По прозвищу Святой. Книга первая (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич
А уже 22 июня принял свой первый бой.
[1] Дерьмо (пер. с нем.)
[2] Термин из теории хаоса, означающий чувствительную зависимость от начальных условий, при которой небольшое изменение в одном состоянии детерминированной нелинейной системы может привести к большим различиям в последующем состоянии (взмах крыла бабочки в результате может вызвать торнадо).
[3] Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству.
Глава пятая
Николай за эти два дня много узнал о будущем и даже перестал бурно на всё реагировать, как это было в начале.
А то ведь до откровенного горя и ярости доходило.
Максим лично видел слёзы на глазах лётчика, когда он узнал о смерти товарища Сталина в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году. И успел отнять пистолет, когда тот услышал новость о том, что в СССР 2.0 нет Коммунистической партии.
— Брешешь! — яростно воскликнул младший лейтенант и потянулся к кобуре (к этому времени КИР отстирал и восстановил форму лётчика, и теперь она — чистая и отглаженная вместе с пистолетом в кобуре, ремнём, портупеей, лётным шлемом и очками лежала на стуле). — Брешешь, гад! Да я тебя пристрелю за такие слова! Избавлю наши советские органы от грязной работы!
Однако с неизбежным пришлось смириться. В СССР 2.0 действительно не было Коммунистической партии.
— Комсомол есть, а партии нет? — недоверчиво спросил Николай, немного успокоившись. — Как такое может быть?
— Комсомола тоже нет, — сказал Максим. — В том виде, который существует у вас. Есть ССМ — социалистический союз молодёжи. Добровольная общественная организация по типу творческих союзов. Писателей, там, или художников. Хочешь — вступаешь. Не хочешь — не вступаешь. Никто тебе и слова не скажет.
— Но ты же мне честное комсомольское слово давал!
— Это для убедительности. Я не комсомолец и не мог бы им стать при всём желании.
— Погоди, а в этом вашем ССМ состоишь?
— Состоял. Уже нет.
— Почему?
— Вырос, — пожал плечами Максим. — ССМ хорош, когда тебе пятнадцать-восемнадцать. Ладно, двадцать. Девчонки, походы, волонтёрство, романтика. Потом наступает взрослая жизнь.
— То есть, ты мне соврал.
— Ага. Извини. Но слово всё равно осталось честным.
— А пионерия? — хмуро осведомился Николай.
— Есть пионеры, даже красные галстуки носят. Но вступление тоже абсолютно добровольное, никакой обязаловки. Понимаешь, Коля, как бы тебе помягче объяснить… Именно партия во многом стала причиной того, что первый Советский Союз развалился. Второй раз мы на эти грабли решили не наступать. Уж больно накладно выходит.
— Всё равно не понимаю, — младший лейтенант был очень расстроен. — Как можно строить коммунизм без Коммунистической партии?
— Можно. Если назвать его социализмом, вернуть частную собственность в определённой мере и принять тот факт, что заставлять человека безоговорочно следовать той или иной идеологии — большая ошибка. Наша идеология — честный труд, справедливость и защита для всех. А наша партия — все советские люди, которые просто знают, что живут в лучшей стране на свете. Потому что это факт.
— И никто на свете не умеет лучше нас смеяться и любить? [1]– процитировал лётчик.
— Именно.
— Ты сказал — вернуть частную собственность. Это что получается, у вас буржуи себя хорошо чувствуют и жируют?
— Напомни, какого ты года рождения, двадцатого?
— Двадцатого, — подтвердил Николай.
— НЭП помнишь? По идее должен был застать краешком.
— Так и есть. Краешком помню. Отец рассказывал, если бы продразвёрстку продналогом не заменили, совсем худо бы пришлось сразу после Гражданской войны. Он в Первой Конной у Будённого Семёна Михайловича воевал. Подо Львовом был ранен, комиссовали. Домой в деревню вернулся, а тут продразвёрстка. Три четверти урожая, считай, отдать надо… — взгляд Николая затуманился, лётчик вспоминал непростые дни.
«А когда они были простые?» — подумал Максим, а вслух сказал:
— Видишь. А теперь представь, что НЭП не свернули бы в двадцать девятом. Умерли бы твои родители от голода в тридцать третьем?
Николай задумался, потёр нижнюю губу характерным жестом.
