Энтони Берджесс - Сумасшедшее семя
В доме Ллевелин закричал, задохнувшись:
— Пап, там мужчины какие-то едут в черном фургоне. По-моему, полицейские.
— В черном, говоришь? — Шонни поднялся выглянуть в окно. — Давно мы их поджидали, прости их Господь, да их все не было. А теперь, когда мы успокоились и заснули, вон они, тащатся в сапожищах. Где твоя сестра? — резко спросил он у Мевис. — В сарае? — Мевис кивнула. — Скажи, пусть закроется и сидит тихо. — Мевис кивнула, но замешкалась перед уходом. — Ну, давай, — поторопил ее Шонни. — Они будут тут через секунду.
— Первым делом мы, — сказала Мевис. — Помни. Ты, я и дети.
— Ладно, ладно, иди.
Мевис пошла к сараю. Фургон подкатил, капитан Лузли вылез, потягиваясь. Юный Оксенфорд взревел мотором, потом его заглушил. Имидж подходил к начальнику. Юный Оксенфорд снял фуражку, продемонстрировав красную полосу на лбу, словно Каинову печать, вытер лоб носовым платком в пятнах, снова надел фуражку. Шонни открыл дверь. Все приготовились.
— Добрый день, — сказал капитан Лузли. — Это государственная ферма С3313, а вы… Боюсь, не смогу ваше имя выговорить, видите ли. Только это значения не имеет. Здесь у вас остановилась миссис Фокс, не так ли? А это ваши дети? Прелестно, прелестно. Можно нам войти?
— Не мне отвечать да или нет, — сказал Шонни. — Думаю, у вас ордер есть.
— О да, — сказал капитан Лузли, — у нас есть ордер, видите ли.
— Почему он так говорит, пап? — спросил Ллевелин. — Почему он говорит «видите ли»?
— Просто нервничает, да помилует его Бог, — сказал Шонни. — Одни дергаются, другие говорят «видите ли». Ну, тогда входите, мистер…
— Капитан, — сказал сержант Имидж. — Капитан Лузли. — Все вошли, не снимая фуражек.
— Ну, — сказал Шонни, — что именно вы ищете?
— Интересно, — сказал сержант Имидж, толкая ногой тяжеловесную колыбель. — Сук сломается, колыбель упадет. Вывалится младенец…
— Да, — сказал капитан Лузли. — У нас есть основания полагать, видите ли, что миссис Фокс жила здесь весь период своей нелегальной беременности. «Младенец» — оперативный термин.
В комнату вошла Мевис.
— Это, — сказал капитан Лузли, — не миссис Фокс. — Говорил он капризно, точно его пытались обмануть. — Похожа на миссис Фокс, но не миссис Фокс. — Он отвесил ей поклон, как бы иронически поздравляя с искусной попыткой обмана. — Мне нужна миссис Фокс.
— Эта колыбелька, — сказал Шонни, — для поросят. Малыши из приплода обычно нуждаются в особом уходе.
— Может, мне, — спросил сержант Имидж, — велеть Оксенфорду побить его немножко?
— Пусть попробует, — сказал Шонни. Лицо его быстро залилось красным, словно под действием реостата. — Никто еще меня не побил. Мне очень хочется попросить вас всех выйти вой.
— Вы не можете этого сделать, — сказал капитан Лузли. — Мы выполняем свой долг, видите ли. Нам нужна миссис Фокс и ее незаконные отпрыски.
— Незаконные отпрыски, — попугаем повторил Ллевелин. — Незаконные отпрыски. — Фраза ему очень нравилась.
— Допустим, я вам сообщу, что миссис Фокс здесь нет, — сказал Шонни. — Она нанесла нам визит прямо перед Рождеством, а потом уехала. Куда — не знаю.
— Что такое Рождество? — спросил сержант Имидж.
— Это к делу не относится, — бросил капитан Лузли. — Если миссис Фокс здесь нет, вы, полагаю, не возражаете, чтоб мы сами убедились. У меня вот тут, — он полез в боковой карман кителя, — нечто вроде многоцелевого ордера. Сюда входит обыск, видите ли, и прочее.
— Включая побои, — сказала Мевис.
— Вот именно.
— Убирайтесь, — сказал Шонни, — вы все. Я не позволю наемникам Государства шмыгать по моему дому.
— Вы тоже наемник Государства, — ровным тоном сказал капитан Лузли. — Ну, будьте же рассудительны, видите ли. Мы не хотим ничего плохого. — Он болезненно улыбнулся. — В конце концов, все мы должны выполнять свой долг.
— Видите ли, — добавила Димфна, а потом хихикнула.
— Иди сюда, девочка, — заискивающе сказал сержант Имидж. — Ты ведь хорошая девочка, правда? — Наклонился, присел на корточки, полюбезничал с ней, прищелкивая пальцами.
— Стой тут, — сказала Мевис, привлекая к себе обоих детей.
