Фриц Лейбер - Избранное. Том 2: Серебряные яйцеглавы; Ночь волка; Рассказы
— Есть, уходит пол-утренняя ракета! — возбужденно крикнул кто-то.
Том, как и все остальные, глянул вверх и невольно зажмурился от ослепительно-яркого солнца. Однако тут же до ушей донесся негромкий рев, который быстро ослабевал как по силе, так и по высоте звука. Он вспомнил, что в этом районе находится военный ракетный полигон, но осуществляли ли пуски ежедневно, он не знал.
— По-вашему, она сбилась с курса? — с тревогой спросил он.
— Это исключено, — ответил один из Уолверов. («Наверно, Борода», — подумал Том.) Уверенность, с какой это было сказано, натолкнула на возможную разгадку: видимо, на днях сюда со всего света съехались ученые со всякими передовыми идеями, и это — какая-нибудь группа, работающая на строящемся неподалеку атомном центре и в перерывах устраивающая такие вот экстравагантные выходки.
Когда они шумной компанией подходили к дому, он услышал, как Луиза сказала с упреком: «Но ты все-таки объявил сегодня выходной», — и ответ мужа, своим обликом напоминавшего веселого фараона: «Я еще раз проверил таблицы настроения и обнаружил тонкую волну, которую раньше пропустил».
Тем временем Борода взял заботу о Томе на себя. Том не запомнил его имени, но это был мужчина со светло-коричневой кожей (борода же у него была черной), одетый в зеленый саронг[35] и извергавший безудержное веселье и экспрессию.
— Там вот плавательный бассейн, на другой стороне посадочная точка, — начал он, но, заметив пристальный взгляд Тома, обращенный к черной, как сажа, крыше, осекся. — Солнечные батареи, — пояснил он с гордостью. — Они покрывают все наши потребности в электричестве.
Том уловил в его голосе некую особую интонацию.
— Интересно, почему вы не используете атомную энергию? небрежно обронил он.
Борода кивнул:
— Нас уже спрашивали об этом. Дело эстетики. Зачем зря терять солнечный свет, а вместо него без необходимости прибегать к тяжелым радиоактивным веществам? Ты, конечно, можешь думать иначе. Из какой ты, сказал, группы?
— Тоскер-Брауновской, — ответил Том, но, увидев, как у того недоуменно съехались брови, добавил: — Отпускное Братство. Да вы его знаете.
— Я — нет, — признался Борода. — А где оно находится?
Том коротко описал ранчо и домики на другой стороне долины.
— Забавно, но я не могу определить, где это, — пожал плечами Борода. — Вот есть пришли дети.
Дюжина голых ребятишек наперегонки бежала вокруг ранчо, за ними — тоже бегом — следовала женщина в платье с глубокими разрезами по бокам, чем-то напоминавшем те, что носят африканки.
— Ваши? — спросил Том.
— Наши, — ответил Борода.
— C'est un homme.[36]
— Regardez des vetements![37]
— He надо практиковаться, дети, у нас выходной, — сказал Борода. — Том, Хелен, — представил он женщину в хорошо вентилируемом одеянии. — Сегодня ее очередь сопровождать die Kinder.[38]
Один из мальчиков слегка стукнул Бороду по коленке:
— Можно, мы покажем незнакомцу наши вещи?
Тотчас с этой просьбой Бороду обступили и остальные. Он вопросительно взглянул на Тома, который кивком выразил свое согласие. Через секунду маленькая «труппа» увлекла его в направлении просторного сооружения-пристройки. Чего там только не было: разные странные игрушки, камни, растения, небольшие животные в клетках и без оных, причудливые модели то ли самолетов, то ли подводных лодок. Но внимательно рассмотреть хоть что-нибудь из этого богатства Тому не удалось.
— Видишь мои кристаллы? Это я вырастил.
— Понюхай мои мутированные гардении[39]. Скажи теперь, есть разница?
Никакой разницы Том не заметил, но все же кивнул.
— Посмотри на моих толстякиттов. — Это относилось к нескольким белым длинноухим белкам, грызшим морковь и орехи.
— Вот моя новейшая модель космического корабля, он называется DS-57-B. Смотри, какая здесь детальность, — совал ему в лицо одну из похожих на подводную лодку штуковин самый старший.
Том почувствовал себя неким фантомом, бесплотным образом, которого пухлые ручки херувимов увлекают в некую вычурно-пышную картинку. Если, конечно, не считать того, что херувимы были стройными, загорелыми, кипели фантастической энергией и обладали, по-видимому, удручающе высоким интеллектуальным коэффициентом[40]. (Что эти ученые сделали с детьми!). Он заскучал по Луизе и проникся слезливой благодарностью к единственной маленькой девчушке, которая с важным видом прыгала через скакалку в углу и не обращала на него никакого внимания.
