Чемпионы Черноморского флота (СИ) - Greko
Неожиданно из кустов на Ольшевского выскочил горец с шашкой в руке. Он резко рубанул полковника. Но тот не сплоховал. Вздернул вверх руку с шашкой, хитро вывернув кисть и направив острие под небольшим углом вниз. Дал шашке горца бессильно скользнуть по плоскости клинка. И тут же ловким кистевым ударом ударил нападавшего в основание шеи. Противник рухнул на землю, заливая мокрую листву кровью. Горца добили штыками подбежавшие солдаты.
«Экий молодец!» — восхитился Вася проворством старшего офицера.
Загремели выстрелы. Трудно промахнуться по колонне в тысячу человек. Быстро шагавший рядом с Миловым Никифор вдруг дернулся и захрипел. Выпустил ружье из рук. Стал оседать.
Вася его подхватил. С помощью других солдат обрАзного старосту роты уложили на шинель, в рукава которой предварительно сунули ружья.
Ольшевский обернулся к офицерам батальонов.
— Выдвигайте цепи застрельщиков. Первый батальон — боковое охранение, дистанция двести метров. Второй — авангард. Две роты третьего — арьергард.
Обычно жарче всего при движении колонны в арьергарде. Но не сегодня. Труднее всех досталось боковому охранению. 1-й батальон разворачивался попарно в цепь. На флангах — самые опытные. Солдаты заряжались на бегу. Унтеры надрывали голоса: «Рота шаржируй, слушай, ружье плашмя, заряжай по команде, чехлы долой, заряжай!» Вскоре в лесу завязалась перестрелка.
Васин батальон наткнулся на засеку. За поваленными деревьями виднелись папахи горцев и тонкие длинные стволы их винтовок. Загремели выстрелы. Черкесов скрыл пороховой дым. Тенгинцы ответили вразнобой. Брали ружья подвысь, а не плашмя, как требовалось по уставу, быстро доставая и скусывая патрон.
Никифор научил уже Васю своеобразному способу заряжания. Без шомпола. Он высыпал уже скушенный патрон и, не приколачивая его, ударял прикладом о камень. Взводил курок и сразу стрелял. За счет этого достигалась большая скорострельность. Теперь Милов использовал его науку. От частых выстрелов ствол его ружья раскалился так, что стало больно держать.
Стрелял он, припадая на колено. На него посматривали с удивлением. Так давно уже никто не стрелял, хотя рекрутов и учили подобному приему. Васю косые взгляды не волновали. Он следил, чтобы после выстрела показался дым из затравки. Не хотелось в запале набить ружье двумя патронами.
Могучие буки, грабы и чинары давали горцам хорошее укрытие. Выбить их из засеки ружейным огнем не выходило. Васина рота бросилась в штыки. Кололи через бревна. Взбирались на них и били сверху. Теряя раненых и убитых, горцы откатились. Те, кто не успел сбежать, хватались руками за штыки в испуге, посылали солдатам поцелуи и кричали: «якши, якши, рус!» Тут их и перекололи в запале. Офицеры не успели вмешаться.
Колонна продолжила медленное и осторожное движение по сигналу рожка, оставив после себя множество бумажных обрывков от скушенных патронов и поверженных противников. Со стороны арьергарда слышалось гиканье и громкое «ура!». Не иначе как там завязалась рукопашная. Очень не хватало артиллерийского прикрытия. Без картечи как без рук в бою с горцами. Ручные мортирки плевались гранатами, но толку от них было мало.
Наконец, добрались до вершины горы. Бриг был отсюда виден как на ладони. Экипажу Метлина подали знак.
Что с командой Панфилова, оставалось непонятно. Его тендер дымил. Видимо, горцы, вытащив все что можно, подожгли несчастное судно. Не иначе как хотели добраться до медной обшивки.
Сигнальные рожки сыграли «стой». Потом «отбой». Все легли. Обычно разрешалось прилечь лишь каждому второму. Но утомленным и не спавшим всю ночь солдатам требовалась передышка.
Задымили трубочки. Кто-то судорожно пил из манерки воду. Были те, кто водочкой баловался[1]. Другие поправляли обувь или меняли кремни в курках. Или сразу заваливались покемарить. Вася пересчитывал патроны в сумке. Рядом лежал уже перевязанный лекарем Никифор. Старику было худо. Он бредил. Саперы принялись копать могилы, чтобы похоронить убитых. Русских, не горцев. На тех не обращали внимания. После смерти Вельяминова головы врагам никто не рубил. Раевский не поддержал кавказскую традицию и за головы не платил.
