Депутат - Алексей Викторович Вязовский
Глава 3
Выглядели пацаны откровенно дерьмово. Есть много способов измучить человека так, чтобы не осталось следов. Ну, или почти не осталось… Например, тебя суют в пресс хату, а там устраивают весёлую жизнь. Какой бы ты ни был Брюс Ли, Чак Норрис и Арнольд Шварценеггер в одном флаконе, тебе все равно долго не продержаться. Тебе требуется есть, пить и посещать парашу. А еще тебе хоть иногда нужно спать. И так уж получается, что даже если ты оказался невероятно крутым бойцом, и уработал всех своих сокамерников, радоваться тебе ровно до отбоя. Потому что именно тогда, когда ты, гордящийся эпической победой, смежил усталые очи, для тебя и начинается все самое интересное. То, для чего тебя в эту хату и засунули. Там сидят не люди, а звери, ссученные твари, которым придет хана на любой зоне. Если приходит малява, что ты «шерстяной» и плющил других арестантов, то судьба твоя незавидна. Даже опускать не станут, просто убьют.
Вот такой вояж между пресс хатой и одиночкой проделали все наши пацаны. Зачем одиночка? Да чтобы синяки сошли и моча стала снова желтой, а не красной. Но отдохнуть там не получится, потому что камера круглые сутки залита слепящим светом, а бдительный вертухай будит арестанта, как только видит, что тот начинает клевать носом. Несколько дней такой жизни, и у человека едет крыша — никаких «шерстяных» не надо. Он впадает в тревожное забытье, но не спит. Сиделец симулирует жизнь, но не понимает ни черта из того, что происходит вокруг — человек просто сидит на табуретке и хлопает глазами, как какая-то дурацкая кукла. Потому что лежать ему тоже не позволяют. До самого отбоя.
Органы дознания не принимались за моих людей на полную катушку, и на то имелась веская причина. Адвокаты били во все колокола, угрожая международными организациями, а потому и методы дознания использовались щадящие. Избиение в камере за пытки не проканает, а лишение сна еще надо доказать. Мало ли что арестованный плохо выглядит. Так, СИЗО не курорт, оно еще никому здоровья не добавило.
Именно поэтому, когда братву выпустили, я их лично встретил и повез не домой, а в один подмосковный санаторий, где снял номера на чужие фамилии. Там уже накрыли столы, затопили баньку, но, как выяснилось, все это было зря. Ребята отрубились прямо в машине и просыпаться не желали ни в какую. Храпели так, что стекла дрожали.
Я плюнул и оплатил девчонкам из Советской еще сутки. Пусть тоже отдохнут и наберутся сил, они им скоро понадобятся. Когда-нибудь пацаны проснутся и захотят наверстать упущенное.
А дела пошли все веселее и веселее. Я-то, наивный, думал, что с выходом братвы и со смертью Штыря все закончится, но я ошибался. Ничего не закончилось. Со страниц желтой прессы вдруг начала литься грязь в мой адрес, а странное самоубийство в СИЗО смаковалось так, как будто снова убили Кеннеди. А потом около дома появились журналисты, и я опять остался один. Ленка ушла сама и забрала дочь. Она не выдержала всего этого. А я никак не мог понять, что происходит, пока в дверь не постучался мой собственный руководитель СБ. Точнее, наполовину мой…
— Сергей Дмитриевич, разрешите? — спросил он из вежливости, потому что уже вошел в кабинет и расположился в кресле. Худощавое, обычно непроницаемое лицо его было странно задумчивым, и на нем проскакивало ощущение растерянности. Как будто хотел сказать что-то, но не никак не мог решиться.
— Не томи, — резко сказал я. — Говори что хотел, Николай Дмитриевич. Дерьма на лопате мне принес?
— Сам не знаю, — нехотя ответил он. — Я бы не стал вас беспокоить, у меня нет ничего конкретного. Но…
— Да говори! — не выдержал я. — Чуйка сработала?
— Да, — кивнул он. — Я, знаете ли, не привык к руководству с такой слабой фактурой ходить, но здесь что-то не клеится. Я имею в виду ситуацию с задержанием Пахома Вениаминовича… э-э-э… ныне покойного.
— Излагай! — я напрягся. Мне тоже многое было непонятно, но внятно оформить свои подозрения я так и не сумел. И вроде собираешь факты в кучу, а они рассыпаются, как детский кулич из песка.
— Не работает так милиция, — вздохнул Николай Дмитриевич. — Не их почерк. Понимаете? Слишком сложно.
— А чей? — я даже привстал из-за стола.
— Конторы, — уверенно ответил тот. — «Медовая ловушка» называется. Трюк старый как мир, но безотказный, как лом. Раньше на него иностранных дипломатов ловили.
— Так у меня вроде бы с вашими мир и полнейшее взаимопонимание! — не на шутку удивился я.
— А я и не сказал, что это действующие сотрудники, — покачал он головой — Служба безопасности какой-нибудь крупной бизнес структуры запросто может такое провернуть. Слышали, что в Мост-банк взяли бывшего генерала КГБ работать?
Я кивнул. Про этого генерала, что в пятом управлении гонял диссидентов и прочих новодворских много писали. Дескать, какой позор. А в чем тут позор? В Кремле сидели сейчас люди ничуть не лучше, чем в Мост-банке. Разве есть разница, каким упырям служить? Семью-то кормить нужно…
— Так вот, — продолжал Николай Дмитриевич. — Милиция на такое не пойдет. За это сесть можно на раз. Они только пакеты с наркотой подбрасывают. Или патроны. Эти фокусы и без того беспроигрышные, им незачем так все усложнять. Тут кто-то всю нашу структуру развалить хочет или поставить на грань развала.
— Кто? — я незаметно для себя сломал в пальцах карандаш.
— Не знаю, — сожалеюще покачал головой особист. — Потому и выжидал, не докладывал. Уж очень неубедительно выгляжу. Фактов никаких.
— С-сука! — я залез в ящик стола, вытащил оттуда сигару и слегка подрагивающими пальцами обрезал кончик. — Будешь гавану?
— Не откажусь, — вежливо ответил Николай Дмитриевич.
Попытки бросить курить привели к тому, что курил я теперь реже, но дозу никотина добирал сполна и за один раз. Меня даже повело, а мысли стали пышными и округлыми, словно кучевые облака. Легкий кайф накрыл нас обоих, и мы замолчали.
— Все же что-то есть в этом, — сказал особист после второй затяжки. — Крепко, конечно, но ощущения совершенно другие. У вас появились какие-нибудь мысли?
— Я считаю, что мы скоро все узнаем, — спокойно ответил я. — Это же проще пареной репы, товарищ подполковник.
— Да? — удивился он. — Вы так думаете?
— Я в этом просто уверен, — выдохнул я струю ароматного дыма. — Хороший стук наружу выйдет. Или, как говорили в моем любимом фильме, тот, кто придет к тебе с предложением мира, предатель. Мне очень скоро сделают предложение, от
