Табия тридцать два - Алексей Андреевич Конаков
Каисса, как тяжело Кириллу слушать такие рассказы.
Когда-то на уроках латинского языка ему задавали читать Светония – скорбную хронику правления череды бесстыжих негодяев, развращенных самодуров и натуральных преступников, почему-то именовавшихся «императорами», – и какие-то очень похожие чувства испытывает Кирилл теперь. Неужели шахматы в начале XXI века могли пасть так низко? Неужели это – туалетные скандалы, судебные иски, обвинения в читерстве, гипотезы ad anum[36] – вообще можно было называть шахматами, ставить на одну доску с древней культурой игры? И неужели все дело в компьютерных программах?
– Теперь, Кирилл, вы понимаете мой скептицизм? – продолжал Абзалов. – Stockfish и другие подобные ей программы чрезвычайно опасны для шахмат. В какой-то момент паническая боязнь читерства, подобно ядовитому туману, окутала все международные турниры, а в мире шахмат установилась атмосфера взаимной подозрительности; после трех-четырех подряд ходов по первой линии любого игрока готовы были обследовать чуть ли не под микроскопом – на предмет тайных передатчиков, сообщающих подсказки. И как от этого уберечься? Использовать металлоискатели и рентгеновские аппараты? Сооружать устройства для глушения электромагнитных сигналов? Или, может быть, начинать каждую партию с медосмотра игроков, заглядывать в рот и в уши, светить фонариком в прямую кишку? Нет, Кирилл! Подумайте хорошенько, и вы поймете, что Карантин и отсутствие мощных компьютеров в России – это настоящее благо для шахмат. (И не считайте меня луддитом. Да, без Stockfish мы теряем в качестве анализа, но вы же учили в школе партии великого Тиграна Петросяна – зачастую жертва качества является путем к победе.) Пусть мы не способны оценивать позицию с точностью до одной сотой пешки, пусть анализируем по старинке. Зато наша страна избавлена от проблемы читерства, одолевающей шахматы за рубежом; и я ничуть не преувеличу, если скажу, что Россия – последняя твердыня честной человеческой игры, оплот традиционных шахматных ценностей (которые мы, Кирилл, как историки, обязаны защищать). Помните третий постулат Уляшова? «Любые исследования шахматной культуры должны вестись таким образом, чтобы случайно не нанести ей, слишком еще нежной и слабой, непоправимого вреда». Считайте, что мое отношение к западным инновациям (там же компьютерных программ как цветов у радуги, не только Stockfish, но и Fritz, и Shredder, и Komodo, и Hydra, и Rybka; вавилонское столпотворение, Содом и Гоморра!) – практический вывод из этого постулата. Я восхищаюсь мощью современных компьютеров и был бы даже рад в глубине души, если бы программы вывели на чистую воду бездельников-аналитиков, но все же лучше не соблазняться этими миражами и полагаться в науке лишь на собственные, человеческие, силы.
– Да, но ведь в то же время, – принялся (по старой привычке) возражать научруку Кирилл и внезапно осекся: никаких внятных возражений не находилось.
(Конечно, Иван Галиевич был прав.
Но кто бы мог подумать. И как опасны эти компьютеры!
Что же произойдет, когда Карантин снимут?!
Одно ясно: шахматы нужно беречь. А вообще интересно было бы поговорить на эту тему с Дмитрием Александровичем. (Увы, после тайного визита к Броткину Кирилл внутренне боялся новой встречи с Д. А. У. Почему-то казалось, что Уляшов моментально догадается о предосудительном поступке своего аспиранта. Уж лучше переждать какое-то время, не рисковать. Эх, и зачем Кирилл вообще пошел тогда на кафедру анализа закрытых начал?!))
