Время перемен - Владимир Владимирович Голубев
Среди тех, кто с грустью вспоминал казнённых, были и евнухи императорского дворца, и члены тайного общества «Белый лотос», и потомки русских казаков, служивших императору Цин, и многие другие люди. Одним из них был хунтайджи[4] Баржигон, сын Цэдэнжава, потомок Борджигинов[5], который был очень популярен в Халхе[6] и явно претендовал на титул Сайн-Нойон-хана[7]. Он задумчиво сидел в своём шатре, отпивая кумыс из серебряного кубка и периодически осеняя себя крёстным знамением. Его верный телохранитель, побратим и друг Ламжав сидел напротив и также пил степной алкоголь в память о погибших.
- Значит, брат мой, ты твёрдо уверен, что «белый царь» не простит маньчжурам такого? – настойчиво в очередной раз спрашивал монгольский аристократ, уже более пяти лет как принявший православие.
- Да, уверен! – отвечал ему тот, кто раньше был известен как инженерный поручик Дондуков, уже более пятнадцати лет живший в Халхе, — Император никогда не допустит такой обиды для своих подданных. К тому же запрет на торговлю в Кяхте…
- Да, я и сам не был готов к такому. – усмехнулся монгол, — Императорский приказ был очень неожиданным, мы потеряли огромные деньги от караванов. Теперь даже страх перед цинской армией не останавливает моих соплеменников перемывать кости императору. Скоро наши дети начнут голодать, и лучшего времени для восстания не найти. Точно твой владыка начнёт войну, а?
- Начнёт, брат. Готовься к битве!
- Степь получит свою свободу! – зарычал Борджигин и залпом выпил свой кубок.
Похожие разговоры велись и в Кашгаре, Турфане[8], Хотане[9], в Коканде радостно вознёс молитвы Аллаху уже порядком позабытый беглый предводитель уйгуров[10] Самсак-ходжа, на юге вожди народа мяо[11] молча и злобно принялись готовиться к войне, а уж что творилось среди прочих некитайских народов, в обилии заселявших окраины Китая… Все ждали большую войну, которая была способна многое изменить.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Когда я узнал, про казнь, а точнее, убийство своих посланников в Китае, я пришёл в бешенство. Причём, бешенство – не то слово. Кровь ударила мне в голову с такой силой, что я почти потерял над собой контроль. Мои лучшие специалисты по Восточной Азии! Подвижники науки и веры! Да что же это такое? Просчитывая возможные риски, мы никак не могли предположить такое развитие событий. Да, мы видели вероятность казни Строганова – он был готов к такому варианту, но убийство прочих членов миссии…
С утра уже я был спокоен. Злость уже не пыталась взять контроль над мои разумом, и я был способен нормально мыслить. Информация о трагедии в Пекине очень быстро распространялась по России. Все приглашённые на утреннее совещание были сильно взбудоражены, а архиепископ Иона просто чёрен от переживаний. Требовалось быстро определить дальнейшую политику в отношении Цинского Китая.
Позорная по меркам туземцем казнь посланников прежде бывших неприкосновенными вызывала множество вопросов, а уж запрет на торговлю с русскими по всей территории Поднебесной, очевидно, переводил проблему из разряда жгучей обиды в категорию вероятных катастроф. Такие действия со стороны одного из наших важнейших торговых партнёров и крупнейших соседей однозначно грозили нам войной.
Цинский Китай был, безо всяких сомнений, сильнейшей и по экономическим, и по военным показателям державой мира. Огромное население, развита́я промышленность, высочайшие урожаи, невероятно организованный и практически бездефицитный внутренний рынок, очень большая армия – всё это нависало над нашими ещё крайне слаборазвитыми азиатскими землями. Притом экономическая жизнь русских восточных регионов, включая даже американские территории, опиралась всего на три основания – добычу золота и серебра, Великий Сибирский путь и торговлю с тем же Китаем и Японскими княжествами.
Само по себе прекращение коммерции с Китаем было тяжёлым экономическим поражением, а уж удар армии цинцев по нашим землям мог просто отрезать поступление драгоценных металлов и мехов, лишить нас огромных доходов и полностью обрушить нашу финансовую систему. Более того, потеряв налаженные сухопутные поставки и уже давно запланированные потоки переселенцев, наши восточные провинции оказались бы на грани катастрофы.
К тому же проглотить такую обиду, в глазах наших восточных соседей означало бы признать нашу слабость, что автоматически исключало бы нас на долгие годы из списка серьёзных партнёров в любой сфере деятельности в Азии. Это всё без особых вариантов вело нас к войне с империей Цин. Мои соратники полностью поддержали мои рассуждения – все говорили только о неизбежности военного конфликта и о том, как нам в нём победить.
Раньше, я сознательно откладывал решение вопроса Амура, навигация по которому серьёзно бы облегчило нам перевозку людей и грузов с запада на восток, отодвижение границы от Нерчинска и истоков Енисея, что снизило бы риски для наших главных источников золота и серебра. Мир и торговля с Китаем нам были очень важны и именно на расширении этих отношений строилась вся наша стратегия не только в регионе, но и в мире – торговля китайскими товарами в Европе и Индии давала нам неплохой доход, и он рос…
Теперь уже никаких иллюзий мы не испытывали. Винить в трагедии Строганова было бессмысленно. Его записки, отправленная им за много лет до всех этих событий, чётко определяли причины подобного – управление империей Цин слишком оказалось зависимым от мнения одного человека – Хэшеня, который начал чувствовать себя почти Богом, и при этом слишком уж большую тягу он имел к стяжательству.
Теперь нам оставалось радоваться тому, что транспортные пути на восток были уже весьма неплохо развиты, Нерчинск укреплялся как крепость второго класса, вокруг Иркутска была почти полностью сформирована новая дивизия, да и недавно созданное Забайкальское казачье войско могла быстро выставить полноценную кавалерийскую бригаду, пусть и без штатной артиллерии. Всё это давало нам неплохую временную фору, даже в случае немедленного начала войны с Китаем.
Наместник
