Небо за нас (СИ) - Оченков Иван Валерьевич
— Ладно, — уступил моему напору Мишка. — Если союзники капитулируют, немедленно отправлюсь в столицу и… будь что будет!
Вскоре выяснилось, что я не ошибся. Прибывшие следующим утром парламентеры, сделали еще одну попытку выторговать свободный выход хотя бы для командного состава, после чего помявшись, согласились-таки на безоговорочную капитуляцию. Согласно ей в плен попало немногим больше 25 тысяч солдат, офицеров и генералов трех союзных армий. Больше всего, конечно, французов.
Вместе со сдавшимся ранее Обсервационным корпусом Боске (от которого осталось едва 6 тысяч штыков и сабель), а также захваченными в плен моряками и перебежчиками у нас оказалось более сорока тысяч человек, многие из которых оказались истощены и нуждались в срочной медицинской помощи.
— Вот что, господа, — решительно заявил я сразу после принятия капитуляции. — Есть мнение, что пленных нужно как можно быстрее вывезти во внутренние губернии. Так сказать, во избежание. Речь, разумеется, о более или менее здоровых. Больных и раненых, а также медиков для их излечения придется оставить в Крыму. Какие будут соображения на этот счет?
— Согласен, — кивнул вернувшийся к должности начальника штаба Корнилов. — Вывезти же их легче всего морем. Часть в Таганрог и Азов, другую в Одессу и Николаев.
— Это может быть опасно, — покачал головой Новосильский. — Вдруг противник снова пожалует? Отобьет, чего доброго, своих солдат назад.
— Пустое! Сил у них теперь мало и быстро их не увеличить. Мы же для ускорения можем задействовать все имеющиеся у нас пароходы. Благо их количество несколько увеличилось!
Последние слова адмирала были встречены одобрительными смешками. Захваченные нами трофеи и впрямь были достаточно многочисленны. Шутка ли, больше двадцати пароходов! Правда, многие из них нуждались в том или ином ремонте, но и оставшихся исправными тоже хватало.
— А может пешим порядком погнать? — предложил любивший прикинуться простачком генерал Тимофеев. — Ать-два, левой, дойдут как-нибудь с божьей помощью. А нет, значит так им на роду написано!
— Помилуйте, Николай Дмитриевич, — бросился возражать ему командующий 3-м корпусом. — Теплого обмундирования у них нет, да и мы им ничего дать не можем. Мои солдаты уж на что ко всему привычны, а и то не все дошли. А уж европейцев мы и половины живыми не доведем…
— И что с того? — не унимался Тимофеев, успевший за время войны отрастить на союзников огромный зуб. — Любят у нас Европе в рот заглядывать, а по мне, если Лондон с Парижем проклятым завтрева в тартары провалятся, так я и не охну!
— Соглашусь с генералом Реадом, — пресек возникшие среди присутствующих смешки Липранди. — Не стоит проявлять излишней жестокости.
— Тогда пусть прежде хоть завалы разберут, — буркнул старый генерал.
— А вот с этим соглашусь. Прекрасная идея! И завалы, и свои же траншеи пусть засыпают, и снаряды, коих в городе разбросано множество, тоже собирают.
— Я вас услышал, господа! Если позволите, добавлю еще парочку предложений. В первую очередь следует убрать офицеров и генералов. Без них солдаты не более чем неорганизованная масса. Далее, следует отделить из прочих пленников, имеющих востребованные у нас специальности. В первую очередь, разумеется машинистов и кочегаров. Кроме того, мастеровых всех видов. Кузнецов, механиков и всех, кого только сможем сыскать. Работы много и умелые руки лишними не будут.
— А если не согласятся? Все же работать на врага во время войны — бесчестье.
— Предложим выбор между благородным голодом и сытым коллаборационизмом.
— Будет хорошее жалованье, пойдут! — согласился Корнилов. — Только вот…
— Тебя что-то смущает?
— Если составить машинные команды из бывших врагов, не сбегут ли они вместе с трофеями?
— А кто говорит, что их нужно оставлять без присмотра? Разумеется, будем контролировать каждый шаг. Или использовать там, откуда не сбежишь. В Азовском море, например.
