Пришлых, освободился, Рарри толкнул своей лопатообразной ладонью Камня в спину, мол, давай, вперед и с песней! Камень шагнул к столу и сел на место опрашиваемого. Он, хотя и не видел за собой никакой вины, отчаянно волновался. Дознаватель, заметив это, улыбнулся с превосходством. Магией от него не тянуло вовсе, а вопросы были самые ожидаемые: кто, полное имя, место рождения и проживания. Поскольку Дарри самым очевидным образом никак не мог быть пришлым, вопросов к нему было несколько больше. Камень, впрочем, уже наслушался во время предыдущих опросов этого самого жандарма, что спрашивают, уши-то не заткнешь, но неизвестных вопросов разумно опасался. Впрочем, поскольку всё же отношение к гномам было не в пример лучше, чем, например, к уроженцам Вираца или Марианской марки, спрашивали хоть и больше, чем пришлых, но ненамного. Род, цель и дата прибытия, с кем прибыл. Дальше был тот же самый вопрос, что задавали всем, включая и Пришлых: кто может подтвердить слова Дарри о его действиях и поступках во время мятежа вплоть до момента освобождения города? Услышав про старшего унтер-офицера комендатуры Полухина, младшего унтер-офицера пограничной стражи Воронова, ур-барака Гимли и старейшину Рарри, дознаватель даже замахал останавливающе ладонью, хорошо, мол, достаточно! А Дарри мигом взмок. Потому что почуял и даже увидел магию. Его слова проверяли. И вообще, проверяли всех. Но не колдун с жезлом, а именно сам дознаватель, амулетом, наподобие того, что он уже видел в лабазе у пулемётчика. Но очень-очень слабозаметным амулетом, искра Силы в нём была еле различима. Это была ручка, которой дознаватель писал в журнале опроса вслед за его словами. Но, поскольку он действительно не сказал ни слова неправды, амулет, вероятно, показывал своему хозяину, что всё в порядке. И тогда Камень успокоился. Совсем успокоился. Ну, а когда дознаватель самостоятельно сделал вывод, что во время мятежа Камень находился внутри форта и, не задавая вопросов о том, где он был и что творил во время мятежа, сразу перешёл к тому, где он будет жить далее, Дарри не стал его поправлять, ещё чего! Услышав, что и Дарри, и все его родичи далее проживать будут в «Улар-реке», контрразведчик всё это старательно записал в своём прошитом журнале. Удовлетворённо кивнув при этом головой, он не преминул сообщить Камню, что, «если жилище было осквернено тёмным ритуалом, или хозяин его покинул не по доброй воле, то его требуется срочно заново освятить». Ибо рядом Гнилые болота, да и погибших злой смертью и не захороненных в городе хватает, и возможно появление нечисти и нежити, и даже весьма, весьма возможно. Вплоть до вампиров, которые такие дома чуют. И, если до темноты жильё заново освятить не успеют, то лучше всё же переночевать в фортеции, разрешение на это получено, и территория будет выделена, а куда обратиться — дознаватель подскажет. Дарри понял, что случай с Карташкой опросчикам уже известен, а отсевшие на баулах, мешках и просто на земле — это как раз те, кто решил остаться в форту, ещё на ночь, или даже дольше. А тем временем старейшина Рарри, всё ещё дожидавшийся своей очереди на опрос вслед за шепелявым и не знающим языков харазцем, внимательно слушал как вопросы дознавателя, так и ответы Камня. Он был мрачен, сердит, и пыхтел, как паровой двигатель, но, слава Прародителю, хоть не пытался влезть в допрос. Дарри тогда решил проявить самостоятельность, и сказал дознавателю, что, насколько ему, Дарри, известно, хозяин гостиницы уже отправился к светлому жрецу, дабы повторно освятить кров. Контрразведчик вновь удовлетворённо покивал головой, и, наконец, выписал Дарри временный пропуск. Камень даже чуть удивился простоте его получения, но тут дознаватель охладил его неуёмную детскую радость, пояснив, что это был лишь предварительный опрос, а его ещё непременно вызовут для более подробных бесед, и, что весьма возможно, даже и не один раз. Кроме того, он, дознаватель, официально предупреждает Дарри о введении как в самом форту «Пограничный», так и на подконтрольных ему территориях, военного положения, впредь до особого объявления о его отмене, а, соответственно, и ограничения некоторых свобод, включая свободу перемещения и выезда. Заодно довёл положения о комендантском часе, возможных досмотрах, обысках и тому подобных радостях жизни. Ну и, в довершение всего, Камню пришлось расписаться в журнале. В том, что пропуск ему выдан на руки лично, отдельно за то, что он сам предупрежден о введении в форту «Пограничный» и подмандатных ему территориях военного положения, отдельно — об ответственности и её возможной мере в случае предоставления ложных сведений при опросе и попытках нарушить требования, связанные с военным положением. Прочтя записанное с его слов и приложив палец к указанным дознавателем местам в журнале опросов, на корешке пропуска и на самом пропуске, Дарри дождался лиловых подтверждающих вспышек и стал, наконец, счастливым обдадателем этой жизненно важной бумажки. Он поднялся из-за стола, а старейшина Рарри, злобно сверлящий взглядом морщинистый коричневый затылок старикашки-харазца, бестолкового и безъязыкого, тут же занял место своего молодого родича, отпихнув пристроившегося уже было за Дарри пришлого.
Камень, поскольку это никак не возбранялось, остался у столов, решив дождаться старейшину, и лишь изредка поглядывал в сторону Гимли, неколебимым утёсом застывшим у их грузовика и закурившего уже невесть какую по счёту трубку. До Дарри наконец дошло, что старик волнуется. За него, Дарри, волнуется, за результаты его опроса. У него неожиданно потеплело на душе. И тут же вылезла мелкая, но ехидная мысль, что ведь, наверняка, табачок-то у ур-барака был, а Рарри он просто подоил. Ну, ещё бы, казанский табачок, «По две марки за две дюжины малых марок веса плачено!»
Меж тем опрос Рарри мчался леопардовым скоком, и даже ещё быстрее, чем у Камня. Сказались и явленные старейшиной бумаги, уже испытанные на Фабии, то самое «Разрешение на беспошлинную торговлю для рода Гимри с правом ношения винтовок в пределах города Пограничный для предъявителя и сопровождающих его лиц из рода Гимри общим числом не более десяти». Причём то, что оно было заверено Управлением Контрразведки в Твери, отнюдь не осталось без внимания. И пропуск от комендатуры, с особым дополнением, что старейшина и его родичи во время мятежа принимали участие в качестве волонтёров в боевых действиях на стороне законных властей, и находились в осаде, в форте «Пограничный» и здании городской управы, тоже не остался незамеченным. Так что дальнейшее священнодействие заняло только то время, которое потребовалось для внесения дознавателем записей в журнал. Не были забыты, впрочем, все положенные нюансы: и список лиц, которые могли
