Барометр падает (СИ) - Щепетнев Василий Павлович
— Вы ведь согласны?
— Истина конкретна, — ответил я. — Бывает, что и в нашей литературе попадаются…
— Да, да, да, — Александр Сергеевич даже порозовел от восторга. — Бывает, что пробираются к нам под маской русских писателей просто чёрт знает кто. Подписывается «Иванов», «Петров», «Симонов», а ковырнешь — ну, сами знаете. И протаскивают в нашу литературу таких же безродных героев — чебурашек, лошариков, муми-троллей безобразных. Ну что это за юдо такое — чебурашка? Хочешь зверька — возьми соболька, бельчонка, щеночка! Оно на первый взгляд выглядит безобидным, даже забавным, чебурашко, так и проказа поначалу лишь безболезненное пятнышко. А там…
— А там? — спросил я, словно слушал историю у костра.
— А там бах — и «Москва» взлетела на воздух. Думаете, случайно?
— Слышал, сработала мина военных времён, — нерешительно ответил я.
— Мина, может, и с войны, а сработала сейчас! А в семьдесят седьмом, пожар в «России» — тоже с военных времён? Заметьте, горят и взрываются «Россия» и «Москва», а «Метрополь» и «Националь» целёхоньки!
— Их, видно, не минировали, — предположил я.
— Именно! Именно — не минировали! А взрывы в метро, аккурат перед пожаром в «России», тоже совпадение? Вероятность ничтожная. И вообще — самолеты падают, как переспевшие сливы, а на окраинах творится что-то такое…
— Ваши слова заставляют задуматься, и крепко задуматься! — вёл линию я.
— На то и голова дана — думать, а не только в футбол играть. Вы, я вижу, человек неравнодушный, патриот родного города. Мы тут по воскресеньям собираемся, москвичи. Вот прямо на этом месте. Обсуждаем новости, обмениваемся мнениями — но не как эти… — он кивнул в сторону пенсионеров у стендов, — нет, у нас люди образованные, а, главное, размышляющие. Приходите, вам будет интересно…
Но тут из гастронома вышла женщина, у которой в сумке-авоське проглядывали бананы.
Мой собеседник быстренько сказал «до встречи», и поспешил в магазин. Опередил, опередил своих оппонентов.
Я тоже поднялся, но пошел не в гастроном, а вдоль по улице. Гулять, то бишь передвигаться без конкретной цели. Куда глаза глядят, туда и иду.
Кто съел моё мясо? В эту игру играют всё чаще и чаще. Урожаи рекордные, надои потрясающие, стада тучнеют не по дням, а по часам, а вечером, после работы, в магазины хоть не заходи. Куда исчезают ценные продукты питания? Москвичи считают, что дело в приезжих провинциалах: приезжают, приплывают, прилетают отовсюду с огромными сумками, прямо десант какой-то, и бегом по магазинам. Сметают всё — колбасу и обувь, птицу и фотоаппараты, сливочное масло и кофточки, у каждого с собой большие сотни, на всю деревню накупают, и что остаётся москвичам?
Провинциалы же уверены, что ездят в Москву за своим. В Москве что-то не видно пасущихся коров, коровы наши, деревенские, да только в сельпо говядины не купишь. И птицефабрика наша, районная, да только куры сразу в рефрижераторы — и в Москву, на наши прилавки ни одна не попадает. Так чего ж вы удивляетесь, что мы тоже хотим колбаску купить, курочку?
А все вместе, и москвичи, и провинциалы, не любят других. Допустим, прибалтов. Их, прибалтов, Россия кормит, всякому известно. Зайди в Эстонии, хоть в Таллине, хоть в небольшом поселке в магазин, там и кефир есть, и сыр, и колбаса! Откуда? Отсюда, из России!
А спроси эстонца, особенно пожилого, так он ответит, что пока русские не пришли, в магазине было тридцать видов колбас, окороков, балыков и того, чему в современном языке и названия нет. Пришли русские — и куда делось прежнее изобилие? Известно куда, в Россию!
Но и русские, и эстонцы, и все прочие народы подозрительно относятся к иностранцам. Взять хоть Вьетнам: сколько в него ушло всякого-разного, не перечесть: сначала оружие, теперь стройтехника, материалы, станки — восстанавливать разрушенное американцами, сейчас готовят к отплытию корабли, груженые зерном и прочими припасами. А что мы получим в ответ? В ответ-то что? Нерушимую советско-вьетнамскую дружбу? У нас уже была нерушимая дружба, с Китаем. Додружили до острова Даманского, и что ждёт впереди, знает лишь Ленин в Мавзолее. Знает, но не скажет.
