Чернее черного - Иван Александрович Белов
Начальство Бучила с ходу определил. Высокий худощавый мужчина за шестьдесят, с обветренным морщинистым лицом, украшенным двумя ветвистыми шрамами. Похож одновременно на священника и на воина. От него ощутимо разило силой и властью. Чисто выбрит, одет – ясное дело – в примелькавшийся черный плащ. Взгляд ледяных серых глаз прожигал до нутра. За его спиной как-то совершенно незаметно возникла пара опасного вида сопровождающих. И еще третий, тощенький и бледноватый отрок с толстой книгой в руках.
– Каноник, отец Николай Лужецкий, – представился человек со шрамами и, едва улыбнувшись, добавил: – Всесвятая консистория по делам веры и благочестия.
В повисшей тишине, казалось, было слышно, как по забору ползут капли дождя. За спиной надсадно всхлипнул Никанор. Ну мать твою через колено! Бучила обреченно вздохнул. Нет, ну этого, конечно, стоило ждать – сколько веревочке ни виться, а конец один. Там, где замешана хоть толика чародейства, рано или поздно появляется Консистория. Витиеватое и отдающее скучнейшей бюрократией название, скрывающее инквизицию новгородского патриарха, занятую розыском и искоренением ереси, нечистой силы и колдовства. Последний рубеж обороны против ада и Сатаны. Ведомство, несущее волю божью на кончике меча. Их презирают и уважают, боятся и ненавидят, их методы жестоки и действенны: пытки, костры, массовые убийства и прочие невинные прелести. Работка грязная и неблагодарная, но полезная, того не отнять.
– Быстро вы, – глухо пробурчал Рух.
Отношения со всесвятошами у него никогда особо не складывались. Всякое бывало: и плохое, и хорошее. Пару раз помогали извести особо крупную нечисть, причем выставляя так, будто это Рух помогал и толку от него было с гулькин хренок. Так вдобавок обращались как с падалью: ни почета, ни уважения. Высокомерные сволочи. Неприятно, когда при тебе, не скрываясь, обсуждают, какая ты богопротивная тварь и, мол, место твое на свежеструганном осиновом колу. Спасибо, хоть угрозу в исполнение не привели. А ведь, суки, могли.
– Мы всегда вовремя. – Рваный шрам на щеке каноника Николая искривился, слившись с уголком губ в жуткую улыбку на половину лица. – Дошли слухи, что в городе случилась беда, а слухам мы верим. Ну и не ошиблись, хотели сразу прижечь нарыв, но господин полицмейстер убедительно просил подождать до выяснения всех обстоятельств. А ты, видимо, тот самый Рух Бучила.
– Тот самый, – Рух улыбнулся в ответ. – Нечисть, кровопийца, мерзкий упырь. Наслышаны обо мне, ваша святость?
– Более чем. – Каноник едва заметно кивнул. – Заступ нынче мало, я всех знаю наперечет. Служба такая.
– Нас нынче мало, и по вашей вине, – откликнулся Рух.
– Времена изменились, упырь, прошлое должно остаться в прошлом. А ты и подобные тебе – то самое прошлое, пережиток темных веков. Пока мы вынуждены мириться с Заступами, но решение этой проблемы лишь вопрос времени. И воли патриарха. Кстати, не знаешь, куда четыре года назад близь Нелюдова пропали два наших брата?
– В душе не имел, – пожал плечами Бучила, сделав честные-пречестные глазки. Четыре года назад в окрестностях соседней с Нелюдовым деревеньки Авдеевки без вести исчезла парочка дознавателей всесвятош. Их искали, конечно, да без толку – с Мглистых топей еще никто не выбирался, кикиморы злобствуют, и трясины страсть какие опасные. Особенно если к ногам случайно прицепился мешок тяжеленных камней. Руха тогда допросили, и все. В Авдеевке эти двое измордовали старуху: кто-то донес, будто промышляет бабка дьявольским ведовством. А Рух ее знал: хорошая бабка была, мужиков от пьянки заговаривала, бабам травы давала, чтоб каждый год не беременеть. Всякое такое. Ну и померла бабка, не выдержала железа каленого – много ли ей надо на старости лет? Бучила тогда сорвался немного, нырнули дознаватели дно у болота искать, там, поди, до сих пор и лежат, русалок развлекают и водяных.
– Я так и подумал, – смежил веки каноник.
– Меня ваши допросили тогда, – сообщил Рух. – Я этих двоих даже не видел. Кто их знает, может, волки схарчили, а может, в Боге разуверились и сбежали, куда вольная душа понесла.
– Разуверились, точно. – Глаза каноника на мгновение остекленели. – Ладно, это былые дела, вернемся к насущным. Господин полицмейстер сказал, вы отправились выяснять, что за тварь засела в доме бургомистра. Успехи есть?
– Воз и, сука, маленькая тележка, – похвастался Рух и ткнул притихшего Никанора в бок. – Мы тут вместе с попом моим разведку разведали и нашли, откуда зараза пошла. Как и думали, деревенька Луневка первой была, тварь из лесу вылезла, баб окрутила, мужиков пустила на суп.
– Что за тварь? – спросил каноник.
– Диа сильварум, мать ее в перегиб. Она же чаровница, она же облуда, она же дивожена.
– Диа сильварум, – каноник пробовал слово на вкус. – Лесная богиня, весьма неожиданный враг. Мне казалось, они давно вымерли. Сергий, напомни.
Застывший за спиной каноника монашек лет двадцати, стриженный под горшок и по-детски румяный, с готовностью сообщил:
– Последний раз Диа сильварум видели почти сто пятьдесят лет назад близь Ладоги. Уничтожила две деревни, была остановлена Лесной стражей и нашими братьями.
– Видали, каков? – Каноник горделиво воздел бровь. – Настоящая энциклопедия. Значит, сто пятьдесят лет прошло, так-так, и чего она вылезла?
– Понятия не имею, – фыркнул Рух. – У нее надо спрашивать. Мы возле берлоги встретили мавку, так она сказала, разбудили облуду. А кто и зачем – неведомо то. Кстати, мавка клялась, что они ни при чем. И я ей верю.
– Хрен с ними, с мавками, – всплеснул руками Бахметьев. – Толком объясните, что там за тварь?
– С вашего позволения, каноник. – Монашек Сергий был явно в своей тарелке. – Диа сильварум, редкий вид нечисти, выглядит как Капра хиркус с хм… явно выраженными женскими и мужскими интимными частями. Ареал обитания крайне обширен, владеют сильными чарами, с легкостью подчиняя своей воле прекрасный пол. Происхождение неизвестно, существует древняя халдейская легенда, будто…
– Ты так до утра будешь попусту молотить, – оборвал монашека Бучила. – Я щас человечьим языком объясню. Так, Бахметьев, завелась у тебя тварюга, похожая на вставшего на дыбки огромного козла с сиськами и елдой до колен. Бабенок охмуряет и трахает, а они, курицы, рады и исполняют все, что приказано. Мужиков ненавидит и старается всячески извести, может, мешаем мы ей, а может, попросту бесим, хер ее разберешь. Засела в доме бургомистра, и с ней сотня баб или около того. Бабы зачарованы и не понимают, что творится и к чему все