Паромщик - Джастин Кронин
– Значит, все-таки можно пробудиться изнутри.
– Теоретически – да. Ты хочешь убедить восемьдесят тысяч человек взяться за руки и поплыть к краю мира? Не представляю, как ты объяснишь им это.
– Но должен же быть какой-то способ, – не сдавалась Тия.
– Поверь, я готов выслушать любые предложения. – Квинн повернулся к Антону. – Скажи, что ты помнишь из своего сна?
Признаюсь, я все еще не мог поверить, что смышленый, плутоватый сорванец, встретившийся мне на Аннексе, и взрослый мужчина, сидевший напротив меня, – один и тот же человек.
– Не много, – ответил Антон. – Все как-то перепуталось.
– Но постепенно картина проясняется.
– В общем да, – кивнул он.
– Нам нужно поговорить втроем. Устроить… совещание руководства, – сказал я Антону.
– Мне надо уйти?
– Почему бы тебе не проверить состояние почвенной лаборатории? – предложил ему Квинн. – Я пришлю данные по почвенным образцам. Глянешь на них профессиональным глазом.
Антон посмотрел на меня, на Тию, затем снова на Квинна.
– Конечно, – сказал он и встал. – Если понадоблюсь, я буду в лаборатории.
– Спасибо, Антон.
Он ушел.
– Проктор, что за чертовщина? – спросил меня Квинн, когда за Антоном закрылась дверь. – Я предвидел, что так оно и будет. – Выкладывай, что у тебя на уме.
– Хорошо. Скажу. Знаешь, что произойдет в ближайшие часы? Этот милый биолог-почвовед, который и мухи не обидит, начнет думать: «Я убью этих мерзавцев». Проктор, все испытуемые вспоминали сон. Все без исключения. Кто раньше, кто позже, но результат был одинаковым. Как по-твоему, что случится, если мы действительно сумеем пробудить колонистов? Да они порвут инвесторов в клочья.
– Давай думать о переходе моста, когда мы окажемся возле него.
– Мы уже возле него. И мост надо переходить. Это ведь ты устанавливал параметры. Восемьсот лет хороших снов. Помнишь?
– Об этом просила Коллегия.
– Скажи, как прекрасные сны обернулись полицейским государством, где колонисты жили в грязи и нищете, а мы играли в теннис и угощались канапе, поданными на серебряных подносах?
– Этого я объяснить не могу.
– А я думаю, можешь. Просто не хочешь говорить об этом вслух.
– Честное слово, я не понимаю, о чем ты.
Квинн и Тия, сидевшие напротив, осторожно переглянулись.
– Эй, вы оба! Давайте напрямую, без намеков, – не выдержал я.
Тия подалась вперед, глядя мне в глаза:
– Знаю, Проктор, тебе не хочется касаться этого, но мы должны учитывать роль Элизы. Мы все помним, в каком состоянии она находилась.
– Она была подавлена. Мы оба были подавлены. Мы же потеряли нашу дочь.
– Я знаю, об этом больно говорить.
– Не столько больно, сколько неуместно. Уоррен – вот о ком мы должны говорить.
– Питомник. Мониторы. Факсы и дроны. Как ты объяснишь их появление?
– Система интеграции сознания интерпретировала параметры по-своему, – сказал я, прекрасно сознавая, что оправдываюсь. – Слегка вольно, согласен.
– Речь не о вольностях, – возразила Тия. – Система получает подсказки от Дизайнера.
Я посмотрел на них:
– Вы хотите сказать, что Элиза несет ответственность за все это?
– Подумай сам, Проктор. Жизнь без боли, печали и даже без смерти. Мир, где люди могут забыть о своих тревогах. Мир без… детей.
– Я больше не могу этого слышать, – заявил я и встал.
– Проктор!
– Пусть идет, – сказал Квинн.
И я ушел.
Я вернулся к себе. Сразу пойти в помещение с криокапсулами я не мог, поскольку знал, что́ меня там ждет. Я решил немного вздремнуть, но мозг не мог пересечь границу между миром снов и явью. Наверное, причина крылась в том, что я и так провел во сне триста шестьдесят шесть лет. Интересно, сумею ли я снова чередовать сон и бодрствование?
Кончилось тем, что я оставил попытки уснуть и спустился на лифте в главную часть корабля. Я бродил по коридорам, думал о Проспере, о том, что там делается. Был ли наш побег замечен? Если да, какими будут последствия для тех, кого мы оставили в мире снов?
Затем, как и следовало ожидать, я начал думать об Элизе; не о той, что осталась на Проспере вместе с Уорреном, а о настоящей Элизе. О женщине, ворвавшейся в мою жизнь и изменившей все.
В мире снов мы познакомились на вечеринке. В реальной жизни – тоже, только местом встречи был не помпезный зал, где проходил официальный прием, а дом нашего общего друга, пригласившего меня и Элизу на обед. Нас усадили рядом. Я тогда только начал сотрудничать с корпорацией «Проспера» и работал в Беркли, где располагался их исследовательский центр. Элиза вернулась домой после стажировки в Стэнфорде, где специализировалась в области нейрофизиологии. Предметом нашего разговора стали сны, но не в их обычном, обывательском толковании. Мы говорили о психологических механизмах, которые переводят мысли людей в символы, создавая пространство снов. (Меня мучили кошмарные сны, предвестники катастроф, о которых знал только я: все мои попытки сообщить об этом людям вызывали недоверие и насмешки. Элизе часто снилось, что она осталась одна в открытом море, хотя это не страшило ее.) Когда обед закончился, мы перешли в гостиную, уселись на диван и продолжили разговор, затянувшийся далеко за полночь. Мы были так поглощены беседой, что даже не заметили, как остальные гости разъехались, а хозяин отправился спать. Эту историю мы и наши друзья потом рассказывали несколько лет. Признаюсь, я был пленен умом Элизы, ее рассудительностью, чувством юмора и добротой. В ней горел неукротимый огонь; такой жизненной силы я не встречал ни в одном человеке. Словом, она меня околдовала, и я в тот же вечер начал мысленно строить наше совместное будущее, желая, чтобы оно никогда не кончалось.
Думал я и о той Элизе, какой она стала после смерти Кэли. Об Элизе тех ужасных месяцев, сложившихся в ужасный год; Элизе скорбящей, молчаливой и безутешной, погрузившейся в себя так глубоко, что все мои попытки пробиться к ней потерпели неудачу. О той Элизе, которая ушла и не вернулась, оставив меня одного.
После бури мы немедленно выехали из своего дома. Жить там, где погибла наша дочь, каждый день видеть ее призрак – сама мысль об этом была невыносимой. Вначале мы поселились в отеле, а когда выяснилось, что гостиничный номер слишком тесен для двух сокрушенных душ, Каллиста и Джулиан предложили свой гостевой дом, чудом уцелевший во время бури. (Мир уже стоял на грани катастрофы, но такие, как Каллиста и Джулиан, были настолько богаты и влиятельны, что могли отгородиться от всех потрясений. Точнее, отсрочить
