Рейд за бессмертием - Greko
Глава 18
Вася. Михайловское укрепление, 22 марта 1840 года.
Год за годом вторгались русские войска в черкесские пределы. Убивали без разбору, жгли селения, вытаптывали и травили поля, угоняли скот. И вот пришел час расплаты. Переполнилась горская чаща терпения. Настал черед урусов испытать себя в обороне и вкусить горечь поражения. Как и кавказцы, они были опытными и отважными воинами и просто, за здорово живешь, сдаваться не собирались…
Проводив посланца от штабс-капитана Варваци, Николай Лико тяжело вздохнул. Еще днем, завидев огромную толпу черкесов, направлявшихся на север, он возмечтал, что все закончилось. Сколько раз так бывало: горцы, получив крепко по зубам, исчезали в своих горных лесах и долго не беспокоили гарнизон. Прибежал верный шапсуг Колубат, много раз доставлявший интересные сведения. Уверял, что угрозы больше нет. Что уходят мятежники к Николаевской крепости. Попробуют ее нахрапом взять. Так хотелось ему поверить!
Но не судьба! Сообщение от Константина Спиридоновича спустило штабс-капитана на землю. Жаль успел предатель-лазутчик исчезнуть, прежде чем прибыл Додоро. Расстрелял бы его и повесил труп на воротах в назидание другим.
А еще жаль, что не смог узнать Варваци точной даты нападения. Может, сегодняшней ночью все начнется. Кто знает?
«Чудеса! Один грек защищает русскую крепость! Другой — ему помогает, не щадя живота своего. Вот как мы с матушкой-Россией породнились!»
— Передайте в свои роты, господа офицеры: будет новый приступ. Всем отдыхать, кроме караульных взводов. После полуночи — все под ружье!
— Как будем расставлять людей, Николай Константинович? — спросил подпоручик Краумгольд, командовавший 9-й ротой Тенгинского полка.
— Ничего нового изобретать не будем. Встанем, как при первом штурме. Линейцы — на фасах справа и слева, тенгинцы — между Богатырской и Кавалер батареями, новагинцы — между Кавалер и Джубской батареями. Сорок человек из новагинцев — в резерв у порохового погреба и цейхгауза.
На новагинцев и тенгинцев была вся надежда. Свежие войска. Успели за зиму восстановиться, морды отъесть, с лихоманкой расправиться. Рыбки азовской отведали на полковых квартирах, погуляли на Рождество. Богатыри! Не подведут! Для них Михайловский форт — не пустой звук. Сколько раз они здесь служили! Сколько товарищей успели похоронить на местном погосте! Их выставили на самое опасное направление.
Обер-офицеры хмуро кивнули. Побежали отдавать приказы и надевать лучшие свои мундиры. Весь гарнизон облачился в чистое белье. Каждый понимал: завтрашнее утро многие не переживут.
После полуночи роты стали строиться на банкетах. Отец Маркел ходил вдоль рядов, окропляя солдат святой водой.
— Пусть люди через одного прилягут отдохнуть, — распорядился Лико.
— Собаки лают с десяти вечера!
— Накапливаются, — спокойно пояснил комендант. — Хотят с трех сторон атаковать. Вот начнут собаки лаять во рвах, тогда барабанщикам — стучать «тревогу».
Со рвами была беда. Рогатки разбросаны, частью покорежены собственными картечными выстрелами, когда отражали первый штурм и добивали отступавших горцев. Оставалась лишь надежда на разбросанные доски с торчащими гвоздями.
Ярко светила луна. Тумана не было, но подходы к крепости просматривались плохо. Собачий лай все усиливался и усиливался, действуя на нервы.
— Хотелось мне, Ваня, посмотреть, высоко ли зарница[1] сегодня взойдет. Да боюсь, не выйдет, — вздохнул Игнашка, лежавший на спине и вглядывающийся в звездное небо. — Опять чечен безобразить начнет.
— Это не чеченцы, братуха. Это черкесы.
— Какая разница? Все одно басурмане!
В четвертом часу раздался первый ружейный выстрел с северного бастиона. Тут же ночную тишину разорвал истошный гик горцев. Громыхнули пушки, рассыпая картечь. Пороховой дым окутал брустверы. Атака началась.
… К рассвету стало ясно, что основную часть крепости не удержать. Как в 38-м году буря опрокинула русскую эскадру, так и 22 марта 1840-го человеческая волна за волной захлестывала земляные валы Михайловского форта, тесня его защитников все дальше и дальше.
Сперва горцы предприняли ложную атаку у реки Тешебс. Подожгли баню, изобразили желание переправиться на крепостной берег. Орудие поливало их картечью, стреляя от ретраншемента через банкет, но ружейный огонь линейцев был бесполезен — далеко. Тем временем, началась атака с удобного для штурма северного и северо-восточного фасов. Несколько раз тенгинцы и навагинцы отбрасывали штыками супостатов. Горцы показывали спину. И натыкались на конный заградотряд из убыхов и людей Кочениссы. Те лупили шашками плашмя по головам и плечам и требовали снова и снова атаковать. Ров уже был заполнен трупами, но, прыгая по телам павших товарищей, черкесы к рассвету ворвались в крепость.
Пришлось защитникам отходить к ретраншементу, бросив госпиталь на расправу штурмующих. Орудия заклепали. Провиантские бунты подожгли. Лишь Кавалер-батарея еще держалась. Там сопротивлялась часть роты тенгинцев, растеряв убитыми всех офицеров. Командовали рядовые из разжалованных дворян.
В свете пожарищ — уже горел госпиталь с больными, подожженный черкесами — яростная схватка не утихала ни на минуту. Все больше красных черкесских значков украшали отбитые валы. Но есть в бою момент, когда требуется передышка и нападавшим, и защитникам. Стихла стрельба. Горцы, желая потянуть время, подобрать брошенные в начале штурма ружья и пошуровать в солдатских палатках, выслали парламентера. Того самого шапсуга Колубата, который вешал лапшу на уши штабс-капитану Лико.
— Сдавайся, урус! — закричал он, глумясь по праву победителя.
— Русские не сдаются![2] Стреляй его, ребята! — закричал комендант, смахивая кровь с левого глаза. В самом начале боя ему рассек бровь черкесский кинжал. Но он не терял ни духа, ни управления боем.
Унтер-офицер Девяткин и казак Игнашка тут же разрядили ружья в грудь обманщика.
Калубат упал.
Бой возобновился.
— Ваше благородие! — спросил срывающимся звенящим голосом Архип Осипов. — Не пришло время⁈
Он все время сражения старался держаться рядом со штабс-капитаном, ожидая страшного приказа и не расставаясь с гранатой. Но комендант еще надеялся. Даже если не удастся удержать форт — надежда на счастливый исход таяла с каждой секундой, — нужно было нанести противнику максимальный ущерб. Пороховой погреб был расположен прямо посередине широкой части укрепления — напротив баррикады. Его взрыв покончит с защитниками Кавалер-батареи, как и со всеми
