Альтернатива - Олег Игоревич Дивов
С этими американцами Лосев и снюхался в конечном счете. Но взял да провалился.
Климов после того разговора подумал, не сплавить ли Лосева обратно в дурку хотя бы временно, чтобы понял свое место и поднабрался ума-разума. У Климова в его «теме» уже работало четыре ценнейших кадра: фанатичный игрок в танчики Додик, автослесарь широкого профиля Михалыч, политический консультант-надомник Геворкян, и контуженный Санёк, уверявший, будто воевал в Африке за какого-то Вагнера. Все они были побитые жизнью пропойцы и неудачники, а этот молодой да ранний — просто с прибабахом. Гений, мать его. Но тем не менее, Лосев был действительно ученый, да еще и с руками откуда надо. И Бокий имел на него серьезные виды вплоть до выделения в отдельную тему. А против Бокия не попрешь, он начальник. Климов выразил ему опасение: такие, как Лазер, играют только на своей стороне. Бокий в ответ криво ухмыльнулся, прищурил глаз, и Климов решил: нет, не врали, что Булгаков списал с него Воланда.
В тридцать шестом у Лосева уже был свой подотдел, который вовсю что-то клепал и паял. Климов это знал чисто по обмолвкам Бокия: гениального физика он больше не видел. Сам Климов продолжал возиться со своими алкоголиками и тунеядцами, составляя меморандумы и методички, уходившие неизвестно куда. Народу стало побольше, но принципиально контингент провалившихся не изменился. Правда, Климов подозревал, что других людей ему просто не дают.
Работали на большой загородной даче НКВД, были сыты и одеты, документов не имели, за забор не выходили, но старались не роптать: живы — и слава богу. Машинистками и стенографистками «тему Климова» обеспечили вполне, девчонки оказались симпатичные и сговорчивые, чего еще желать. Принудительно оторванные от своей отравы, пьяницы сначала грустили, а потом — ничего, освоились и заметно поздоровели.
— Вот бы некоторые КБ на такой же режим перевести, — бросил однажды Бокий, оглядывая климовский бодренький контингент. — А то разболтались невероятно, воображают о себе чёрти чего... А у вас кипит работа и все довольны.
И задумался.
Климов решил ему не подсказывать.
Трудились они и правда бодро, в режиме постоянного мозгового штурма. В том, что их наработки, как минимум, сорвут немцам блицкриг, Климов был уверен. А сколько освободится сил и средств, если не распылять их на заведомо тупиковые направления в авиации и танкостроении, всякие артиллерийские извращения и так далее... Иногда приходилось бить себя по рукам. Дискуссия о том, способна ли довоенная промышленность дать стране товарное количество автоматов Калашникова, уперлась в вопрос, сколько времени уйдет на разработку промежуточного патрона. И как-то сама собой перетекла в групповую драку с ломанием мебели на тему, не умнее ли будет, с учетом плачевного состояния народного хозяйства, перестать выпендриваться и ограничиться банальными пистолетами-пулеметами.
Вот атомная бомба — это святое. Климов умолял Бокия сделать все возможное, чтобы наша разведка воровала данные по ядерным исследованиям отовсюду и любой ценой. Тот обещал, но, кажется, не особо впечатлился.
Что раздражало — к ним не водили пообщаться специалистов, их самих не пускали никуда. Они сидели в золотой клетке, изображая «мозговой трест», начисто лишенный обратной связи. Критически не хватало информации из-за забора о том, что там сейчас творится. Ведь многие идеи, которые из двадцать первого века кажутся плодотворными — ну почему, почему Сталин этого не сделал?! — моментально пошли бы в корзину, имей ты, умник, представление о реальном состоянии той или иной отрасли, наличии материалов, возможностях КБ и так далее... Но черта с два. «Тема Климова» изводила бумагу десятками килограммов, получая взамен дежурную благодарность и не более того.
Пару раз в неделю приходил доктор Розинский, наблюдающий психиатр, следил, чтобы не сбрендили от такой жизни. Климова доктор тихо ненавидел, и это расстраивало, конечно.
Да ладно, переживем, лишь бы не было войны, как говорится.
Война Климова беспокоила очень.
***
— Любезный Сергей Сергеевич, вы не понимаете главного, — говорил Бокий. — Ну как же вам объяснить...
Был солнечный яркий сентябрь тридцать шестого. Ладожская волна лениво била в борт. Глеб Бокий стоял, облокотившись на леер пароходика «Глеб Бокий», и задумчиво комкал газету «Новые Соловки», где только что прочел ехидные стишки про куратора Соловецкого Лагеря Особого Назначения, некоего Глеба Бокия, который плавает на пароходе имени себя.
Бокий ехал в СЛОН как бы с инспекцией, а на самом деле — забирать людей для «темы Климова». В лагере установили двоих провалившихся, и одного под вопросом: не исключено, что просто душевнобольной. Все они успели пройти одинаковый путь: амнезия, психушка, высылка под надзор, и очень быстро — статья «контрреволюционная агитация». То, что пророчил себе Климов в самом неудачном варианте, и чего так боялся. Не зря.
Климов смотрел на Бокия и в который раз думал: ну как представить, что этот человек — всегда элегантный, тонко понимающий красоту, безусловно интеллигентный — создавал Ленинградскую ЧК и расстреливал направо-налево. Да никак не представить. А сколько их здесь таких.
— Ну вот допустим, — начал Бокий. — Я учил в школе историю, вы ее тоже учили через... страшно подумать, сколько лет...
— Примерно девяносто, — подсказал Климов.
— Ужас. Но что нам преподавали? Нас заставляли вызубрить имена, события и даты. Такой-то герой в том-то году сделал то-то. И никогда не говорили самого важного: почему. Какая цепь событий привела героя в эту точку пространства-времени? Какие объективные исторические процессы определили, что он поступит так, а не иначе? А ведь эти процессы решают все. Не герои делают историю — история выбирает себе героев. В одну и ту же точку всегда приходит сколько-то людей, похожих друг на друга. Похожих по жизненному опыту, что дает одинаковое видение цели, несмотря на разницу в происхождении, образовании и так далее. Любой из них может заменить нашего героя и сделать тот же выбор. Или они собьются в стаю и поддержат героя. Как окружение Муссолини. Как команда Гитлера, все эти «романтики в кожаных плащах» — так их звали немецкие газеты... Понимаете?
— Понимаю, к чему вы клоните, просто мне это
