Рейд за бессмертием - Greko
[3] Идею укреплять и защищать земляные валы терновником, в изобилии растущим на Кавказе, высказал еще в 1835 г. поручик Ф. Ф. Торнау в своей записке на имя барона Розена. Он удивлялся, почему столь строго следуют устаревшим инструкциям и почему инженеры не применяются к местным условиям. В 1840 г. поручик Д. А. Милютин составил обстоятельный доклад о новых принципах в возведении укреплений и повторил идею Торнау. Возможно, это стало результатом встречи двух геройских офицеров во Владикавказе в сентябре 1839 г. Но в Абинской крепости ее воплотили в жизнь раньше других.
Глава 21
Вася. Екатеринодар, май 1840 года.
Васе хватило мгновения, чтобы оценить весь ужас своего положения. И только это мгновение, длившееся, может, чуть больше секунды, он дал слабину. Мелькнул страх в глазах, растерянность. Тут же взял себя в руки, понимая, что генерал не сводит с него пристального взгляда. Позволь себе Вася еще некоторое время выглядеть так, Засс, тертый калач, непременно бы все понял и огласил бы неутешительный приговор. Это Вася сознавал. Тут же взял себя в руки. В следующую секунду в глаза вернулась спокойная уверенность, а лицо приобрело известное выражение «морда кирпичом». Ужас его положения заключался в том, что поблизости не было ни одного человека, который мог бы подтвердить его алиби. И черт бы с ним — поблизости. После всех этих выматывающих боев с черкесами прежний его полк был практически выкошен подчистую, особенно те роты, с которыми начинал службу. А те единицы, кто остались в живых, сейчас были далеко. Ушли через снега в Апапу еще несколько месяцев назад. Да, в общем, они и не могли бы особо помочь Васе. Единственный человек, который мог одним лишь словом все разрулить и вытащить Васю из-под удара, был штабс-капитан Лико. Который все это придумал и, образно говоря, явил свету нового Девяткина. А его командир погиб и не мог уже ничем Васе помочь.
— Что молчишь? — спросил генерал.
— А мне-то что? — Вася безразлично пожал плечами. — Мало ли кто чего говорит и какую фамилию себе присваивает? Разбирайтесь.
— Ишь ты, орел: разбирайтесь! — Засс усмехнулся. — Ты это мне, генералу, предлагаешь? Ты, Девяткин, или как тебя там, как я погляжу, совсем за свою голову не волнуешься.
— Отчего же мне за неё не волноваться? А только сдуру подставлять не буду. Я — Девяткин. Других не знаю. Разбирайтесь.
Может, потому что Вася по наитию взял верный тон. Опасный, наглый, но верный. Или, может, потому что Засс и сам был таким, как Вася: ни черта, ни Бога не боялся и любил храбрецов. А, может, был несколько сбит с толку из-за поведения этого бугая… А только понимал генерал, что нравится ему Девяткин. Так-то надо было бы приструнить, чтобы вел разговоры должным образом, когда с ним говорит легендарный генерал. Но рука не поднималась.
— Отведи его в камеру ко второму Девяткину. Только пусть там проследят, чтобы не задушили друг друга, — обратился он к ординарцу. — И Бакланова зови. Вовремя он в Екатеринодаре появился. Пусть по старой памяти поможет разобраться[1].
Васю завели в камеру. В углу сидел настоящий Девяткин. Увидев его, Вася сразу успокоился. Нутром почувствовал, что выкарабкается. Потому что настоящий Девяткин являл собой жалкое зрелище. И не из-за того, что был измазан, по-рабски обрит и в обносках. Таким здесь никого не удивишь. Он боялся. Ничего, кроме страха, в его глазах не было.
— Девяткин! — с улыбкой сказал огромный солдат, приведший Васю, — гляди, кого привел.
Настоящий Девяткин смотрел бегающими глазами на солдата и Васю.
— Кто это?
— Не узнаешь⁈ — видимо, солдату было скучно. — Брат твой родной. Тоже Девяткин. И тоже Вася!
— Я Вася Девяткин! — завопил настоящий практически фальцетом. — Я! А это самозванец!
— Разберутся. Потерпите чуток! И не шалите! — предупредил солдат. — Иначе обоим головы снесу!
Сказал это так, что можно было не сомневаться, что в случае чего угрозу исполнит. Вышел, запер дверь.
Вася отошел к противоположной стене каземата. Присел. Спокойно смотрел на настоящего Девяткина. Тот, понимая, что сейчас в безопасности и Вася ему ничего не сделает, перестал дрожать. Глаза опять забегали.
— Я Девяткин. Я! А тебя повесят за то, что моим честным именем воспользовался! — настоящий Девяткин неожиданно засмеялся противным смехом.
— Заткнись! — спокойно ответил Вася.
Откинул голову. Закрыл глаза.
— Повесят! Повесят! — настоящий рассыпался мелким бесом, никак не мог успокоиться.
Вася не реагировал. Раздумывал над своим положением. Чем больше думал, тем больше укреплялся в том, что не позволит себе бояться, будет гнуть свою линию. Будет придерживаться той же тактики, что и с Зассом.
«Имею право! — думал Вася. — Да, не я Девяткин. Но это я столько раз за это время со смертью в обнимку танцевал, столько всего сделал и стольких друзей потерял, что пусть все идут к такой-то матери! У меня контракт! И дети ждут…»
В коридоре загремели сапоги.
— Открывай! — раздался зычный голос.
Дверь открылась. В камеру вошел очень большой человек в звании есаула. И хоть положение у Васи было аховое, он еле сдержался, чтобы не рассмеяться, поскольку есаул Бакланов на все сто соответствовал своим внешним видом своей фамилии. Огромного роста, широкоплечий, с большой головой, длинными усами и бакенбардами, густыми, нависшими на глаза бровями.
«Ну, баклан! — оценивал Вася двухметрового здоровяка. — Как есть — баклан! А лицо-то! Лицо!»
Восклицание про лицо тоже было понятно. Все оно было у Бакланова побито оспой. От того казался он еще более устрашающим.
«Засс — шутник, как погляжу! — усмехнулся Вася про себя. — Знал, кого пытать присылать! С непривычки от такого и обосраться можно!»
Настоящий Девяткин при виде Бакланова, по-видимому, уже был близок к этому. Опять задрожал.
— Времени у меня мало! — загремел есаул. — Дочка только родилась, Сашенька! А я тут с вами паскудами, должен Ваньку валять! Поэтому не юлите и не злите меня. Отвечайте скоро. Будете врать, пойму. И тогда… — Бакланов сложил громадную свою лапу в не менее громадный кулак. — Ты! — ткнул в настоящего. — Пошел вон пока отсюда! С этим поговорю.
Настоящего вывели.
Бакланов подошел вплотную к Васе. Может, думал, что, если нависнет над ним
