Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – монарх

— А что, — спросил я с иронией, — большая и грязная?

Она покачала головой.

— Нет, ты же великий человек, а таким и грязная не нужна.

— А что нужно, на твой взгляд?

— Просто женщина в постели, — ответила она просто. — Обычная и нетребовательная. Зов плоти.

Я пробормотал:

— Вообще-то зов плоти можно удовлетворить и без женщины.

Она покачала головой.

— Мужчине нужно, чтобы женщина была под ним. Чтобы ощутил себя охотником, поймавшим и покорив­шим добычу. Только тогда его счастье будет полным.

— А ты неплохо знаешь про инстинкт доминиро­вания, — сказал я.

— Я много чего знаю, — ответила она, и сказано было просто, без всякой рисовки, хвастовства и даже загадочности. — Раздевайся, ты устал, по лицу вижу. А утром отбуду.

— Из дворца?

Она слабо улыбнулась.

— Из Геннегау тоже.

— Тогда поспешу, — ответил я.

Она разделась легко и без кокетства, легла рядом, совсем как теплая и податливая жена, с которой мы уже годы в браке. Я посмотрел сверху и с внезапным щемом подумал, что в самом деле был бы с нею в счастливом и уютном браке.

Наверное, что-то отразилось на моем лице, она грустно улыбнулась, обняла и шепнула ласково в са­мое ухо:

— Я люблю тебя, Рич... С тобой так надежно и за­щищенно...

И хотя именно эти слова женщина должна хотя бы дважды в день говорить мужчине, но все равно про­изнесла так, что в самом деле ощутил себя могучим и несокрушимым, что, естественно, хорошо сказывает­ся и на самочувствии, в том числе и том, что коряво называют мужской силой.

— Бабетта, — сказал я расслабленно, — сейчас са­мый главный вопрос... ты знаешь какой.

Она спросила ровным голосом:

— Как к Маркусу готовится Юг?

— Ты в самом деле меня понимаешь.

— Никак, — ответила она. — Как и здесь. Просто­му народу все равно, знать тоже ничего не знает и не желает, а те немногие, что в курсе, либо принимают смиренно, как неизбежное, либо пытаются прятаться.

— А есть куда?

Она помедлила, ответила с осторожностью:

— Об этом я хотела тебе сказать. В последние годы одна группа умельцев сумела добраться до тех пещер, в которых происходит рождение... сотворение... даже не знаю, как правильно сказать, баггеров.

— Сборка, — подсказал я. — Хотя да, сперва долж­ны как бы зародиться в руде... И что, те пещеры не­разрушимы?

— Похоже на то, — ответила она. — Почему-то считается, что баггеры всегда были. Что мир создан вместе с баггерами. Значит, они древнее Маркуса. А это значит, что в их пещерах можно отсидеться.

— А потом?

— Подняться вместе с баггером, — предположила она неуверенно. — Хотя, правда, он поднимается че­рез толщи земли, буквально проламывается... Не знаю всего, уж прости. Но известно, что эти пещеры уцеле­ют. Значит, и те, кто там спрячется.

Я пробормотал:

— Тогда после всех разрушений, что останутся на земле, там на Юге сразу получат преимущество?.. У нас все сначала, а вам только отстроить заново?

Она кивнула, лицо было очень серьезным.

— Теперь понимаешь, почему я хочу, чтобы ты по­бывал на Юге до прилета Маркуса?

— Спасибо, Бабетта, — сказал я. — В самом деле, спасибо. Действуешь ли по доброте души или в ин­тересах империи, это другой вопрос. Но мою шкурку спасти хочешь, ценю... Отвечаю добром на добро, я наконец-то отыскал того ребенка, который сбежал из вашей императорской семьи. И далеко же он, оказы­вается, забрался!

Она вздрогнула и даже не среагировала на как бы обмолвку насчет их императорской семьи.

— Что? Рич...

— Его зовут Лорест Виттельсбах, не так ли?

Она вскрикнула:

— Как ты сказал?

— Лорест Виттельсбах, — повторил я, — сын элек- тора Палатината Реторского...

Она торопливо кивнула, теперь верит, что говорю правду, такие данные никогда не озвучивала, а раз я знаю, значит, у меня что-то да получилось.

— Рич... Ты бесподобен!

— Я знаю, — великодушно согласился я. — Ви­дишь, какие бицепсы? А трицепс?.. Да ты пощупай, пощупай!.. Нет, бицепсы не там... Хотя ладно, щупай.

— И как ты его нашел? — спросила она. — Это же искать иголку в стоге сена! Да что там иголку...

Я сказал снисходительно:

— Потому я и не пытался перерывать все, как со­бака в поисках зарытой в прошлом году косточки. За­чем? Проще самому стать магнитом. Ты слышала, что такое магнит?..

Она посмотрела с укором.

— Рич, о магнитных камнях знаем с глубокой древ­ности. Их еще называют камнями симпатии. Так как ты его нашел?

— Всюду оставлял намеки, — ответил я, — понят­ные только человеку с Юга. Остальные ничего не за­метят, а человек с Юга сразу насторожится, сам меня отыщет и явится.

— Хитро, — сказала она и посмотрела с таким удивлением, что, дескать, хоть и дурак, но как-то же додумался или кто-то ему подсказал. — Ты мог бы ро­диться женщиной!

— Сомнительный комплимент, — сказал я. — Луч­шая из женщин уже есть, а второй я бы стать не хотел.

Она засмеялась, очень довольная, умные любят комплименты не меньше, чем дуры, потому все и дуры. Правда, мужчины любят тоже. И комплименты, и дур.

— Ты его привез?

Я покачал головой.

— Бабетта, это не подобранный по дороге камешек.

— Но все-таки...

— А с чего решила, что он рвется вернуться? За двести пятьдесят с лишним лет не передумал и не мучается ностальгией. Наверное, двести пятьдесят лет совсем малый срок?

Она посмотрела на меня несколько странно.

— Рич, это совсем другое. Где он сейчас?

— Мне кажется, — ответил я задумчиво, — он не хочет, чтобы его тревожили. К тому же это такое ме­сто... Бабетта, что-то мне подсказывает, даже ты туда не пролезешь, если там не восхотят.

Она нехотя улыбнулась.

— Увы, такие места есть. Но они только разжигают наше женское любопытство. Ладно, все равно выдав­лю из тебя эту страшную тайну!.. Иди сюда, я по тебе жутко соскучилась...

Из стены выплыл белесый призрак раньше, чем за Бабеттой захлопнулась дверь, словно ждал ее ухода. Я напрягся и хотел было как-то защититься, но туман оформился в крупное и массивное лицо с лошадиной челюстью и широким мясистым ртом. Роскошные се­дые волосы крупными локонами опускаются на ши­рокие настолько плечи, что края тают в тумане.

Он опустился ниже и склонил голову так, что я ви­дел только туман серебряных волос. И хотя белесость рассеивается уже на уровне живота, я понял, что при­зрак преклонил колено.

— Логирд, — сказал я с упреком, — ты что так исчез?.. Кстати, спасибо за спасение моей шкуры. Я сделал какую-то глупость, но не понял, в чем она есть, я ж такой мудрый, такой мудрый, глупости мне ну никак не свойственны в натуре...

Он поднял голову, посмотрел в мое лицо и замед­ленно поклонился.

— Ваше Величество, — произнес он тихим, как шелест листьев, голосом, — прошу прощения... пони­маю, в некоторых случаях я был бы полезен больше, находись я возле вас постоянно...

— Встань, — велел я нетерпеливо. — Вставай, вста­вай!.. Рад тебя видеть. Что-то случилось?

Он поднялся выше, чуть покачнулся в воздухе, странное ощущение, когда не касается пола, там ту­ман совсем истончился, а он усилием воли держит оформленным туман только в той части тела, которую обычно замечаем взглядом при разговоре.

— Только хорошее, — ответил он так же тихо, и я понял, что громче говорить просто не может. — Мо­жет быть, даже слишком...

— Но что?

— Мне удалось нащупать место прохода в мир при­зраков, — сообщил он слабо. — О нем лишь упоми­налось дважды в старых рукописях, но и те только копии со старых, тоже не раз переписанных, потому многие полагали, что это лишь легенда, придуманная невежественными лесорубами...

— И ты туда пролез? — спросил я с восторгом.

Он покачал головой, в белесых глазах я сумел про­честь упрек.

— Все не так просто, Ваше Величество. Там столько магических печатей, которые нужно сломать, столько несокрушимых не для людей, не для призраков стен... Я сейчас усердно ломаю. А к вам прибыл, Ваше Ве­личество, чтобы в очередной раз преклонить колено и заверить в своей преданности и верности...

— Логирд, — сказал я с упреком, — если тебе что- то нужно, так и скажи. Хотя мы сюзерен и вассал, но все же оба часто имеем дело с чем-то необычным... так что мы братья по мистическому ордену.

Он поклонился.

— Просьба моя необычна и... достаточно неприят­на, как я полагаю, Вашему Величеству.

— Ну-ну? — спросил я. — Если не смогу, так и ска­жу, юлить не буду.

Он подвигался из стороны в сторону, уж и не знаю, что это у него означает, наконец прозвучало так тихо, что мне пришлось напрячь весь слух:

— Я опять истощил все силы...

— Ого, — сказал я, — ты же говорил, что тебе это надолго.

— Увы, если бы просто существовал...

Я усмехнулся.

— Ну да, если бы... То-то вижу, сам ты еле-еле и голос у тебя какой-то мышиный.

— Скоро и этого не будет, — сообщил он.

— Так чем могу?

Он молчал некоторое время, потом произнес чуть громче, и я понял, что расходует на это последние силы: