Паромщик - Джастин Кронин
Мы – материал, из которого рождаются сны; вся наша ничтожная жизнь наполнена сном.
Вот так я отправляю это повествование в космос: послание в бутылке, брошенной в небесные волны. Возможно, получить его будет некому. Возможно, остался всего один разум, способный это услышать; разум, скрывающийся в сути вещей, проступающий, как лицо на холсте живописца. Кем бы вы ни были, в каком бы виде ни существовали – в виде времени, материи, света, – я прошу вас только об одном: оставьте нас в покое. Позвольте нам спать, видеть сны и тем самым выполнять свою работу – быть людьми.
Запускаются двигатели, разворачиваются широкие паруса, чтобы поймать дыхание творения. Мой корабль, мой «Ораниос», покидает причал и удаляется от берега. В помещении с криокапсулами меня ждет друг. Он по-мужски энергично приветствует меня и сопровождает к моей капсуле, дверца которой открыта. В соседней капсуле спит Элиза и видит свои сны. Вскоре я подарю ей еще один.
– Директор Беннет, разрешите спросить.
Я раздеваюсь. В помещении холодно, и моя кожа покрывается пупырышками.
– Спрашивай, Бернардо.
– Правильно ли я понимаю, что мы возвращаемся в пункт отправки?
– Да.
– На Землю?
– Совершенно верно.
– И правильно ли я понимаю, что вы будете Дизайнером нового пространства снов? – (Я отвечаю, что так оно и есть.) – Отлично, директор Беннет. Разрешите узнать, вы уже назначили своего преемника?
Я, как никто другой, верю в искупление.
– Моим преемником будет доктор Уоррен Сингх.
– А вторым преемником, если доктор Сингх не сможет выполнять эту миссию?
– Каллиста Лэйрд.
– Отлично.
Усевшись на край капсулы, я обматываю руку медицинским жгутом и ввожу себе препарат, подавляющий память.
– Директор Беннет, вам помочь надеть шапочку?
– Конечно, – отвечаю я, хотя мог бы обойтись без его помощи.
Я ложусь на дно капсулы. Бернардо надевает на меня шапочку, чем-то похожую на терновый венец.
– Ты всегда был мне хорошим другом, – говорю я ему. – Хочу, чтобы ты об этом знал.
– Вы очень добры, директор Беннет. Это лучшие слова, какие я от вас слышал.
– Пока я не захлопнул дверцу, не возражаешь, если я тоже задам тебе вопрос?
– Конечно, сэр.
– Скажи, Бернардо, ты видишь сны?
Внутри его что-то щелкает и стрекочет, потом он говорит:
– Поскольку я не сплю в истинном смысле этого слова, у меня не было возможности проверить это. Правда, когда я выхожу из режима гибернации, часто кажется, будто я вернулся из путешествия.
– Значит, видишь, – говорю я ему. – Это и есть сны.
– Сэр, но ведь я – машина.
– Может, да, а может, и нет. Возможно, ты такой же человек, как я, и тебе просто снится, что ты – машина. Ты когда-нибудь думал об этом?
Снова стрекочут колесики.
– Интересная мысль, директор Беннет.
– Относись к моим словам как хочешь. Просто у меня мелькнула такая мысль, и я поделился ею с тобой.
– Благодарю за то, что поделились вашей мыслью. Я подумаю об этом. Вам нужно еще что-нибудь?
– Пожалуй, нет.
– Отлично. – Он отходит. – Разрешите начать?
Я киваю и говорю:
– Бернардо, прибытие свершилось.
– Как вы сказали, сэр?
– Прости, это всего лишь выражение. Оно означает, что мы с тобой встретимся, когда прибудем туда.
Бернардо явно доволен:
– В таком случае, директор Беннет, окажите мне честь, позвольте сказать и вам: «Прибытие свершилось». Я желаю вам приятных снов.
– И я тебе тоже, друг.
Крышка закрывается. Меня обжигает холодом. Капсула заполняется слегка бурлящей криогенной жидкостью. Я закрываю глаза.
Меня зовут Проктор Беннет. Я – паромщик.
И я ухожу.
41
В земной жизни Тие не доводилось рыть ямы под отхожие места и управлять канавокопателем. А также стоять в очереди из ста человек, чтобы наполнить металлический поднос простой питательной едой, которой нельзя было насытиться, поскольку ей всегда хотелось есть.
На Земле она не делала очень многое из того, чем занималась здесь.
Кэлусианские дни холодны, а ночи еще холоднее. Ветер проникает сквозь швы куртки, колышет стенки палатки, как простыни на бельевой веревке. Эту палатку Тия делит еще с дюжиной женщин, спящих почти впритык. Одна из них – Сандра, такая же веселая и оптимистичная, как и на Проспере (каждое утро она занимается йогой прямо на полу палатки). Только здесь она – инженер-механик со специализацией по гидравлическим механизмам, отсюда и устройство отхожих мест. На Земле Сандра жила в Айрон-Рейндже, штат Миннесота, и поэтому холод ей привычен. Она присоединилась к колонистам после того, как увидела по телевизору интервью с Проктором. Ее родители умерли, с мужем она недавно развелась. У нее не было ни детей, ни даже собаки. Учась в колледже, она летом работала экскурсоводом в Айдахо, водя по горным тропам группы старшеклассников и показывая красоты природы. (Тогда эти красоты еще существовали.) Слова Проктора задели в Сандре какую-то струну. Мир находился в глубоком кризисе; это видел каждый имевший глаза и хотя бы пару извилин. Она уже тогда подумывала о работе за пределами Земли – возможно, на Луне или на одной из марсианских шахт. (По словам Сандры, это был верный признак глубочайшей депрессии.) Она снова и снова просматривала интервью Проктора, и на четвертый раз внутри ее вспыхнула искорка надежды. «Черт побери, а почему бы нет? – подумала Сандра. – Здесь для меня ничего нет. А там – целая планета, ждущая освоения».
«Здесь для меня ничего нет». Сколько раз Тия слышала эти слова от колонистов, встречаясь с ними на Земле? Теперь они говорят по-другому: «Там ничего не было, а здесь – непочатый край работы».
В свободное время, которого у нее немного, Тия гуляет. Небо почти всегда закрыто облаками, но она не возражает. Облака делают небо интересным, полным глубины и движения. (Это тебе не Проспера с постоянной синевой небес и ослепительным солнцем.) У нее появился любимый маршрут: вдоль берега реки до места, где река впадает в море. На широком пляже – мелкий, почти черный песок. Большие волны ритмично накатывают на берег, а за ее спиной – зубчатая стена гор, поблескивающих ледяными вершинами.
Квинна и остальных она видит редко. Каждый плотно занят своей работой. Поэтому Тия пока ни с кем не поделилась новостью. Правда, ей и самой нравится держать это в тайне как можно дольше. Так она найдет ответ на вопрос, который вряд ли кто-нибудь задаст ей.
Она бредет по пляжу. Когда она впервые оказалась в этом месте, любой звук, любое движение заставляли ее сердце биться от страха. Но