— А-а-р-рх, — коротко рыкнул на Мевис сержант Имидж и, поднявшись, надел слащавую идиотскую маску. — Тут ведь в доме есть малыш, правда? — льстиво спросил он у Димфны. — Сладкий писающий малыш, правда?
Димфна хихикнула. Ллевелин твердо сказал:
— Нет.
— И это тоже правда, — сказал Шонни. — Парень говорит только правду. А теперь все уходите отсюда, хватит время попусту тратить, и мое тоже. Я человек занятой.
— Я и не собирался, — вздохнул капитан Лузли, — предъявлять обвинения вам и вашей жене. Выдайте нам миссис Фокс с ее отпрысками, и больше вы о нас никогда не услышите. Даю слово.
— Ну, что мне, вышвыривать вас? — рявкнул Шонни. — Клянусь Господом Иисусом, я настроен со всеми разделаться.
— Врежь ему чуточку, Оксенфорд, — сказал сержант Имидж. — Все это куча белиберды.
— Мы сейчас начнем обыск, — сказал капитан Лузли. — Очень жалко, что вы не хотите помочь, видите ли.
— Мевис, иди наверх, — сказал Шонни, — вместе с детьми. Предоставь дело мне. — Он попытался вытолкнуть жену.
— Дети останутся здесь, — сказал сержант Имидж. — Детей заставят немножечко повизжать. Люблю слушать детский визг.
— Ах ты, нечестивый безбожный ублюдок! — крикнул Шонни и бросился на сержанта Имиджа, но юный Оксенфорд быстро взялся за дело. Юный Оксенфорд легонько пнул Шонни в промежность. Шонни вскрикнул от боли, потом бешено замолотил руками.
— Ладно, — сказал голос из дверей кухни. — Я больше не хочу доставлять неприятностей. — Шонни опустил кулаки.
— А вот это миссис Фокс, — сказал капитан Лузли. — Вот это настоящая вещь. — И продемонстрировал сдержанную радость.
Беатрис-Джоанна была одета для выхода.
— Что, — спросила она, — вы сделаете с моими детьми?
— Ты не должна была так поступать, — простонал Шонни. — Ты должна была оставаться на месте. Все было бы хорошо, прости тебя Бог.
— Уверяю вас, — сказал капитан Лузли, — ни вам, ни вашим детям не причинят никакого вреда. — Он вдруг вытаращил глаза. — Детям? Детям? Ох, ясно. Не один. О подобной возможности я не подумал. Тем лучше, видите ли, тем лучше.
— Можете как угодно наказать меня, — сказала Беатрис-Джоанна, — но дети не сделали ничего плохого.
— Разумеется, нет, — сказал капитан Лузли. — Вообще никому не причинят никакого вреда. Мы намерены причинить вред лишь отцу. Я намерен лишь предъявить Столичному Комиссару плоды его преступления. Ничего больше, видите ли.
— Что такое? — крикнул Шонни. — Что это происходит?
— Долгая история, — сказала Беатрис-Джоанна. — Теперь слишком поздно рассказывать. Ну, — сказала она сестре, — кажется, будущее обеспечено. Кажется, я нашла, куда идти.
Часть четвертая
Глава 1
Тристрам готовился начать свой анабасис. Его компасной стрелкой тянуло на север, к жене, к перспективе покаяния и примирения, как к перспективе бани после тяжких трудов. Ему хотелось уюта, объятий, тепла ее тела, слез, смешанных с ее слезами, отдохновения. Теперь он не особенно желал отмщения.
В столице был хаос, причем этот хаос казался сначала как бы отражением его вновь обретенной свободы. Хаос шумно буйствовал, как большая хохочущая вакханка, посоветовав ему неподалеку от Пентонвилла огреть безобидного мужчину дубинкой и украсть одежду. Было это в переулке после наступления темноты, на окраине, средь публичных костров, где готовилась пища, среди трещавших человеческим жиром огней. Электричество, вместе с другими коммунальными услугами, вроде бы не работало. Стояла ночь джунглей, под ногами, как поросль, хрустело битое стекло. Тристрам удивлялся поддержанию цивилизованного порядка в той самой тюрьме, которую покинул; сколько это может еще продолжаться? А потом, удивляясь, увидел мужчину, тащившегося к переулку, про себя напевавшего, что-то выпивавшего. Тристрам взмахнул дубинкой, и тот сразу покорно упал, точно только этого и дожидался; одежда — рубашка с круглым вырезом, кардиган, костюм в клетку, — снялась с него без труда. Тристрам быстро превратился в свободного гражданина, но решил оставить при себе дубинку охранника. И, одетый к обеду, пошел искать еду.
Звуки джунглей, черный лес небоскребов, звездное небо в головокружительной высоте, краснота костров. На Клермон-сквер он набрел на евших людей. Человек тридцать, мужчины и женщины одинаково, сидели вокруг жарившегося мяса. Железный гриль из грубо скрученных телеграфных проводов покоился на постаментах из груды кирпичей; внизу пылали угли. Мужчина в белой шапке вилкой ворочал, переворачивал брызжущие бифштексы.
