Табия тридцать два - Алексей Андреевич Конаков
С Толяном? (Увы, он никогда не верит Кириллу.)
С Яном? (Его вообще не заботят общественные проблемы.)
А может быть – с Фридрихом Ивановичем Саслиным?)
* * *
Пиджак или рубашка?
Рубашка или пиджак?
В пиджаке жарко. В рубашке несолидно.
(Еще носки, как назло, остались только желтые и оранжевые.)
Оценивая немногочисленные варианты и ежеминутно поглядывая на часы, Кирилл собирался в гости к Саслиным; Майя, как и было обещано, официально пригласила его на юбилей своего отца, Фридриха Ивановича.
– Не волнуйся, – ободряюще сказала она по телефону, – все будет скромно и людей мало, узкий семейный круг. Вчера папу поздравляли коллеги из Министерства финансов, вот там пафос! Банкет на пятьдесят человек, речи на три часа, а в подарок, представляешь, преподнесли редкие марки из серии «Мастера атаки» – с Морозевичем и с Непомнящим (папа аж прыгал от радости, – ему именно этих двух и не хватало в коллекции; такой он заядлый филателист, не хуже самого Карпова). А мы просто пообедаем вместе – только ты не опаздывай, приходи ровно к половине второго.
Кирилл пришел к половине первого (и стал ждать в подъезде).
Было третье июня – день травли клопов в общежитии, – и пока Кирилл крался по коридорам, стараясь избежать встречи с вездесущей Надеждой Андреевной, его одежда основательно пропахла дихлофосом. Срочное проветривание рубашки над вольной Невой не особенно помогло, и Кирилл решил купить букет – надеясь, что аромат цветов хоть немного замаскирует вонь инсектицида; ну и не идти же к юбиляру с пустыми руками (хотя Фридрих Иванович категорически возражал против любых подарков: «Даже не думайте, дорогой Кирилл! Я же знаю, как небогато живут аспиранты»). Приобретенный недалеко от «Рагозинской» букет в самом деле мощно благоухал, но оказался, пожалуй, уж слишком громоздким (и постоянно грозил развалиться на части); кроме того, от него сразу же зачесалось в носу и захотелось чихать (что за подлые ботанические сюрпризы?).
Дверь (намаявшемуся в подъезде) гостю открыл лично Фридрих Иванович:
– Ага, Кирилл, заходите! Знаете, вам придется меня развлекать; жена моя сгинула в сумрачных глубинах кухни, сын сражается с математическими задачками, и я совсем один.
– А где Майя?
– Тоже с теми задачками, помогает.
(И действительно, из соседней комнаты слышался голос Майи: «Что же, давай еще раз. Дана шахматная доска 8×8, 64 клетки, и даны костяшки домино, причем каждая из костяшек занимает ровно две клетки. Сколько костяшек ты можешь уложить на доску? Тридцать две, правильно. Но вот у шахматной доски отпилили по одной клетке с противоположных углов – сколько теперь влезет костяшек? Нет, не тридцать одна! Нет! Я знаю, что шестьдесят четыре минус два равно шестьдесят два, но дело не в этом. Ответь сначала: какой цвет имеют клетки на противоположных углах шахматной доски – одинаковый или разный? Одинаковый, естественно. Значит, отрезав противоположные углы, ты оставил на доске тридцать две клетки одного цвета и тридцать клеток другого цвета. А костяшка домино всегда занимает две клетки разного цвета. Теперь тебе понятно, что тридцать одну костяшку ты расположить на доске уже никак не сможешь?»)
Фридрих Иванович вел Кирилла в гостиную, когда навстречу им вышла высокая красивая женщина в темно-синем платье – и с двумя бутылками коньяка в руках.
– Кирилл, знакомьтесь, моя супруга, Ксения Александровна. Ксюша, это Кирилл, друг Майи и весьма толковый молодой человек, ну я тебе уже рассказывал.
– Здравствуйте, Кирилл! – улыбнулась Ксения Александровна.
– А почему, Ксюша, – продолжал Фридрих Иванович, – ты так беспечно гуляешь по дому с этими ценными емкостями, рискуя выронить их и разбить вдребезги?
– Потому что ищу тебя, Феденька, – в тон мужу отозвалась жена, – хочу узнать, какой мы откроем сегодня коньяк, пятилетний или десятилетний?
Фридрих Иванович даже руками всплеснул.
– Ксюша, ну, разумеется, десятилетний! Стол должен быть и-де-аль-ным, а ведь еще доктор Тарраш говорил: «Если одна фигура стоит плохо – то вся партия стоит плохо».
– Папа, ты уже познакомил маму с Кириллом? – появилась в дверях Майя.
– Как видишь! Хотя деликатное это задание поручалось тебе.
