Альтернатива - Олег Игоревич Дивов
А Лосев — понял, да не то.
Он подумал, будто у него в рукаве отличный козырь против Бокия, чтобы занять его место. И накатал донос, что Спецотдел втирает партийному руководству очки, создавая у Политбюро ЦК ВКП(б) искаженное представление о будущем. А будущее нифига не радужное.
Доносом он уничтожил Спецотдел к чертовой матери и себя заодно.
Потому что — как орал следователь, пиная Климова сапожищами, — партия все поймет и простит кроме одного: если ты ей соврешь.
А Спецотдел, получается, врал дружно и системно.
И в общем понятно, с какой вредительской целью: если партия не будет знать, что СССР распадется в девяносто первом году — как партия сможет предотвратить эту катастрофу?
И поди с такой логикой поспорь.
***
Через трое-четверо суток без сна наступает своеобразное просветление. У тебя слуховые галлюцинации, а при повороте головы картина окружающего мира заметно отстает от глаз... Зато в голову лезут неожиданные мысли. Это форменный бред, но иногда бредовая идея — лучшая.
— Идиоты, — сказал Климов следователям. — Они все идиоты. Я же им объяснял! Вся их болтовня не имеет отношения к нашей с вами реальности. Эти люди провалились сюда из другой версии будущего, где власть в стране после смерти товарища Сталина захватили вредители! А у нас такого быть не может! Понятно? Они жили в альтернативной ветке, где никакого коммунизма нет, и СССР развалился. А мы с вами живем в правильной ветке, где Политбюро не слушает идиотов, все делает как надо, и все будет хорошо!
Сказал — и упал с табуретки в обморок.
Дальше он талдычил эту мантру про альтернативную реальность, как заведенный, чтобы самому в нее поверить — и поверил. Еще неделю его пытали так и сяк, но никаких признаний добиться не смогли. Наконец ему устроили очную ставку с Лосевым, на которой они загрызли бы друг друга, если бы хватало сил. Зато Климов понял, кто все это устроил. А сам по себе интеллектуальный бокс на тему путешествий во времени кончился очень быстро. Лосев, поняв, какую линию защиты выбрал его оппонент, не совладал с нервами, бросился на Климова, и тот с наслаждением смотрел, как физика унижают физически.
Через месяц то немногое, что осталось от Климова, услышало:
— Идея твоя конечно интересная, но все твои подельники говорят другое, так что деваться некуда — виновен. Особая тройка НКВД приговорит тебя к расстрелу, но ты не дергайся, это понарошку. Это чтобы окончательно все засекретить. Официально ты ляжешь в могилу, а на самом деле пойдешь дальше работать. Вместе с Лосевым, которого так не любишь, ну извини, ха-ха... Кстати, Лосев тоже вышку схлопотал. Ничего, всех расстреляем — и всех воскресим. Но есть одно условие. Надо признать вину. Они-то признались, а ты что, особенный?
— Хер вам, я особенный, — пробормотал Климов.
Сам от себя не ожидал.
В этот раз его чуть не забили насмерть, но было уже плевать. Климов убедил себя, что если здесь умрет — очнется в две тысячи двадцатом. Как многие люди, чуя приближение конца, ударяются в религию, надеясь на жизнь после смерти, так и он нафантазировал соблазнительную ересь, и чтобы та застряла в мозгах покрепче, только об этом и думал. Меня убьют — и я вернусь домой. Убьют — вернусь. Скорее бы убили.
А признаться в обмен на жизнь — фигушки. Много было в тридцать седьмом таких доверчивых. Одни потом орали в голосину на суде, мол, их обманули, другие на что-то надеялись до самой стенки. Надо чертовски хотеть жить, чтобы так обманывать себя. Нет, НКВД не заключает сделок. Я-то знаю. Я читал. И даже издавал.
Собственно, только у стенки он и дал слабину. Какие-то ошметки инстинкта самосохранения прорвались наружу, и перед глазами вдруг ярко вспыхнуло: это конец, меня сейчас пристрелят! Неуправляемый смертный ужас захлестнул с головой, и Климов навалил в штаны.
Так, с полными штанами, он и очнулся в две тысячи двадцатом году, лежа под столом на облезлой холостяцкой кухне, глядя в пустую бутылку и пуская слюни.
Как потом Климов прикинул — минуты не прошло.
Одно смущало: он забыл, что перед провалом так сильно наклюкался. А с другой стороны, чего ты там упомнишь, если у тебя давным-давно «алкогольный палимпсест», страшненький предвестник распада личности.
Вернуться оказалось тяжелее, чем провалиться. Пару дней Климов был почти клиническим идиотом. Потом ушел в депрессию. По счастью, на работе решили, что он ушел в запой — и отнеслись с пониманием. Лишили бонусов, но не выгнали.
Первое, что проверил, более-менее придя в себя — историю. Ничего не изменилось. Глеба Бокия расстреляли в тридцать седьмом, Спецотдел частично разогнали, частично переформатировали. Война... Вроде без изменений. Даты все те же. Или он ничего не сумел в прошлом изменить к лучшему — или идея насчет альтернативных ветвей реальности была совсем не бредовой, и его просто кинуло обратно в ту ветку, откуда провалился.
Климов подумал, что если в прошлом хоть что-то сдвинулось, должны быть следы, надо искать получше. Но изучить мир досконально не хватило времени: через месяц чертово активное солнце выдало новый всплеск.
Наверное нет смысла уточнять, что в тот несчастливый день Климов психанул, сорвался, и к вечеру был в соплю.
У него имелся повод: он запоздало вспомнил, что можно ведь поискать по соцсетям людей из «темы Климова», да хоть того же Лосева, мать его за ногу, они должны быть здесь. Поискал. И нашел. Все аккаунты оказались неактивны. Получается, он один спасся?
Тут не захочешь, а выпьешь.
***
Вот все это Климов и выложил самым честным образом на допросе в пятьдесят четвертом, говорил до рассвета, а когда иссяк, спросил только одно: ребята, откровенность за откровенность, — что, действительно, кроме паяльника в задницу, я ничего полезного не принес в ваш мир?
Ребята посмеялись и сказали: увидишь.
Его полуживого запихнули в автозак и повезли куда-то, судя по времени — в Калинин. Там он тоже ничего толком не разглядел: голову вниз, руки за спину, пошел-пошел, быстро. Его завели в комнату лабораторного вида, где возились с аппаратурой люди в белых халатах. Посреди комнаты стояла железная клетка, а в ней решетка.