— Трудный вопрос, — признался он. — С одной стороны… с другой стороны… Может, и не умерли бы.
— Наверняка бы не умерли, — сказал Максим. — Долго рассказывать, но у нас своего рода НЭП. И он прекрасно уживается с социализмом, уж поверь. Главное, не давать ему много воли, в узде держать. Понимаешь, почему?
— Что ж тут не понять. Дай жадному волю, он тут же в мироеда превратится, будет жрать в три горла и всё под себя подгребёт, до чего дотянется… К слову, как вы боретесь с врагами народа? И вообще, с нарушителями социалистической законности? С теми же ворами? И кто стоит во главе государства, если нет партии?
— Ого, сколько вопросов сразу, — засмеялся Максим. — Для борьбы с нарушителями социалистической законности, ворьём и прочим криминалом у нас имеется прокуратура, милиция, независимые суды. Совершил преступление? Отвечай. Сиди в тюрьме или работай в исправительно-трудовой колонии. А врагов народа у нас нет. Точнее, есть, но все они живут за границей. Не согласен с нашими порядками и законами? Уезжай. Вот Бог — вот порог. Или сам уезжай, или тебя выпроводят. Границы открыты. Относительно, конечно.
— И что, многие сами уезжают?
— Меньше, чем приезжают, — засмеялся Максим. — Советские люди хорошо живут. Хорошо и свободно. Бедных у нас нет. Богатых тоже. Обеспеченные — да, сколько хочешь. Если заработал деньги своим трудом — почёт тебе и уважение. Многие хотят жить в Советском Союзе. Вот и приезжают.
— Что, всех принимаете?
— Всех, кроме шпионов. Конечно, принимаем. Пусть едут, место много. Широка страна моя родная, — продолжил он цитату. — А кто во главе… Президент во главе.
— Президент? Как у буржуев?
— Название такое же, а суть разная. Буржуйские президенты — это ставленники капитала. Финансового или торгово-промышленного — неважно. Наш, социалистический президент, выбирается лучшими людьми Советского Союза. Героями войны и труда, ветеранами, многодетными матерями, заслуженными деятелями искусства, выдающимися учёными и предпринимателями. Избирательная система довольно сложная, долго объяснять, но суть такова, что лучшие выбирают лучшего.
— Голова кругом, — признался Николай. — Значит, не весь народ выбирает?
— Не весь. Как доверить такой серьёзный выбор, к примеру, мужчине, который не служил в армии или женщине, которая отказывается иметь детей по идейным соображениям? Молодому тунеядцу, живущему за счёт обеспеченных родителей? Алкоголику и наркоману, в конце концов?
— Что, у вас тоже бухарики и марафетчики имеются?
— Имеются, увы. Эта братия неистребима. Не так уж много, но есть. Вот я и спрашиваю. Как им всем доверить серьёзный выбор? Президент у нас на шесть лет избирается, у него большая власть, но ещё больше его ответственность перед страной и народом. Поэтому только так: лучшие — лучшего.
— И это работает?
— Отлично работает. В связке с Советами трудящихся, исполкомами, независимыми судами и прочими властными структурами — просто отлично. Не жалуемся.
— Ясно-понятно… А кто такие волонтёры?
Приходилось объяснять. Как и многое, многое другое.
— Знаешь, о чём я подумал? — заявил Николай на исходе второго дня за ужином. — Умирать не страшно, когда знаешь, что всё было не зря. Да, не так просто и быстро всё оказалось, но мы боролись не зря.
— Конечно, не зря! — с искренним энтузиазмом поддержал его Максим. — Только что это ты о смерти заговорил? Помирать нам рановато, есть у нас ещё дома дела [2]
— Мы на войне. Здесь костлявая в любую минуту может за тобой явиться и фамилию не спросить. Погоди, — выставил он ладонь, видя, что Максим собирается возразить. — Дай договорю. Я вот что подумал. Ежели помру до того, как мы уйдём… Смешно сказал. Умру до того, как мы уйдём. Ха-ха. Ладно, ты понял. Так вот. Похорони меня здесь, в лесу. Только место отметь как-нибудь, чтобы после войны вернуться… Или, не отмечай, бог с ним. Просто помни. Ты выживешь, я знаю. И вот ещё что. Забери мою одежду и документы. Пистолет тоже возьми. Пригодится.