Под такую развеселую болтовню дожидались еще одного гостя (гостью) – кузину Фридриха Ивановича, Иду Карловну. (Опасаясь при всех говорить о Броткине, Кирилл для начала попытался обсудить с Майиным отцом проблему компьютерных программ и читерства, но потерпел фиаско. «Не берите в голову, Кирилл! – отмахнулся тот. – На людей, игравших слишком сильно, в любые времена возводили напраслину. Но если сейчас на Западе все объясняют подсказками от Stockfish, то раньше придумывали что-нибудь другое (зачастую более оригинальное): Руй Лопес, мол, располагал доску так, чтобы солнце светило противнику в глаза, Михаил Таль напропалую использовал гипноз, а Карпову в его матче с Корчным якобы помогал боевой парапсихолог Владимир Зухарь».) Потом, когда Ида Карловна приехала, все вместе пошли за стол, и у Кирилла даже дыхание перехватило. Вероятно, это и называется «роскошь»? «гурманство»? «Лукуллов пир»? Сначала был холодный киш с весенними травами (петрушка, рукола, зелень одуванчика), затем – огуречный суп-пюре, далее – гречневая каша с грибами и твердым сыром. Запивали, по категоричному требованию Фридриха Ивановича, ледяной водкой. Младший брат Майи в обеде участия не принимал («Левушка сейчас в школу идет, на репетицию, – объяснила Ксения Александровна. – Они в классе решили к 20 июля, Международному дню шахмат, поставить Les femmes vengées, ou Les feintes infidélités[38], одноактную оперу Филидора; уже полгода готовятся, такие молодцы»), и Кирилл сожалел об этом (так как Левушка напомнил ему собственного брата, Сережку), но зато какую головокружительную беседу завели вдруг женщины, два восклицательных знака. Ида Карловна давно работала в области когнитивных наук – и увлекательно рассказывала про концепцию человеческого мышления как «ящика с инструментами»: «Шахматы очень полезны для верификации данной идеи, ведь имеющийся в распоряжении игрока комплект фигур тоже можно понимать в качестве своего рода „ящика с инструментами“; собственно, „мастерство шахматиста“ – это и есть умение подбирать нужные инструменты для решения конкретных тактических и стратегических задач: ладьи полезны на открытых вертикалях, разноцветные слоны усиливают атаку, конь – отличный блокировщик и т. д.» Жена Фридриха Ивановича тоже не только обеды готовить умела – защищенная ею на экономическом факультете МГУ диссертация когда-то наделала много шума и до сих пор активно цитировалась.
– Был такой итальянский экономист Вильфредо Парето, – вспоминала Ксения Александровна, – который утверждал, что восемьдесят процентов результата достигаются двадцатью процентами усилий. И мне пришла мысль проверить этот «принцип Парето» на шахматном материале: достаточно ли, например, восьми действительно сильных ходов для выигрыша партии, длящейся сорок ходов? Сначала казалось, что соотношение Парето не работает, – часто партии выигрывают и двумя хорошими ходами. Но, может быть, эти два хороших хода заняли двадцать процентов времени, потраченного игроком на партию? Или, например, на два хода израсходовано двадцать процентов всех мысленных усилий игрока, его мозговой активности? Тогда я набрала группу добровольцев, чтобы играли в шахматы, и принялась снимать электроэнцефалограммы. Мой научрук только головой грустно качал, бонклауд, мол, чепуха; однако мне повезло. Как раз в те годы «принципом Парето» заинтересовались важные люди из Министерства экономики: страну после Кризиса надо восстанавливать, а ресурсов не хватает; но что, если эти ценные ресурсы и не требуются в полном объеме, достаточно лишь двадцати процентов? Заманчиво! Впрочем, и сомнительно. Начались споры, дискуссии; и тут я со своими электроэнцефалограммами.
(Каисса, какие занимательные материи!
И какие трудные!
Кирилл и с самого начала не все понимал, а уж когда ученые дамы перешли к рассуждениям о «недостаточных теоретических основаниях поведенческой экономики», к выявлению «рудиментов курьезной модели бикамерального мышления, обнаруженных в дизайне некоторых когнитивных экспериментов», к каким-то «философским зомби»…
О чем это вообще?
Удивительно, но Майя участвовала в беседе как будто бы на равных: порой спорила, порой что-то уточняла, порой задавала вполне осмысленные вопросы. И только Фридрих Иванович периодически понижал невыносимый градус интеллектуального напряжения – просьбами («Ксюша, положи мне еще того салата с яблоками!») и замечаниями («Ида, а помнишь, когда мне было десять лет, я тебя столкнул в воду с набережной за то, что ты умничала перед моими одноклассниками?»). С точки зрения
