Жемчужный узел - Дарья Прокопьева
Поутру она чувствовала себя разбитой. Холодная вода и припарки не избавили от темных кругов под глазами, и пришлось выходить как есть: помятой, потерянной, сомневающейся в собственной правоте.
При виде отца Лизавета чуть не расплакалась. Он стоял возле телеги, сгружая провизию, и в свете солнца выглядел таким… домашним, обычным. На краткий миг отец вновь показался Лизавете непоколебимым, столпом и оплотом.
А потом отец обернулся, и усталость в его глазах напомнила, почему Лизавета должна была остаться одна.
«Пришло мое время защищать тебя», – подумала она, пряча лицо на отцовском плече. Объятия были теплыми, успокаивающими, пускай и прощальными. Они продлились чуть дольше положенного: никто не хотел отпускать первым, никто не хотел уходить. Но наконец Лизавета коснулась отца в последний раз – и отступила.
– Будь осторожен в дороге, – напутствовала она, будто взрослая.
– Не волнуйся, уж себя как-нибудь сберегу, – отвечал он, мягко гладя ее по щеке. – Но ты тоже обещай, что будешь осторожна.
– Даю слово, – и ведь даже не соврала: самое опасное она уже сделала.
Отец улыбнулся, грустно и одновременно нежно. Напомнил про обещание писать каждую неделю, а то и чаще, – Лизавета заверила его, что письма не заставят себя долго ждать.
– И еще, – отец уже сидел на козлах, но никак не хотел умолкать.
– Езжай уже, – Лизавета перебила, но не грубо, с улыбкой. – Со мной все будет в порядке. Ты же говорил: водяной пообещал тебе это, а они всегда исполняют обещания.
Отец после короткой заминки кивнул. А потом дернул поводья, и лошади медленно сдвинулись с места.
Лизавета провожала его взглядом до тех пор, пока телега не превратилась в крошечную точку на горизонте. А потом закрыла глаза и впервые с его приезда позволила себе тихонько заплакать. Совсем чуть-чуть – всего две-три слезинки скользнули по щекам, и вот она уже утерла глаза, подобралась. Стало немного легче.
– И куда ты теперь?
Конечно, то оказался Добрыня. Мысленно Лизавета поблагодарила его за то, что он не обратил внимания на ее раскрасневшиеся глаза, не сказал ни слова о пережитом прощании.
– Вы уже знаете, да? – спросила она, прищурившись.
– Понятия не имею, – не моргнув и глазом, соврал он.
«Мне бы так научиться», – мимоходом подумала Лизавета.
– Тогда для вас и Любавы – я отправилась на прогулку. Возможно, она затянется, и я решу переночевать в избушке на другом берегу озера: мне уже доводилось там бывать, Ольга была на диво гостеприимна и вряд ли на этот раз откажет. Можно сказать, я уверена, что она не откажет.
– Даже так? На моей памяти это первый раз, когда она так мила с чужаками.
– Мне кажется, я для нее не чужая. – Лизавета заколебалась, стоит ли говорить дальше, но потом махнула рукой.
Добрыня хмыкнул.
– Лад всегда был для нее как непутевый сын.
– Я думала, скорее как вечно досаждающий младший брат.
– У них для этого не такая маленькая разница в возрасте. – Лизавета нахмурилась, и Добрыня, похоже, счел должным продолжить: – Ты же понимаешь, что они выглядят моложе, чем есть на самом деле?
– Это сложно принять, – помедлив, проговорила она.
– Легче, когда ты видишь, как одна из них не взрослеет.
Лизавета бросила на Добрыню быстрый взгляд.
– О ком вы?
– Об Инге, – подсказал он. – Она выглядела точно так же, когда я был ребенком. Помню, как она иногда проносилась мимо нашего дома: платье развевается, две косички за плечами. Мальчишки с удовольствием с ней играли, она казалась своей, какими кажутся все девчонки до поры до времени. Меня, правда, с собой не брали – я тогда еще слишком мелким был.
– Вы? Мелким?
– Мне лет пять было, а ей… Не знаю, может, тринадцать.
Сейчас Инге можно было дать примерно пятнадцать лет.
– И что с ней случилось?
– Не знаю, – ответ Добрыни разочаровал Лизавету. – Я же говорю, что был в те времена совсем ребенком. Помню, в какой-то момент она исчезла с улиц. Ее родители уехали из деревни всего через пару недель, даже заходили к моим попрощаться. Но почему они вдруг решили все бросить…
Похоже, ему, как и Лизавете, приходилось лишь строить догадки. Хотя кое-что она теперь знала точно: если Инга оказалась частью Нави, значит, примерно в пятнадцать она умерла – судя по всему, на том самом озере, куда теперь предстояло отправиться самой Лизавете.
