По прозвищу Святой. Книга первая (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич
По возвращении, да… Эк легко он сейчас подумал о возвращении. А как это сделать? То-то и оно. Он не учёный, не физик, не математик, не космолог. Он — советский лётчик-космонавт. Первый человек, попытавшийся прыгнуть через нуль-пространство и в результате оказавшийся в прошлом. Сто пятьдесят четыре года. Не световых, обычных. Хороший прыжок вышел, качественный, спасибо вам, товарищи учёные.
Доценты с кандидатами, — вспомнил он строчку из шутливой песни Высоцкого. — Замучились вы с иксами, запутались в нулях.
Ты опять оказался прав, Владимир Семёнович. Запутались. Да так, что мама не горюй.
Вернуться. Как, спрашивается? Как⁈
Единственное, что приходит в голову — дождаться, когда ремонтные боты полностью восстановят корабль, взлететь, выйти за орбиту Юпитера и снова прыгнуть. Программа полёта никуда не делась, тупо её повторить и посмотреть, что получится.
Ага, и оказаться в тысяча семьсот восемьдесят седьмом году. Почему там? Потому что, если из тысяча девятьсот сорок одного вычесть сто пятьдесят четыре, получится тысяча семьсот восемьдесят семь.
Что там у нас, в этом году? Даже КИРа спрашивать не надо, и так помню. На троне Екатерина Вторая, она же Великая. Крым — уже наш. Начало русско-турецкой войны, и создание нового русского казачьего войска из бывших запорожцев — Черноморского. Того самого, которое позже станет частью Кубанского казачьего войска.
Весёлое времечко, в общем. Как и любое на Руси.
М-да. А если всё-таки получится вернуться? Будем считать, что вероятность удачного прыжка — пятьдесят на пятьдесят. Неплохие шансы вроде бы, но на самом деле — прыжок в неизвестность. И тысяча семьсот восемьдесят седьмой год мне точно не нравится. При всём моём уважении к государыне императрице, князю Потёмкину и, в особенности, к Александру Васильевичу Суворову. Не хочу. Не люблю самодержавие и сословное общество, уж простите. Мне, потомку русских казаков, крестьян, рабочих и трудовой интеллигенции вкупе с немецкими дворянство претит. Равно, как и буржуазия. Первые кичатся своим происхождением, вторые деньгами. Как первое, так и второе глупо и недостойно настоящего человека. Так думаю. Поэтому лучше уж здесь, в сорок первом. Да, страшная война, но вокруг свои советские люди. Пусть из первого СССР, но всё равно свои. И я могу им помочь. Есть, правда, немалые шансы, что меня здесь элементарно убьют, но тут уже ничего не поделаешь. Убьют — значит, убьют. Погибну, защищая Родину, как и миллионы советских людей. В конце концов, я советский офицер и давал присягу. Но лучше, конечно, остаться в живых. Пусть немцы гибнут. Вот чёрт, я же немец наполовину. Что ж это теперь получается — своих убивать?
«Они тебе не свои, — ответил он сам себе. — Они пришли на твою землю и у них приказ — убивать славян, евреев и цыган. Евреев и цыган — всех, под корень. Русских, украинцев и белорусов — не менее тридцати миллионов в первый год войны. Оставшихся — за Урал и в рабы для нации господ. То бишь, немцев. План „Ост“. Абсолютно нечеловеческий. Помни о нём, когда возьмёшь в руки оружие. А ты возьмёшь, потому что ничего другого не остаётся».
Scheisse [1], как говорит в таких случаях моя мама, зачем вообще я согласился лететь на этом долбанном пепелаце? Ежу ведь было ясно, что он не доведён до ума!
Давай-давай, накручивай себя. Ежи здесь совершенно ни при чём. Ни ежи, ни кони, ни любые иные представители животного и растительного мира. Как раз ясно было, что всё идёт нормально и самое время лететь человеку. Потому что без участия человека все эти исследования космоса, в конечном счете, бессмысленны. Знание ради знания. Нет, только присутствие человека привносит смысл во Вселенную. Потому что человек и есть смысл.
Фильм кончился.
— Да… — произнёс Николай через некоторое время. — Победа, атомная энергия, Гагарин, космос… Потрясающе. Но как вы допустили, что СССР развалился? А потом война с Украиной… Это же в самом страшном сне не приснится!
— А как вы допустили, что Германия, якобы неожиданно напала на Советский Союз, бьёт нас на всех фронтах и осенью немцы будут уже под Москвой?
— Но мы победили!
— Какой ценой?
— Двадцать семь миллионов человек, — повторил данные из фильма Николай. — Не верится.