— Поручик! — обратился
Ольшевский к Цеге-фон-Мантейфелю.
— Я понимаю, что люди устали. Но нужно помочь морякам с брига подняться на гору. Им пришлось куда хуже нашего. Потом возьмёте двух-трех гренадер понадежнее и попытаетесь разыскать отряд Панфилова. Вот этого бугая возьмите с собой, — полковник указал на Васю. — Из гренадер?
— Никак нет, Вашбродь. Рядовой Девяткин, карабинер, — ответил Вася, вскочив и вытянувшись, как подобает.
— Не ты ли отличился, Хомутова с парохода снимая?
— Так точно!
— Он еще первым пришёл на помощь морякам со «Скорого», — доложился ротный. — Хотел его к медали представить.
— Молодец! Как есть молодец! Найдешь экипаж «Луча», включу в наградные списки! — пообещал Ольшевский.
«Мне бы еще денежки от Раевского получить», — подумал Вася.
Рота с кряхтением встала и потянулась за поручиком. Спускались вниз навстречу морякам. На середине склона встретились. Стали помогать матросам карабкаться наверх. Они цеплялись за огромные лозы, оплетавшие вековые деревья. Вася и помыслить не мог, что виноград бывает таких размеров. Не лоза, а натуральное дерево.
Метлин пожал руку Цеге-фон-Мантейфелю.
— Вы невероятно вовремя. Нас вот-вот могли прижать к реке.
— Что-то слышно от Панфилова?
— Нет! Его тендер унесло дальше. Уверен, что двинулся в нашу сторону, но пока не может прорваться из-за черкесов, затеявших грабить бриг. Эх, все вещи пропали!
— Не волнуйтесь. Армия поможет.
— Какие же все-таки наши солдаты патриотичные люди. И славные товарищи! Со своим понятием чести!
Поручик удивился.
— Полноте, капитан-лейтенант. Пока у нас звание солдата будет составлять наказание, пока рекрутам, как преступникам будут брить лбы и заковывать в кандалы, до тех пор понятие патриотизм к солдату неприменимо!
— Сдается мне, — удивился Метлин вольнодумству поручика, — вы понахватались идей у ссыльных декабристов. Осторожнее!
Цеге-фон-Мантейфелю было наплевать. Ему предстояло крайне опасное дело. Вылазка по склону, на котором кишели горцы.
— Девяткин, пошли! — приказал он Васе, удаляясь.
За ним двинулись двое гренадер, прикрепленных к ротному командиром батальона.
Пробирались по горной круче осторожно. Короткими перебежками. Таились за кустами держи-дерева, не рискуя лезть в них поглубже. Все «кавказцы» знали, до чего у них гадские колючки, росшие во всех направлениях и цеплявшие за одежду — не оторвешь.
Пропускали мимо себя группы черкесов, которые сновали по склону. Гренадеры сжимали в руках гранаты, готовые в любую секунду сорвать пластырь и угостить противника чугунным «яблочком».
— Вот они! — указал Вася на группу из сорока моряков, прятавшихся у подножия горы.
Поручик обрадовался. Послал Васю вниз позвать Панфилова с его людьми. Сам же начал оглядываться, намечая удобный маршрут к вершине, где их ждал отряд спасения.
Вася начал спуск. Скатился пару раз, потеряв равновесие. Второе подобное катание вынесло Милова прямо к ногам лежавшего в секрете черкеса. Тот проявил чудо сообразительности. Не успел русский его приголубить штыком, вскочил на ноги и исчез.
Вася удвоил осторожность. Так подкрался к уцелевшей команде «Луча», что она его и не заметила.
— Здорова, морячки! — окликнул Милов матросов.
Они дернулись от неожиданности.
— Вас там ждут… — Вася указал рукой на вершину, но договорить не успел.
Здоровенный боцман, не разобравшись в ситуации, с разворота огрел Милова веслом. Несчастный рядовой тенгинского полка рухнул на землю и потерял сознание.
Коста. ЮБК, 16 июня 1838 года.
Разве можно представить себе более дивную картину, чем та, что открылась моим глазам по утру⁈
Обнаженная девушка, стоящая у открытого окна и любующаяся сказочной панорамой бухты Фиолент с ее изумрудно-голубой дугой и сурово-романтичными скалами. Ее ладони опираются на подоконник, кисти вывернуты по-пингвиньи, беззащитные лопатки напряжены и сведены — в этом не было ничего смешного. Трогательное и чарующее зрелище. Тем более, когда эта девушка, не стесняющаяся своей наготы и безупречной фигуры — моя любимая жена!