— Ваше императорское высочество, позвольте мне изложить некоторые соображения, — поднялся со своего места наш главврач Пирогов.
— Конечно, слушаем внимательно, Николай Иванович.
— Зима на носу, у нас и своих раненых — тысячи после недавних боев, а у противника того больше. Но что еще хуже, у союзников лютует холера, особенно плохи дела у британцев. Медикаментов на всех не хватит, да и мест в госпиталях. Хуже того, теперь, когда нас не разделяет линия фронта эпидемия угрожает распространиться и на нашу войска! По сию пору нам удавалось сдерживать заразные болезни, вводя строгий карантин для рот и батальонов в коих отмечались случи появления инфекции. Но теперь… Мы можем понести потери от побежденного противника во много раз выше, чем прежде было от их пуль и снарядов!
— Так и что с того? — вопросительно посмотрели на прославленного хирурга генералы, в представлении которых высокие санитарные потери были делом само собой разумеющимся.
— Скажу больше, — не обращая внимания на их недоуменные взгляды, продолжал Николай Иванович. — У меня нет и тени сомнений, что больные и раненые пленные просто не переживут зиму. И что, позвольте спросить, скажут об этом в Европе?
Последний аргумент, кажется, подействовал. Выглядеть варварами в глазах просвещенного Запада не хотел никто. Кроме, разве что…
— А давайте отправим их в Константинополь! — не задумываясь, ляпнул Тимофеев.
— В каком смысле? — удивился никак не ожидавший подобного предложения Пирогов.
— В прямом. Погрузить на какие-нибудь баржи или хоть захваченных в Балаклаве купцов, да и отправить от греха подальше всю эту холерную сволочь!
— Но позвольте, ведь в таком случае непременно случится эпидемия, просто не у нас, а в Турции…
— А что в этом дурного?
— План, его превосходительства, не лишен остроумия, — с усмешкой заметил Корнилов, — но при этом совершенно неосуществим. Стоит нашим судам показаться в Золотом роге, как их немедленно арестуют. Что же касается, как вы изволили выразиться, захваченных в Балаклаве купцов, так они тоже уже наши и терять их…
— Боитесь призовые потерять?
— Попросил бы! — вспыхнул адмирал.
— Господа, — растерянно посмотрел на спорщиков Пирогов. — Одумайтесь! Мы же не дикие монголы, чтобы закидывать чумные трупы в осажденную крепость?
— А что и чумные есть?
— Тише, господа, — пришлось призвать к порядку расходившихся спорщиков, пока те и впрямь не додумались до применения бактериологического оружия. — Давайте все-таки дослушаем уважаемого Николая Ивановича.
— Да я, собственно, все. Хотел просить о дополнительных ассигнованиях, чтобы пресечь возникновение эпидемии и высокой смертности, а тут…
— Что тут скажешь. Военные они ведь как дети.
— Ваше императорское высочество, — обратился ко мне подошедший Юшков, нарушая торжественность момента.
— Чего тебе, Федор Осипович? — постаравшись скрыть нахлынувшее раздражение задал вопрос своему верному адъютанту.
— Прибыл генерал от инфантерии Николай Николаевич Муравьев, недавно назначенный наместником Кавказа и главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом. Просит о срочной встрече. Говорит безотлагательная необходимость.
— Хорошо, проводи его в кабинет, я сейчас поднимусь туда.
Интересно, что же такое мне желает озвучить Муравьев, да еще и столь срочно? Ну что ж, послушаем.
[1] Поскольку на гербах России Австрии и Пруссии были изображены черные орлы, их альянс называли «Союз Черных орлов».
[2] Брок Петр Федорович — Министр финансов России в 1852–1859 годах.
Глава 23
Новый наместник Кавказа недавно произведенный в генералы от инфантерии Николай Николаевич Муравьев оказался крепким коренастым мужчиной шестидесяти лет от роду с аккуратно постриженной седой шевелюрой, усами и тяжелым немигающим взглядом. Постой пехотный мундир украшали только орден Святого Владимир с бантом и святого Георгия III класса на шее.