Так что да, игра в «кто съел моё мясо» давняя. Ново то, что в неё приглашают играть совершенно незнакомого человека буквально с улицы. Тридцать лет назад подобная смелость вполне могла бы обернуться десятью годами без права переписки, да и сейчас за неё очень и очень не похвалят. Сообщи я Куда Следует, и гражданина Попова Александра Сергеевича ближайшие лет пять если и будут публиковать, то никак не в «Нашем Современнике», а разве в стенной газете «На пути к исправлению!»
Или Попов — провокатор? Наберётся отряд «мыслящей молодёжи», а потом и устроят процесс над… ну, обзовут как-нибудь. Регионалистами.
Или всё проще: власть и в самом деле решила оградить Москву от провинциалов.
Иначе её в образцовый коммунистический город не превратить, если не ограничить доступ. Растащат по стране составные элементы коммунизма, не дадут набрать критическую массу. А если ограничить, и жёстко ограничить — глядишь и получится. Сейчас в городе живут почти восемь миллионов человек. Уполовинить! Дебоширов, алкоголиков, тунеядцев и прочий антиобщественный элемент выслать… за Урал, вот! Хронически не выполняющих план, бракоделов и прогульщиков — за пределы области. Пусть в Туле учатся работать по-коммунистически! Пенсионеров — в Подмосковье, пусть на свежем воздухе возделывают маленькие огородики, а дети и внуки будут их навещать на каникулах и выходных. Персональным пенсионерам союзного и республиканского значения, впрочем, дозволить проживание и в Москве. Туда же, на свежий воздух, отправить инвалидов, тяжелобольных — в больничных городках под присмотром медиков они будут восстанавливать здоровье. Запретить курение в общественных местах, штраф — сто рублей! Алкоголь — только в культурных пивных, ресторанах и рюмочных. Ничего на вынос — так мы избавимся от домашнего пьянства.
До чего же похорошеет наша Москва! С уменьшением населения решится жилищный вопрос, решится транспортный вопрос, решится продовольственный вопрос, да многие вопросы решатся! Постепенно вывести из Москвы «грязное» производство, а на месте заводов и фабрик развести сады! И тогда, как предлагает Александр Сергеевич Попов, в Москву можно будет организовывать экскурсии: пусть люди смотрят, каков он, коммунизм! По сто человек в день, не больше. Лучших из лучших посылать, как высшую награду!
Это не я придумал, какое! Мне и не по силам, и ума не хватит. Это в ЦК Комсомола проект пришёл, написанный учеником десятого класса Мишей Кологривцевым. Как ни странно, не москвичом, а жителем деревни Курочкино Лопатинского района Пензенской области. Не за себя, за Москву радеет. В ЦК Комсомола многие пишут, что есть, то есть.
Я гулял и примечал: вот навстречу ребята идут, в сетках-авоськах пепси-колу несут. Хорошо? По крайней мере, не алкоголь. Вот бананами торгуют прямо на улице, с лотков. Говорят, расторопная продавщица может до ста рублей в свою пользу наторговать, но, конечно, приходится делиться, однако сколько в таких россказнях правды, а сколько зависти, не знаю.
Вот мимо проехала пожарная машина, за ней вторая, третья… И две «Скорой помощи». И милицейский «УАЗ», а следом милицейский же «ПАЗ». И опять «Скорая»… Едут с мигалками и сиренами, распугивая галок, да и людей тоже.
Что-то необычное. Так думал не один я: многие прохожие останавливались, глядели вслед проезжавшим машинам, некоторые, кто постарше, даже крестились. Но из банановой очереди никто не вышел, москвича сиреной не запугаешь, провинциала тем более. А на глазок провинциалов было не меньше половины. Тоже хотят детишек бананчиками побаловать!
Спасительное слово нашлось!
— Это учения, — сказал я. Так сказал, ни к кому не обращаясь. — К Олимпиаде тренируются. На всякий пожарный.
Люди подхватили: учения, учения, учения — полетело в обе стороны улицы, распрямляя спины и зажигая глаза. И вернулось: метров через пятьдесят встречный пенсионер, на пиджаке орденские колодки, сказал мне:
