Паромщик - Джастин Кронин
А затем произошло нечто странное. Все забыли обо всем.
«Забыли», пожалуй, не самое верное слово. Большинство людей по-прежнему помнили то, что происходило на Проспере, но в условиях лихорадочной подготовки к перемещению на Кэлус события мира снов значили все меньше. Психологически это воспринималось во многом так же, как некогда – отзвуки: мимолетные, на уровне дежавю, воспоминания о событиях прошлого, которые в новой реальности не так уж важны.
Но один пласт воспоминаний колонистов не мерк и не уходил на задний план. Они помнили отношение к себе со стороны инвесторов. Их ненависть была жгучей и даже утробной, как у Антона. Капсулы всех двенадцати тысяч инвесторов, включая Отто и Каллисту, располагались отдельно от капсул колонистов. Мы выставили охрану, перекрыв доступ в ту часть корабля. Стараниями Паппи и Синтии остальные члены руководства не вызвали на себя гнев колонистов. А мне досталось по полной. В памяти этих людей засело, что я – главный виновник их страданий – не покидал купола, передав почти все свои обязанности Квинну, Тие и другим. В любом случае моя работа была окончена. Я доставил колонистов на их новую родину. Остальное уже зависело от них.
Разумеется, были и приятные минуты. Люди радостно воссоединялись, восстанавливали отношения, говорили о том, как будут строить новую жизнь. Накануне отлета на Кэлус ко мне заглянул мой брат Малкольм. К этому времени мы с ним преодолели взаимную неловкость, ведь на Проспере мы были отцом и сыном. Мы даже посмеялись над этим, помня, однако, что здесь есть доля правды. Я всегда видел в Малкольме не столько старшего брата, сколько отца. (С Синтией было по-иному. Я воспринимал ее только как мать и наконец оставил попытки что-либо изменить. Она призналась, что тоже видит во мне сына.)
– Не помешаю? – спросил брат, останавливаясь у порога.
– Все мои важные дела окончены, – улыбаясь, ответил я. – Входи. – Он присел на край койки. Я чувствовал: брата что-то тревожит. – Мэл, в чем дело?
– Думаю, мне пора извиниться, – ответил он, предварительно откашлявшись.
– За что?
– За тот, – он нервно взмахнул рукой, – случай на причале.
– Тебе не за что извиняться. В конце концов у нас все получилось. Если бы не это происшествие, нас бы не было здесь.
– Не совсем так. – Малкольм помолчал, стараясь совладать с собой. – Мы никогда не говорили об этом, но вряд ли я всегда был идеальным отцом для тебя. Наверное, такое признание звучит странно.
– Не более странно, чем все остальное, – ответил я и улыбнулся, желая подбодрить его. – Ты был прекрасным отцом. А все твои недостатки я тебе давно простил.
Малкольм сосредоточенно разглядывал свои руки.
– То, что ты мне сказал перед нашим расставанием на пароме…
– Послушай, Мэл…
– Нет, позволь мне договорить. Я тогда не ответил, а надо было ответить. Правда, мне всегда трудно давались такие признания. Поэтому я говорю только сейчас. Я тоже тебя люблю. – Он поднял глаза на меня. – Вот что я хотел тебе сказать. И еще: я знаю, что́ ты собираешься сделать.
Так, теперь понятно.
– Ты говорил с Квинном.
– Проктор, об этом знают все. Мы начали думать, как отговорить тебя от этой затеи.
– И что вы решили?
– Что я должен пойти к тебе и авторитетно, как старший брат, сказать: «Не вздумай». Но ничего подобного я говорить не стану.
– В чем причина?
– В том, о чем я только что сказал. – Он встал и положил мне руку на плечо. – И последнее. Это наша с Синтией просьба. Если не ошибаюсь, ты ведь капитан этого корабля?
– Директор, но, думаю, это одно и то же.
– Значит, ты, как капитан, не откажешься нас поженить?
Уна нашла среди колонистов священника, и тот написал слова, которые следовало произнести. Мы собрались в куполе. Квинн был шафером (поскольку мне досталась роль священника), Тия – подружкой невесты. Брачная церемония продлилась всего полминуты, после чего мы поздравили счастливую пару, распив одну из последних во вселенной бутылок шампанского.
Об Элизе не было сказано ни слова. Я их понимал.
Момент прощания наступил как-то уж слишком скоро… хотя и с запозданием на сто тридцать семь лет.
Последний шаттл был нагружен и подготовлен к отлету на Кэлус. Мой брат с женой уже улетели, так же как Паппи и остальные колонисты. Местом для поселения избрали поросшую травой равнину на юго-западном побережье континента, у широкой ледниковой реки. Пробы показали, что холодная речная вода отличается чистотой, а река изобилует рыбой; среди прочего в ней водилось нечто вроде угря с белой, острой на вкус плотью.
Я не хотел ступать на борт шаттла, боясь, что не выдержу, и потому прощание происходило в шлюзовом отсеке. Заплаканная Уна обняла меня и долго не отпускала. Далее со мной прощался Джейсон. Он вытянулся по стойке смирно и отсалютовал мне, как морской летчик, которым был когда-то на Земле. Я помнил, как совсем недавно юный Джейсон явился ко мне в своем первом деловом костюме и сверкающих ботинках, как он признался: «Я всегда хотел быть похожим на вас». Трогательное признание, казавшееся еще более трогательным теперь. Любые слова с моей стороны выглядели бы неуместно, и я просто обнял беднягу, окончательно смутив
