Депутат - Алексей Викторович Вязовский
— Не смотрел, — покачал головой особист.
— Там один из мафиози говорит присутствующим: «Я сделал ему предложение, от которого он не смог оказаться». А сделал он это с пистолетом у виска. Очень правильный метод, всегда работает.
Особист посмеялся и спросил:
— Так какие будут приказы?
Николай Дмитриевич смотрел на меня преданным взглядом. Отдавай приказ — и вся СБ Геопрома, включая СНК и банки бросится на амбразуру с гранатой. Особист не на службе в своей бывшей конторе, и благосостояние его семьи связано именно со мной. И если я теряю все, то и он теряет все. Дураком товарищ подполковник не был. Впрочем, я смог его удивить.
— Когда Димон проспится, перетрахает всех шлюх и выйдет из запоя, отправьте его в Южную Корею. Пусть получает тамошний паспорт и натурализуется. Дмитрий Николаевич Пак должен стать настоящим корейцем. Это важно.
— А? — мой особист совершенно растерялся. Видимо, это было последнее, что он ожидал услышать.
* * *
Когда через три дня я приехал в санаторий, то пацаны выглядели еще хуже, чем раньше. Но теперь поводы для этого у них были куда более приятные. Примерно за час до визита мне позвонил Колян и доложил, что господа акционеры пришли в себя и готовы к общению. Причина оказалась тривиальна. Они проспали почти двое суток, после чего прикончили все запасы алкоголя и употребили всех присутствующих шлюх, и не по разу. Колян позвонил, чтобы уточнить: везти ли еще бухло и новых девок, потому что эти слезно просятся домой. У них началось несхождение нижних конечностей. Пацаны слишком интенсивно снимали стресс, и персонал устал.
— Девок увезти, господ акционеров похмелить, лучше пивом, и больше бухла не давать, — скомандовал я. — Оттащи их в баню, пусть откисают. Скажи, что я выехал.
— Слушаюсь, босс, — ответил Колян и повесил трубку.
Зимнее Подмосковье чудо как хорошо. Лес в начале марта — это сказочное место, где природа словно замирает в ожидании весны. Деревья укутаны мягкими снежными шапками, ветки покрыты блестящим инеем, который сверкает на солнце, как тысячи маленьких кристаллов. Хочется бросить всю эту поебень, встать на лыжи, как в детстве, и отмотать по берегу клязьминского водохранилища километров пять или шесть. И чтобы обязательно с крутыми спусками и подъемами, на которые приходится забираться «лесенкой» или «елочкой».
Колян тормознул на дальней парковке «Березовой рощи», Руля открыл дверь.
— А чего не к корпусу? — поинтересовался телохранитель.
— Хочу прогуляться. Мозги в порядок привести.
Между стволами березок раскинулся белоснежный ковер, приглушающий звуки и создающий ощущение тишины и покоя. Воздух был свежий и чистый, слегка морозный, с легким ароматом хвои и замерзших листьев. Я посмотрел вниз. На снегу видны следы каких-то животных: то ли кроликов, то ли лисиц… Лес дышал покоем и умиротворением, приглашая остановиться и насладиться его красотой.
— Да что за хуйня в голову лезет! — я вздрогнул, прогоняя несвойственные мне мысли. — Как будто с Пришвиным бухал!
— Руля, как тебе тут? — спросил я.
— Пиздато, босс. Но это же мусорской пансионат. Не будет зашквара?
— Да какой он мусорской! Он сейчас не пойми под кем…
— Может, тогда выкупить? — хохотнул телохранитель, скрипя снегом сзади. — Поставить на въезде «вратаря» в ментовской фуражке. Пусть честь отдает. Братва в отпаде будет.
— Воры не поймут, — поморщился я. — У них старые понятия в голове прочно сидят.
— А мы их сюда и не будем привозить.
— Воры, Руля, — пояснил я, — это такие люди, что сами приедут все проверить. И на базар сразу потянут. Оно нам надо?
Бодигард не ответил. Он и так выдал недельную норму текста. Он у меня молчун.
* * *
Двухэтажную коробку корпуса пришлось в итоге снять целиком, ибо непотребство надо устраивать в уединении. Впрочем, оно уже закончилось. Телок увезли, пустые бутылки вынесли, и даже блевотину с ковровых дорожек оттерли, о чем свидетельствовали мокрые пятна на оных. Насколько я понял, местную консьержку изрядно подогрели, а потому она смотрела на меня без осуждения, а скорее с робкой надеждой на новые поступления зеленых купюр с фейсами американских президентов. Нечасто тебе за один заезд полугодовая зарплата падает. Тут и вытрешь все, и вынесешь, и шалав проклятых вместо ссаной тряпки с утра шампанским попотчуешь. Очень шампанское с утра способствует. Куда лучше, чем рассол.
Пацаны уже почти пришли в себя, хотя вид имели изрядно помятый, а мешки под глазами напоминали синие круги от медицинских банок. В общем, выглядели они на слабую троечку, хоть и оттянулись на твердое «пять». Их я нашел в здешней бане, и они были готовы к серьезному разговору.
— Где Пахом? — Карась, который знал Штыря с малых лет, спросил у меня это вместо здрасьте.
— Пахом умер, — не меняясь в лице, ответил я, сбросил пальто и уселся на диван. — И больше мы о нем не вспоминаем. Никогда. Он всех нас и вломил.
Парни ошеломленно уставились на меня. Похоже, им на допросах не удосужились раскрыть имя ментовского информатора.
— Понятно, — Карась потер уши и хрустнул могучей шеей. — Вот почему именно нас приняли… Земля ему стекловатой!
— Там все непросто было, — поморщился я. — Его под петушиную статью подвели, и он сломался по собственной глупости. Думаю, в хате было бы решаемо все — дали бы маляву местным. Но не сложилось. Ладно, все, проехали! Значит так, пацаны, есть хорошая новость и есть плохая. С какой начать?
— С хорошей, — слабо кивнул Копченый, который сидел красный как рак и тянул пиво из горла бутылки. — Нам снова привезут бухло и телок? Угадал?
— Не угадал, — покачал я головой. — Хорошая новость в том, что вы стали богаче на полмульта зелени. Каждый.
Я кивнул Руле, тот подал папку. В ней лежали депозитные договоры в Едре на имя всех троих. Пустил документы по рукам. Впечатлило.
— За что нам такое? — Карась протер глаза. — И откуда столько бабок?
— Отвечаю. За страдания, за то, что не сломались, не ссучились. А откуда… Половина — выручка с казино за неделю, еще половина — это прибыль нефтяной компании за полмесяца.
Да, вот так. Шалман с рулеткой и шлюхами давал в два раза больше бабок, чем вся нефтяная компания, где трудились тысячи людей. И я очень надеялся, что иностранцы смогут вырулить, чтобы цифры хотя бы сравнялись. А то позор какой-то получается.
— А какая же тогда плохая новость? — Китаец, у которого глаза превратились в узенькие щелочки, смотрел на меня в полнейшем недоумении. — Я, Серый, после такого даже не представляю, что мне может настроение испортить.
— Плохих