С такими тяжелыми мыслями, совершенно потрясенный услышанным, Кирилл отправился пешком в сторону дома. На Дворецкой площади возле Эрмитажа продавали пирожки с капустой, по Невскому проспекту ехали облупленные троллейбусы, вдоль Михайловской улицы (упирающейся в памятник Михаилу Ботвиннику) толпились нарядные граждане с детьми (шли, вероятно, в Театр комедии на премьеру «Жизни и смерти Паоло Бои, прозванного Сиракузцем» (авантюрист и шахматист Паоло Бои жил в Венеции, сражался с турками-османами при Лепанто, обучал игре испанского короля Филиппа II и Папу Римского Павла III, попадал в плен к алжирским пиратам, изобретал «живые шахматы», а однажды выиграл партию у самого дьявола)). Подумав о дьяволе, Кирилл почему-то следом сразу же подумал о Роберте Фишере, об изобретенных Фишером шахматах-960 («Вот уж где было бы раздолье аналитикам!»); и внезапно его осенило.
Каисса, как все просто (и как все хитро)!
«Раздолье аналитикам».
Да! Именно! Аналитики не дураки, они прекрасно понимают, что останутся без работы после снятия Карантина и прихода в Россию Stockfish (как и сказал Абзалов). В Encyclopaedia of Chess Openings[37] всего пятьсот ECO-кодов, то есть пятьсот основных способов начинать игру; вероятно, Stockfish разделается с этим объемом довольно быстро – лет за десять-пятнадцать любые дебюты будут просчитаны до миттельшпиля. Но если перейти от традиционных шахмат к шахматам-960, то и дебютов будет в 960 раз больше, то есть не пятьсот, а четыреста восемьдесят тысяч, и тут уж никакой компьютер, никакая шахматная программа не помогут. Кстати, в основном это будут закрытые дебюты, то есть те, которые начинаются любым ходом белых, кроме 1.e4. Вот почему извращенец Броткин со своими шахматами Фишера так тепло принят на кафедре анализа закрытых начал (несмотря на все риски для руководства кафедры), вот почему там не обращают внимания на его порочные склонности. Даже наоборот – наверняка поощряют их. Ведь если Броткину удастся сделать шахматы-960 популярными, если он каким-то образом сумеет их легитимировать, то аналитикам хватит работы еще лет на двести.
Вот это ход конем!
Александр Сергеевич, сукин вы сын, прав был Брянцев, прав был Саслин, когда называли вас гением. Надо же так планировать – на несколько десятилетий вперед. Но вы – злой гений, гений беспринципности, гений подлости и коварства, желающий принести в жертву традиционные шахматные ценности России ради безбедного будущего ваших покровителей-аналитиков (и, вероятно, ради того, чтобы отомстить Уляшову).
(Э-э, а может быть, Кирилл фантазирует? Преувеличивает? В конце концов, даже если Броткин умудрился навешать лапши на уши руководству Кафедры анализа закрытых начал, пообещав им вечную занятость, из этого еще не следует, что он на самом деле займется опасным (и уголовно наказуемым – 121-я статья) продвижением шахмат-960 в массы. Просто обеспечил себе теплое тихое местечко и сидит, в ус (кошачий) не дует.
Но если вспомнить: кем были юноши и девушки, отчисленные прошлой осенью из пединститута за шахматы Фишера? Аналитиками. А тот студент-математик из СПбГУ? Учился на кафедре прикладного шахматного анализа. А недавно наложивший на себя руки академик Борисов-Клячкин? Гений аналитики (специалист по «Славянскому кругу»). Да, почему-то среди поклонников шахмат-960 почти не встречались историки шахмат, или знатоки шатранджа, или исследователи чатуранги, или искусствоведы, или, например, текстологи – только аналитики. Вряд ли это случайность. А что, если Броткин все-таки действует? Если в ожидании грядущего снятия Карантина он ведет скрытую пропаганду, завлекает молодежь, шантажирует стариков – с целью постепенно склонить общественное мнение в нужную сторону? И если в недрах аналитических кафедр, разбросанных по всей России, сложилось уже целое тайное общество извращенцев, желающих узаконить шахматы Фишера?
Какой кошмар!
И что же делать?
С кем обсудить эти страшные антиципации?
(Понятно, что не с Абзаловым и тем более не с Д. А. У., – иначе придется рассказать о своем походе к Броткину. Но, наверное, и не с Майей