В его память врезалась странная тарабарщина, которую она все время повторяла: «Гик-ло, И-о, Рик-о, Джис-сс, Гик-ло, И-о…»
Вдруг воздух наполнился тихим мелодичным перезвоном.
— Обед! — закричали дети и гурьбой побежали из пристройки в сторону ранчо.
Он, гораздо более степенно, последовал за ними. Идя вдоль стены ранчо, он с интересом заглядывал в огромные окна, пытаясь увидеть, как живут и где спят Уолверы, но оконные стекла были непривычно затемнены. Затем он вошел в большой дверной проем, в котором исчезли дети, и его любопытство сменилось неподдельным удивлением.
Упругий зеленый пол не был простой плоской поверхностью, подобно разбивающейся о пирс волне он отлого поднимался по направлению к противоположной белой стене. Чаши кресел являли собой заботливые руки великанов, выраставшие из зеленого пола грибы и растения с широкими листьями — столики, окно громадную картину с изображением красных камней.
И все же по-настоящему его интерес художника разгорелся при виде облицованных деревом стен. Они благоухали фруктами и цветами, непостижимо-волнующе вырезанными в разных стилях. Никогда прежде ему не доводилось видеть столь изящной работы.
Неожиданно он осознал, что в комнате царит полная тишина — хозяева и хозяйки улыбались ему из-за большого длинного стола. Движимый внезапно охватившим его чувством покорности, он, опустившись поочередно на одно, затем на другое колено, расшнуровал свои теннисные туфли и поставил их рядом со стоявшими у двери сандалиями и шлепанцами. Когда он поднялся, раздались нежные и немного комичные звуки. Это дети, выстроившись за столом, торжественно дули в деревянные флейты и рекордеры[41]. У стола оставалось одно свободное кресло, и он, ощущая только песок у себя на ногах, направился прямо к нему.
Его огорчило, что Луиза оказалась не рядом с ним, но вид пищи заставил забыть обо всем, кроме голода. Здесь были маленький прелестный антрекот, разрубленный на безупречно ровные темные и светлые ломтики, а также всевозможные овощи и фрукты, из которых один или два вида показались ему незнакомыми.
— Доставлены по воздуху из Африки, — произнес кто-то.
«Ох уж эти хитрюги-ученые, — подумал Том, — живут себе за охранным занавесом в своем невообразимом мире!»
Когда они сидели за кофе и вином (дети к этому времени уже закончили свой концерт и были заняты обедом за другим столом), он спросил:
— Как вам удалось достичь всего этого?
Джок, «веселый фараон», пожал плечами:
— Это не трудно.
Рахиль, стройная негритянка, усмехнулась, глядя ему прямо в глаза:
— Мы честные и праведные люди. Том.
Он попытался сформулировать вопрос так, чтобы избежать упоминания о деньгах:
— Кто вы по профессии?
— Джок работает на урановых рудниках, — подхватывая нить разговора, живо отозвался Лэрри (Борода). — Рахиль разводит морские водоросли на ферме. Я — пилот ракеты, Луиза…
Несмотря на радость, вызванную тем, что его догадка наконец-то подтвердилась, Том не смог побороть ощущение сильной неловкости.
— А вы уверены, что следует рассказывать мне такие вещи?
Лэрри рассмеялся:
— А почему нет? Луиза и Иокиши последние шесть месяцев обмен-рабочие в Китае…
— Большей частью роем канавы, — иронично вставил Иокиши.
— …а Саша трудится на сборочном заводе. Хелен — психиатр. И все мы занимаемся совершенно обычными делами. Сейчас у нас общий отпуск…
— То есть мы в отпуске вместе, — внес ясность Лэрри. — А чем занимаешься ты?
— Я художник, — произнес Том, доставая сигарету.
— Но что ты делаешь еще? — переспросил его Лэрри.
Том почувствовал раздражение и замешательство одновременно.
— Просто художник, — пробормотал он с сигаретой во рту, роясь в карманах в поисках спичек.
— Погоди, — сказала сидевшая рядом Джойс, направляя на кончик его сигареты узкий пучок серебристых лучей. Он ощутил на губах слабую вибрацию и, закашлявшись, отпрянул назад. На кончике сигареты тлел красный огонек.
— Мамми, мутируй, пожалуйста, мои зернышки мака. — Из-за детского столика к Джойс метнулась маленькая девчушка.
— Ты очень невоспитанная девочка, — произнесла Джойс без тени упрека в голосе. — Давай их сюда. — И она направила короткий пучок серебристых лучей на глиняные шарики, лежавшие на смуглой ладошке.
