживую, сколько этому бедолаге-мученику и за всю его жизнь, наверно, не светит. Теперь вот смотрю, мой собственный сын то и дело бегает тайком в эти дешевые секс-салоны, чтобы по-быстрому засунуть в машину и получить свое. Впрочем, я это тоже время от времени делаю.
Что же касается Мардж...
Когда мы поженились, Мардж была на пять лет моложе меня. Моложе как раз на столько, чтобы уже не знать, что такое «по-настоящему», и не помнить ничего другого, кроме презервативов, вагинальных дамб и ранних моделей секс-интерфейсов. Нет, мы, конечно, пробовали вживую, в самом начале, пока не сделали Тода. Но беднягу Мардж каждый раз просто ужас охватывал, она даже кончить не могла. А когда родился Тод, Мардж купила себе интерфейс и никогда больше не занималась любовью без него.
Я думаю, она все еще меня любит, и я тоже ее люблю, но Чумные Годы как бы высушили ее в сексуальном плане, сделали излишне стыдливой, добавили пуританских, даже ханжеских настроений. Она ни в какую не разрешала мне купить Тоду интерфейс, чтобы он мог заняться делом с настоящей девчонкой, пусть даже так, посредством электроники. Раньше, чем ему исполнится шестнадцать, и думать забудь, да и то, может быть, слишком рано, кричала она каждый раз, когда мы из-за этого ссорились, что случалось довольно часто.
Естественно — или тут уместнее сказать «неестественно» — я направлял всю свою неиспользованную по назначению энергию на работу. Ничего лучше для сублимации и не придумаешь.
Работал я ген-синтезатором в корпорации «Сатклифф» в Пало-Алто. Я уже разработал для них пять новых вакцин против Чумы, и, прежде чем вирус мутировал, вырабатывая иммунитет, корпорация успевала сделать на каждой по несколько сот миллионов. Меня там ценили. Платили неплохо, плюс премиальные. Своя собственная лаборатория и почти никаких ограничений на исследовательский бюджет. Просто рай для ученого.
Только я не чувствовал себя в раю. Появляется, скажем, новый штамм Чумы, распространяется. Ладно, я сдираю с вируса антигенную оболочку, клонирую и вставляю его геном в бактерию, после чего «Сатклифф» выбрасывает вакцину на рынок для тех, кто может это себе позволить, и снимает сотни миллионов за шесть месяцев. Затем появляется новый иммунный штамм, и все начинается сначала. Я постоянно ощущал себя этаким ученым Сизифом, пытающимся закатить смертоносный груз Чумы в гору, только лишь для того, чтобы каждые полгода камень срывался с вершины и обращал все мои надежды в прах.
Скажете, я слишком серьезно относился к работе? Да, так оно и было. Моя «личная жизнь» состояла из редких сексуальных контактов с Мардж — через интерфейс, что давно уже вызывало только раздражение, из наблюдений за сыном, который время от времени бегал в автоматические секс-салоны, и от случая к случаю собственных визитов в те же салоны. Чума, мой главный враг, украла у меня личную жизнь, и ничего удивительного, что я всего себя посвящал работе.
Я был одержим. Работа стала моей личной жизнью. И кроме того, одна отличная идея — можно сказать, видение — не давала мне покоя.
Так называемые кассетные вакцины известны уже несколько десятилетий. Раздеваешь какой-нибудь безобидный вирус, запихиваешь туда наборы антигенов от нескольких интересующих тебя микроорганизмов, и готово: в одной прививке антитела сразу для нескольких заболеваний.
Почему бы не воспользоваться этим приемом против Чумы? Раздеть вирус какого-нибудь одного штамма до основания, навешать на него антигенных оболочек от четырех-пяти других штаммов, и можно добиться иммунитета сразу против нескольких разновидностей Чумы. Конечно, не против всех мутаций, но если удастся разработать алгоритм, предсказывающий эти мутации, можно, в принципе, создать и кассетные вакцины, опережающие мутации вируса, и тем самым заставить Чуму сойти на нет.
Да, в общем, я действительно относился к работе, как к личной вендетте. И я еще не знал тогда, насколько личной она станет спустя несколько месяцев.
ДЖОН ДЭВИД
Едва мы закончили подчистку в Ла-Пасе, нашу часть перебросили воздухом к бывшей мексиканской границе — для охраны, пока секс-полиция не установит на той стороне надежный кордон. И так уж нам повезло, что нашей части выпал самый лакомый кусочек, отрезок границы между Тихуаной и Сан-Диего.
Нас, зомби, держали, понятное дело, к югу от бывшей границы. В том же Даго мы им ну никак не нужны были. На полноценную американскую землю нас черта с два пустили бы, но, мать вашу, что творилось в Тихуане, в это поверить трудно!
Еще до Чумы тут был сплошной бордель с рынком наркотиков впридачу. Последние пятнадцать лет в Тихуане оседали «черные карточки», ушедшие в нелегалку, контрабандисты из латинов, подпольные изготовители паллиативов и