— Тем не менее, это так, — сказал Максим. — Мы тоже заплатили немалую цену за новый Советский Союз. Одни демографические потери в девяностых годах двадцатого и начале двадцать первого века чего стоят. Потом украинская война… Но всё же, надеюсь, ошибки прошлого были учтены, и СССР 2.0, как мы его называем, будет жить долго. Очень долго.
— Почему долго? Всегда!
— Нет ничего вечного, Коля, — вздохнул Максим. — Судьба первого Советского Союза тому хорошее доказательство. Даже Земля когда-нибудь прекратит своё существование, это неизбежно.
— Но люди будут уже далеко, ведь так? — улыбнулся какой-то детской улыбкой младший лейтенант. — На других планетах…
Его речь замедлилась, глаза закрылись.
— Спит, — сообщил КИР.
— Пусть спит, — сказал Максим, поднимаясь. — Сообрази-ка пожрать что-нибудь. Что-то я проголодался.
Так прошёл день и ночь, и наступил следующий день — четырнадцатое августа.
Николай с утра почувствовал себя гораздо лучше. Даже поднялся, с помощью Максима доковылял до туалета, принял душ и с аппетитом позавтракал. Обследование показало, что пуля никуда не делась, сидит там же, где сидела — в сердце. Медицинские наноботы продолжали работать, но их возможности были ограничены.
— Каковы наши действия? — осведомился Николай, когда обследование завершилось.
— КИР, — позвал Максим. — Ждём от тебя вердикта. Ты у нас тут главный врач.
— Со вчерашнего дня ничего не изменилось, и вердикт тоже не изменился, — ответил КИР. — Нужна операция. Чем скорее, тем лучше. В имеющихся условиях она невозможна.
— Другими словами нужно уходить, — прокомментировал Николай. — К нашим, через линию фронта.
— Или искать хирурга здесь, — сказал Максим.
— Немецкого? — криво ухмыльнулся лётчик.
— Зачем сразу немецкого. Нашего, гражданского. Не все же успели эвакуироваться, кто-то должен был остаться.
— Нереально, — покачал головой младший лейтенант. — Все больницы по эту сторону фронта, уверен, отданы под немецкие госпитали. А наши хирурги — те, кто не успел или не захотел эвакуироваться, или сидят по домам или служат оккупантам. Кто по принуждению, а кто и добровольно. Говорю же, выход только один — к нашим, через линию фронта.
— КИР, какой твой прогноз, Николай выдержит такую физическую нагрузку? — спросил Максим.
— Он-то выдержит, — ответил КИР. — А вот его сердце — не знаю. Там всё на ниточке висит. В любом случае идти прямо сейчас нельзя, нужно подождать, пока наноботы хотя бы рану затянут на спине и на ноге и малую бедренную кость срастят.
— Это понятно, — сказал Николай, — со сломанной ногой много не находишь. Сколько ждать? Месяц?
— Ну что ты, — сказал Максим. — Гораздо меньше. Думаю, ещё три-четыре дня. Так, КИР?
— Примерно так, — подтвердил Корабельный искусственный разум. — Буду наблюдать.
— Три-четыре дня — куда ни шло, — сказал лётчик. — Поразительные у вас, в будущем, достижения медицинские. Залечить такие огнестрельные раны за три-четыре дня, да ещё и ногу сломанную починить — это прямо чудеса. Сказка! Вот бы нам такую медицину — раненых бойцов и командиров на ноги ставить быстро. И не только медицину, — он обвёл глазами жилой отсек. — Я забыл спросить, эта штука, корабль твой космический, в атмосфере летать может? Как самолёт.
— Нет, — ответил Максим. — Только взлетать и садиться. А летает он в космосе. Я знаю, о чём ты подумал. Загрузить в него несколько тонн бомб и сбросить на Берлин, да?
— Как ты догадался? — белозубо улыбнулся лётчик.
— Это было нетрудно. Вынужден разочаровать.
— Да ясно-понятно всё, — нетерпеливо махнул рукой младший лейтенант. — Сейчас это невозможно. Но потом, когда Красная Армия сюда вернётся и освободит Украину? Уверен, такой корабль лишним не будет. Слушай, — воодушевился он. — Зачем ждать освобождения? Перейдём линию фронта, расскажем всё. Уверен, командование ради такого случая организует мощный контрудар на этом участке фронта. Отбросим немцев, вытащим корабль из болота, оттранспортируем в тыл… КИР твой расскажет, что и как. Да ты и сам многое знаешь. Представляешь, как мощно и резко можно советскую науку и технику вперёд двинуть! Да мы с такими знаниями за год немцев задавим. А потом и всех капиталистов-империалистов вот здесь зажмём, — он показал кулак. — А⁈