Глава 10
Она ожидала встретить у воды Лада, а потому заколебалась, завидев женский силуэт на фоне голубого неба. Ольга стояла, глядя куда-то вдаль, и не шелохнулась, даже когда Лизавета приблизилась. Пришлось покашлять, привлекая внимание.
– Ты знаешь, что духи воды могут почувствовать ее где угодно? – протянула Ольга в ответ своим глубоким певучим голосом. – Каплю росы, одинокую слезу, прокатившуюся по щеке?
Лизавета нахмурилась, не понимая, к чему она клонит. Ольга милостиво разъяснила:
– В людях очень много воды. Поэтому ни один человек не сможет подкрасться к кому-то вроде меня или Лада.
С этим можно было бы поспорить, памятуя об изумленном взгляде, каким сам Лад встретил Лизавету совсем недавно. Однако вместо того, чтобы усомниться в словах Ольги, Лизавета засомневалась в себе: не позволила ли она Ладу в очередной раз обвести себя вокруг пальца?
– Пожалуй, из всех нас лишь духи огня наименее защищены, – не дождавшись ответа, Ольга все-таки повернулась. – Вероятно, поэтому Мать-Природа наградила их столь разрушительными способностями. Они могут по щелчку пальцев уничтожить этот лес, деревню, при желании – даже осушить озеро, хотя тут надо постараться. Интересно, что бы ты делала, если бы решила пробраться в Навь с помощью одного из них?
Теперь стало очевидным: Ольга сердилась. Хотя до сих пор она обращалась с Лизаветой по-матерински мягко, та не удивилась. Ей казалось, что Ольга с самого начала была не сказать, чтобы рада ее появлению.
– Вы хотите сказать, что мне там не место.
– Я прямо это говорю, – возразила Ольга. – Живых людей не должно быть в Нави: это опасно и для тебя, и для нас.
– Для вас? Почему?
– А почему, как ты думаешь, мы скрываемся от людей?
Вопрос удивил Лизавету. До тех пор, пока он не прозвучал, существование духов в стороне от человечества казалось ей чем-то естественным, прописанным в самых основах мироздания. Но теперь Лизавета задумалась – а действительно, зачем держаться в тени могущественным созданиям, способным сжигать дотла целые деревни?
– Потому что нет никого страшнее, чем испуганный человек. – Ольга улыбнулась, столкнувшись с недоверчивым взглядом. – Подумай: что делают люди с тем, чего очень боятся? Что ты сама сделаешь с пугающим тебя пауком?
– Попрошу… – Лизавета не договорила.
– …убить, – закончила за нее Ольга. – Люди уничтожают все, что вызывает у них страх и непонимание. Нет, конечно, есть еще те, кто пытаются все чужеродное покорить. Но если не получается, все равно уничтожают.
Лизавета не нашлась, что на это возразить. На ум, как назло, шли худшие из возможных примеров. Вспоминались воинственные племена, которые обращали в рабство. Опасные животные, на которых объявляли особенно ожесточенную охоту. Или насекомые, пойманные и пришпиленные булавками к ткани.
– Лад совершил опасную глупость, когда притащил тебя в наш дом. Он поддался своей гордыне, отказался признать ошибку и подставил всех нас. Стоит твоему отцу решить, что ты здесь в опасности; стоит тебе по возвращении отсюда хотя бы ненароком проговориться, где ты была; стоит тебе самой как следует испугаться и попытаться сбежать… – Ольга покачала головой. – Достаточно одной искры, чтобы испортить все, что мы построили.
– Даю слово, я…
– Но ты не можешь ничего обещать! – она не повысила голос, но Лизавета чувствовала себя так, будто на нее накричали. – Ты даже не представляешь, что тебе доведется увидеть, с чем предстоит столкнуться. Как ты можешь быть уверена в том, что наша жизнь не повергнет тебя в ужас? Что она не вызовет отвращения, ощущения чудовищной неправильности? Что ты захочешь уничтожить все, что нам дорого?
– А если я дам обещание? – выпалила Лизавета в ответ. – Такое же, как Лад дал моему отцу? Поклянусь не рассказывать о вас никому, кто ничего не знает?
– Это было бы очень хитрое обещание.
– И что же в нем хитрого?
– То, что все люди и так знают о мавках,
