Время перемен - Владимир Владимирович Голубев
Большая дубина особых бригад оказалась сюрпризом для турок, и Суворов всего за две недели взял отлично укреплённый Браилов, потом быстрым ударом захватил не ожидавшую его прихода Исакчу, Тулча и Сулина[29] при появлении русских капитулировали сами. Всего полтора месяца потребовалось нашим войскам, чтобы сломать первую линию Дунайских крепостей османов и высвободить почти пятнадцать тысяч солдат из наших гарнизонов.
Вейсман же практически без боя занял Бухарест. На пути русские войска видели только сожжённые деревни, неубранные трупы мужчин, женщин, детей, стариков… Но даже на фоне этого кошмара столица Валахии выделялась. Большой город превратился в жуткое кладбище, в центре которого был распят господарь Валахии, Николай Маврогенис[30]. Верный султану фанариот[31] был убит теми же башибузуками, которые обвинили его в связях с австрийцами.
Никаких переговоров не было, это было сделано просто, чтобы дать повод к ограблению сокровищницы господаря. Никто этих негодяев уже не контролировал, они убивали и убивали. В городе невозможно было оставаться, смрад мёртвых тел и пожаров душил, опасность эпидемии пугала военных врачей, так что армия вынуждена была разбить лагерь в поле. Никакого снабжения в этот раз получить из Валахии мы уже не могли. На окольничих ложилась значительно большая, чем ожидалось, ответственность.
А вот армия наша пришла в совершеннейшее волнение. Солдаты и офицеры требовали крови, даже киргиз-кайсаки, повидавшие множество степных войн, когда убивали всех, выше тележного колеса, и те были поражены жестокостью турок. Вейсман был вынужден отдать приказ – пленных не брать и открыть охоту на башибузуков. Кавалерия носилась по окрестностям, пока не начали подходить передовые части австрийцев, такие же обозлённые и не ведающие пощады к османским бандам.
Армия пошла на Рущук. Уже наступило лето с его жарой и пылью, а земля вокруг была разорена, никто в этом году и не пытался ничего в неё посеять. Настроение солдат было отвратительным, только злость на безумных османов толкала вперёд. Потёмкин добился у меня разрешения самому возглавлять наших дозорных и носился вокруг, выискивая турок, Вейсман, чёрный лицом, не вёл никаких разговоров, кроме служебных, почти все офицеры просто звенели желанием поскорее вцепиться в глотку врагу.
Единственным, кто сохранял самообладание, был герой осады Стратилатова, генерал Карпухин. Он был улыбчив, добродушен и самозабвенно травил байки о гарнизонной жизни, командирах, боях, отношениях с мирными жителями. Вейсман писал мне, что Кара-паша много раз рассказывал историю про то, как предводитель киргиз-кайсаков Керей-султан требовал свою долю в захваченном гарнизоном Стратилатова обозе Великого визиря.
Гордый степняк долго вопил и размахивал руками, взывая к Аллаху, пока к нему тихо не подошёл его старший сын и прошептал ему на ухо имя того, на кого он кричит. Карпухин так лихо изображал всех участников встречи, и передавал эмоции, что все слушатели хохотали, даже когда он в пятый раз поведал им эту историю. А сам герой рассказа, стесняющийся своего слабого знания русского языка, и от этого немного диковатый Керей, и тот смущённо улыбался, ничуть не обижаясь на добродушного балагура.
Именно истории генерал-майора заставили офицеров вспомнить, что уж они-то не имеют права хандрить. Такой вот талант был у Кара-паши. Но далеко не единственный, надо заметить. Карпухина искренне любили подчинённые, хоть и побаивались его, но любили. Он был отличным крепостным инженером, видевшим слабости проектов и строительства за версту, умел вести сапёрную войну и артиллерийские дуэли, понимал в разведке, в том числе и воздушной. Генерал-майор был идеальным кандидатом на место начальника особой осадной бригады, армия восприняла его назначение с восторгом, да и пользу он определённо приносил уже сейчас, но результаты его основной работы нам только предстояло увидеть.
Рущук был одной из опор турецкого владычества в Мёзии, город располагался на очень удобной переправе через Дунай, к тому же дальше шла отличная дорога на Тырново и Шумлу. Так что нам никак нельзя не миновать его, армии следовало очень быстро двигаться к перевалам, чтобы успеть перейти во Фракию и преградить путь в Европу армии султана, собиравшейся в Малой Азии. Нужно было дать возможность и Суворову, и Ласси спокойно захватывать европейские вилайеты османов, закрепляя результаты нашей общей победы.
Этот город был мощной крепостью, к тому же защищённой с правого берега Дуная укреплениями Журжи, которые были очень сильны – их планировали и строили французы. Плюсом для нас было только то, что стройка была не завершена. Передовые отряды нашей армии подошли к Дунаю, Вейсман провёл разведку, подвесил несколько никосфер и принялся разрабатывать план по взятию укреплений. Уже через день началась осада, руководство которой было поручено Карпухину.
Добродушный балагур превратился в хищно прищуривающегося и отдающего отрывистые приказы военачальника. Сначала он настоял, чтобы вся армия остановилась на расстоянии нескольких переходов от Журжи, оставив для операции только свою бригаду и четыре пехотных полка. Затем затеял демонстративно неудачную блокаду, показав нашу слабость. Потом спровоцировав вылазку обороняющихся, он отдал противнику свежепостроенный редут и выманил дополнительные силы с другого берега Дуная, с которыми устроил настоящее противостояние в поле. И вот тогда, русский генерал подорвал сапой стены и захватил крепость за спиной у почти двадцати тысяч турок.
И только после этого к Журже подошёл Вейсман – противник увидел, что перед ним вся русская армия, а не небольшой передовой отряд. Османы сдались, а переправу можно было проводить практически без сопротивления. Отто был просто в восторге от такой хитрости, позволившей нашей армии быстро и без больших потерь преодолеть преграду и вывести из игры почти половину войск противника в Мёзии, а турки стали ещё больше опасаться Кара-паши.
Теперь армия Вейсмана значительно опережала график движения и могла бы позволить себе остановку для отдыха, но в землях самой Османской империи была такая же жуткая ситуация, что и в Валахии – горы трупов, разрушенные дома и необработанная земля. Турки понимали, что мы вторгнемся на эти территории и лишали нас возможной поддержки местного населения. Поэтому наши войска, выставив небольшой заслон против Силистрии, быстро шли дальше, к Тырново, рассчитывая, что такой крупный и важный город может быть ещё цел.
Наше предположение оказалось верным, Тырново был ещё невредим, хотя вокруг вовсю орудовали башибузуки. Попавший в плен местный паша сообщил, что бо́льшая часть гарнизона ушла в Габрово, где на переправе через Янтру[32] готовится последний рубеж сопротивления перед Шипкинским перевалом[33]. Вейсман решил быстро идти к Габрово. Турки и здесь не ожидали появления
