Депутат - Алексей Викторович Вязовский
Что там сегодня? Суп с картошкой и пшенная каша. Ну надо же, разнообразие какое! Хотя… Сегодня суп остренький, с кусочком мяса. Перца положили и чеснока. И даже листик лаврушки плавает. Старого повара выгнали, что ли? Или это ему такой подгон от администрации? За усердную работу дятлом. Пахом невесело усмехнулся, но суп доел с аппетитом. Он был почти хорош, только привкус имел какой-то странный. Лаврушка горчила, наверное. Ее в самом конце класть надо, иначе любой вкус перебьет. Так мамка говорила.
— Голова что-то кружится, — пробормотал Пахом и едва успел упасть на койку, где и отрубился.
Минут через пять в камеру вошел крепкий седой мужик с оловянными глазами, за которым закрылась железная дверь. Он похлопал Пахома по щеке, а потом, видя, что тот не реагирует, удовлетворенно пробурчал что-то себе под нос. Он вытащил простыню, перекатив расслабленно лежащее тело, а потом огляделся по сторонам. Решетка на окнах частая, не подходит. А вот второй этаж койки, который пустовал, будет в самый раз. Мужик скрутил простыню в жгут, перевернул Пахома лицом вниз и накинул получившуюся петлю на шею.
Штырь был силен даже сейчас, в одурманенном состоянии, и убийца изрядно умаялся, пока держал извивающееся тело. Но вскоре ноги парня дергаться перестали, и он затих, уставившись в пустоту стеклянным взглядом. А его убийца встал, набросил простыню на верхнюю грядушку и завязал на узел. Теперь он положит тело в петлю и закрутит его что есть мочи. Удавиться на простыне — дело непростое, оно вдумчивого подхода требует. Но этот пациент так хотел умереть, что у него все получилось.
* * *
Доктор Симаков Дмитрий Сергеевич шел домой. Устал он как собака, работы по горло навалилось. Сегодня денек у судмедэксперта получился презабавный: в Бутырке подследственный удавился, став на ментовском сленге «парашютистом». Да хитро как сделал все, с закруткой! Дмитрий Сергеевич такой способ всего пару раз встречал, хотя работал уже двадцать лет без трех месяцев. Только вот не самоубийство это, о чем он в прозекторской, где бесконечным хороводом вились опера и начальство СИЗО, взял и заявил. Не характерна для повешения такая странгуляционная борозда на шее. Она под прямым углом идет, а должна быть косой. Прямая чаще при удушении бывает. Впрочем, это не сто процентов, потому как удавленник закрутился, а не повесился, как все нормальные люди, и это может сбить с толку. Впрочем, он поковырялся еще несколько часов и в своем мнении убедился полностью. Подозрение на убийство это, о чем он следователю по телефону и сказал. А с другой стороны, как такого бугая задушили, а следов борьбы нет? Странно! Может, подсыпали чего? Да хоть бы и клофелин. Его гипертоникам в аптеке по рецепту продают. У каждой второй проститутки он в загашнике есть. Сколько мужиков потравили эти дуры, не рассчитав дозы, и не передать. Он пробу материала на анализ взял, покрутит его. Эксперт — птица важная, с высокой степенью самостоятельности. У него даже по закону месяц на заключение есть. Это у следаков сроки горят, а у него ничего не горит. Сколько раз бывало, когда раскрытое дело продлять нужно из-за того, что экспертиза не готова. Ее порой до полугода ждать приходится, ибо эксперт завален работой по уши. Потому-то и идут следаки с магарычами и просьбами, чтобы поскорее заветный листик получить и подшить к готовому делу.
Симаков шел насвистывая. Из-за таких моментов, щекочущих нервы и интеллект, он и любил свою работу. У него старая, еще советская школа. Их учили на совесть. Э-эх! — горестно вздохнул доктор. — Скорее бы на пенсию, до нее всего-ничего осталось. Платят копейки, да еще и с задержкой. В холодильнике мышь повесилась. Слава богу, хоть жена понимает его. Она у него золото. Двадцать пять лет душа в душу прожили, двух детей родили.
Он позвонил в дверь, лень стало ключи искать.
— Что с тобой? — удивился он, видя, что любимая жена стоит ни жива ни мертва. — Галя, ты заболела?
Его супруга растеряла девчоночью стройность, но все еще привлекала мужское внимание пышными формами. Дурацкая химическая завивка никогда ему не нравилась, но разве женщину переспоришь? Это же модно. Да и макияжем Галя любила злоупотреблять, и сейчас он был размазан по ее заплаканному лицу. Она даже не подумала пойти умыться, и под глазами застыли потеки туши.
— Дима! — заревела она, уткнувшись ему в плечо. — Мне страшно. Они приходили! Они прямо сюда пришли!!!
— Да кто «они»? — Дмитрий Сергеевич сел на табурет в кухне, с недоумением и ужасом разглядывая пачку долларов на столе.
— Я не знаю! — истерически взвизгнула Галя. — Бандиты какие-то. Меня один прямо у двери встретил. Огромный, ростом больше двух метров! Глаза как пуговицы! Мертвые у него глаза, Дима. А рожа какая! Я так испугалась, что даже крикнуть не смогла. А он пистолет к моему лбу приставил и сказал, что если я хоть звук издам, он мне мозги вышибет.
— Что он хотел? — спросил доктор, едва вытолкнув слова из пересохшего горла. — И что это за деньги?
— Он сказал, что это тебе, — всхлипнула Галя. — За внимательность. Он хочет, чтобы ты не делал глупостей, Дима, — горько сказала любимая жена. — Сказал, что тот человек повесился, и чтобы ты правильное заключение выдал. Иначе…
— Иначе что? — прошептал Дмитрий Сергеевич. Такого в его жизни никогда не бывало, да и быть не могло. Немыслимо это…
— Иначе он опять придет, — в голос зарыдала она. — Только больше ничего говорить не будет. Они все знают, Дима! Даже где наши дети учатся! Они нас на дне моря найдут. Он так сказал!
— Он называл их имена? — Симаков встал, взял жену за плечи, легонько встряхнул и посмотрел в ее заплаканные глаза. — Он назвал номер школы? Или еще хоть что-то? Может, он просто соврал!
— Я не хочу это проверять! — завизжала Галя и замолотила кулаками по его груди. — Не хочу! Тебя не было здесь! Ты его не видел! Он нас убьет! Убьет! Сделай, как он
