Благодать - Пол Линч
Брось, говорит. Уходи с дороги, а.
Пытается тащить ее за локоть.
Колли говорит, сиди, где сидишь, покажи ему, кто сильней.
Она говорит, еще раз ко мне притронешься, я тебе щипцами яйца оторву.
Всматривается в то, что катится по дороге, и понимает, что это двуколка. Уж быстрей бы подъезжала. До чего ж медленно, медленно она едет, и Грейс прикидывает, стоит ли хлопот ее бунт, прикидывает, что́ она в самом деле творит, эта повозка накатит и пристукнет тебя по голове.
Барт сутулится у живой изгороди, наблюдает.
Говорит, эта штука такая медленная, что мы тут всю ночь просидим.
Она видит очерк единственной лошади и двоих пассажиров. Фонарь сбоку мотается в сумерках неуверенно.
Барт говорит, бросай свою дурацкую игру и убирайся с дороги.
Она ему, иди нахер. Вечно только то и делаю, что ты мне велишь.
Медленно встает и вперяется в подъезжающую двуколку так пристально, словно весь мир сошелся в туннельный мрак и она шлет в него свою волю, решает, что докажет Барту его неправоту, или же правоту, все равно, волей своей велит экипажу остановиться. Двуколка словно бы замедляется, но все равно продолжает надвигаться на нее, и она думает, что экипаж не замедляется, а ускоряется, слышит предупреждающий крик, не Джона Барта, грохот и топот копыт и крик у нее в голове, и тут долетает еще один крик, и двуколка сбавляет скорость и, содрогаясь, останавливается. Грейс не может пошевелиться, хотя дыханье ее уже удрало в канаву. Колли орет, у тебя получилось, полоумная сучка!
Она ловит себя на том, что вперяется в лица некой пожилой пары, обряженной по-городски. В страхе своем они сидят очень неподвижно. Тяжесть, с какой ложится рука мужчины поперек груди женщины, словно бы в защиту ей, а затем он встает и смотрит на деревья по обе стороны дола, и смотрит на очерк Джона Барта в канаве, и затем выкликает, прошу вас, что б вы ни делали, не троньте нас, я дам вам то, что вам надо.
И тут она видит сама, человек, в полумраке стоящий посреди дороги с этими вот щипцами в руке… они длиною со ствол, и я вижу одно, а ты видишь другое, и мужчина этот видит ружье.
Человек мечет с размаху тяжелый камень, и она видит, как тот ударяет в дорогу со звяком – камни так не падают, и тень Барта бросается из канавы, чтоб подобрать.
Дыханье у нее сдавлено. Всю ее с головы до пят пронзает болями. Бежать и бежать, продолжая тащить щипцы. Они переходят на сиплый шаг и смотрят, как ночь смыкается вокруг них неизвестностью своей. Где они, им едва ли ведомо. Она думает, как может подобная удача просто свалиться с неба, а может, и нет, – может, ты сама создала себе свою удачу, может, Барт был прав. Они продвигаются сквозь смурнеющие деревья, и она чувствует, как Барт смотрит на нее странно, словно пытается разгадать. А затем могуче хохочет.
Говорит, ну ты и женщина, сама-то понимаешь? Ну и женщина. Качает головой, словно не понимает Грейс.
Она смотрит на него странно. Никто раньше не называл ее женщиной.
Он говорит, пиратская королева Коннахта, вот ты кто. Грейс О’Малли[47] – ха! Вот так совпаденье. Так отныне и станем мы тебя звать. Чтоб хватило наглости вытворить такое со щипцами. Боже мой.
Она не знает, куда глаза деть, а потому садится на камень и смотрит в небо.
Он говорит, вытяни руки. Вытрясает монеты в ее ладони-бабочки, вместе пересчитывают свое богатство – три фунта, десять шиллингов и два пенса.
Она говорит, думаешь, этого хватит?
Он выбрасывает чайник, говорит, ха! Хватит – на что? На шикарную жизнь? Ну ты и женщина.
Затем голос его притихает. Говорит, надо бдеть. Мы там по-крупному выступили. Нас теперь будут искать. Такое уж точно с рук не сойдет.
Дыхание у нее драное, и в каждый член пробирается усталость. Она прикидывает, сколько еще сможет вот так бежать, представляет, как бежит всю ночь и как снедает ее усталость и всадники нагоняют их, потому что тела их устали, такое бывает с телами, если не давать им отдыха, и вас настигнут, если для таких дел нет у вас лошадей. Она поднимает взгляд, видит последний свет сумерек и бремя ночи поверх него.
Говорит, что, как думаешь, случится в день конца света?
На лбу у Барта растерянность. Что за вопрос такой? Свет не кончится. Он будет продолжаться и продолжаться. Но если когда-нибудь в будущем предстоит ему кончиться, выглядеть это будет так. Соберутся тучи, двинутся на запад, принесут дождь, а где-то дождь уже будет лить, и кто-то намокнет и станет чертыхаться на этот счет. Так же, как это было всегда.
Она говорит себе, пиратская королева Коннахта.
Теперь она уверена: они невиновны и молоды и никогда не умрут.
Мир грез отрясает тени свои, когда они добираются до Атлона. Глаза превозмогают сон. Ей кажется, что ноги у нее переломаны, она шла всю ночь, напрягаясь от ожидаемого появленья их – от возможного пучка факелов вдали. Еще чуть-чуть, все повторял Барт. Однако ж вот, прибыли, подошвы у ней опалены, входят в город без всякой помехи. Она говорит Барту, я хочу комнату и постель, прикидывает, каково это – пожить на постоялом дворе.
Барт говорит, мы попросту им себя явим.
Она говорит, тогда скажи мне, что толку в тех деньгах?
Колли говорит, думаешь, нам удастся найти себе комнату?
Она смотрит, как рассвет подбирается к дверям, в проулки и дворы. Показывает бездомных во всей красе, груз многих мыслей теперь зрим. И все же улицы являют людей сортом получше, рано встающие мужчины в добротных накидках и пальто отправляются по дневным делам, и женщины в изящных плащах в точности по размеру. Зорко наблюдает она за ранними птахами. Довольно широкая улица, на всем тут вывески. Некто выволакивает на дорогу указатель, объявляющий лучшие парасоли.
Они идут туда, где город вроде бы заканчивается, и там обнаруживают громадный мост. Барт говорит, это река Шеннон, и вон то есть понятие об аде. Он показывает на большие армейские казармы на берегу реки. Женщины неподалеку лупят белье у воды, вода скользит мимо битая и молчаливая. Мимо них идет
