Имперский повар 1 - Вадим Фарг
Щёки Мурата залил багровый румянец. Кровь стучала в висках, кулаки сжались так, что побелели костяшки. Он ненавидел её. Ненавидел эту унизительную, убийственную правоту в каждом её слове. Ненавидел свою беспомощность перед ней, которая никуда не делась за все эти годы. Но он молчал. Он знал — любое слово, любой звук лишь усугубит его позор.
— Всё, — отрезала Фатима, с натужным кряхтением поднимаясь. Кожаная обивка кресла вздохнула с явным облегчением. — Твои детские игры в войнушку закончились. Я тебе сказала, что сама во всём разберусь. И я разберусь. А ты сиди здесь. В своём разгромленном свинарнике. И не лезь не в своё дело. Ты меня понял?
Она не стала дожидаться ответа. Медленно, как тяжело гружёная баржа, она проплыла мимо него и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Щёлкнул замок.
Мурат остался один. Один посреди обломков своего кабинета, которые были точным отражением обломков его гордости. Он постоял ещё несколько секунд, глядя в пустоту, а потом с глухим, яростным рёвом схватил со стола тяжёлую бронзовую чернильницу и со всей дури швырнул её в стену. Тёмно-фиолетовые чернила растеклись по светлым обоям уродливой кляксой, похожей на гигантского паука. Но это не принесло облегчения. Только звенящую пустоту и жгучее, бессильное унижение.
Глава 23
Фатима, необъятная, как гора, и такая же незыблемая, величественно проплыла в свой личный кабинет. Это был её оазис, островок шёлка и покоя посреди дома, который её буйный сынок прямо сейчас превращал в руины. Здесь пахло дорогими духами и старым деревом, а не сыновней яростью и отчаянием.
На изящном диванчике уже развалилась её внучка. Закинув одну стройную ногу на другую, она лениво перелистывала глянцевые страницы модного журнала. Увидев бабушку, она нехотя отложила журнал. Её тёмные глаза, подведённые с дерзкой небрежностью, смерили Фатиму скучающим и капельку насмешливым взглядом.
— Ну что, бабуля? — протянула она, и в голосе её звенел чистый, незамутнённый интерес к чужому провалу. — Папочка сильно набедокурил? Или в доме ещё остались целые стулья?
Фатима отмахнулась пухлой рукой, усыпанной перстнями, будто отгоняла невидимую назойливую муху. Она тяжело, с кряхтением, опустилась на диван рядом с внучкой. Диванчик жалобно пискнул.
— Твой отец — осёл, — произнесла она с вселенской усталостью в голосе. — Но это не новость, а медицинский факт. Давай лучше о деле. О нашем гордом поваре. О Белославове.
— О-о-о, — в тёмных глазах Лейлы тут же вспыхнул хищный, нетерпеливый огонёк. Она даже подалась вперёд, и её поза из ленивой превратилась в напряжённую, как у кошки перед прыжком. — Эта сволочь! Редкая порода. Такой упрямый, такой наглый! Совершенно не поддаётся дрессировке. Но, должна признаться, бабуля, он меня чертовски заводит. Я его хочу. Хочу до дрожи в коленках. Хочу сломать эту его дурацкую гордость, растоптать её. Заставить его готовить только для меня, смотреть на меня, как ручной пёсик, и ждать команды.
Фатима криво усмехнулась, обнажив золотой зуб.
— Молодец внучка. Вся в меня. Только яблочко ещё зелёное, а яблоня уже своё отжила. Его отец, к слову, тоже был красавчиком. И таким же упрямым бараном. Слушай сюда внимательно, внучка. В прошлый раз ты действовала слишком грубо, слишком прямо. Как мужик в кабацкой драке. А этот парень не так прост, у него голова на плечах. И, что хуже всего, похоже, он из тех редких идиотов, которых не купишь за деньги.
Она сделала многозначительную паузу, давая словам утонуть в сознании Лейлы.
— К тому же, — Фатима хитро прищурила свои маленькие глазки, — ты разве не видела, как вокруг него уже хоровод водят? Дочка этого мясника, Степана, глазками стреляет. Ещё эта, размалёванная кукла, племянница Доды. У него появился выбор, понимаешь? А когда у мужчины появляется выбор, он становится капризным и привередливым. Это значит, что ты больше не можешь быть просто очередной красивой игрушкой, которая пришла, топнула ножкой и потребовала внимания. Ты должна стать для него особенной. Незаменимой.
— И как же мне стать «особенной»? — с вызовом спросила Лейла, гордо вскинув подбородок. Её губы надулись, как у обиженного ребёнка.
— Ты должна предлагать, а не требовать, — терпеливо, словно объясняя двухлетнему дитя, проговорила Фатима. — Перестань думать о нём как о добыче. Такие мужчины, как Белославов все это чувствуют. Думай о нем как о партнёре. Узнай, чего он хочет на самом деле. Славы? Чтобы его имя гремело на весь город? Признания? Расширить свою вонючую забегаловку до приличного ресторана со скатертями и хрусталём? Дай ему это. Стань его проводником в мир больших денег и настоящих возможностей. Но сделай это тонко, хитро. Так, чтобы он до последнего был уверен, что это его собственное гениальное решение, его план. Ты проиграла битву, внученька, но войну мы ещё можем выиграть. И на предстоящем городском празднике у тебя будет идеальный шанс нанести ответный удар.
В этот самый момент из кабинета Мурата, который находился через стенку, донёсся оглушительный звон. Что-то большое и, вероятно, стеклянное разлетелось на тысячи осколков. Лейла испуганно вздрогнула и инстинктивно вжала голову в плечи.
Фатима же даже не повернула головы.
— Пускай, — лениво бросила она, поправляя под спиной шёлковую подушку. — Надо же нерадивому сыну как-то пар выпускать. А то ещё, не дай бог, лопнет от злости и испачкает мне персидские ковры.
* * *
Хрустальный бутыль, подарок от одного важного чиновника, взлетел в воздух и с оглушительным звоном ударился о стену. Тысяча сверкающих осколков брызнула во все стороны, словно фейерверк отчаяния. Дорогой коньяк, который Мурат Алиев берёг для особых случаев, потёк по красивым шёлковым обоям, оставляя тёмные, грязные пятна. Казалось, сама стена плакала янтарными слезами из-за ярости хозяина.
Алиев, самый богатый и влиятельный человек в Зареченске, стоял посреди своего разгромленного кабинета и тяжело дышал, раздувая ноздри, как разъярённый бык на корриде. Его унизили. Снова! И где? На его же территории! Какой-то сопляк, поварёнок из вонючей забегаловки, которую он мог купить вместе с потрохами и даже не заметить, раз за разом обводил его вокруг пальца. Это было не просто обидно. Это было невыносимо.
Каждый раз, когда он думал, что загнал этого Белославова в угол, тот умудрялся вывернуться, да ещё и
