Время перемен - Владимир Владимирович Голубев
Далее начались проблемы в Польше. Воспользовавшись отсутствием возле себя генерала Штединга, король Станислав убежал от наших агентов, которые должны были ограничивать его, и начал новую игру, на сей раз в пользу уже пруссаков. Делая вид, что он здесь совершенно ни при чём, Понятовский организовал сбор в Торуни конфедерации, пусть и слабенькой, но дающей существенно больше возможностей прусской армии.
Сам же король всячески скрывался, носясь по Польше, словно волк, появляясь то в одном, то в другом городе. Начать его ловить официально мы не могли, ибо это полностью разрушило бы иллюзию добрососедских отношений между нашими странами, так что положение там могло серьёзно ухудшиться. Пришлось срочно отправлять войска и туда.
Затем усложнились наши дела на севере. Наши датские союзники оказались слабым звеном. Шведский король Густав Ваза обманул всех, только обозначив, что он бросил основные силы армии и флота против России, а сам атаковал Копенгаген. Датчане не смогли ничего противопоставить шведам, и принялись требовать немедленной активизации наших действий, грозя выходом из войны. Пришлось срочно перебрасывать армию с юга для вторжения в Финляндию, а Круз принялся ожесточённо бомбардировать Стокгольм.
Но и это не было концом всех наших неприятностей – беда пришла откуда вот совсем не ждали. Австрия потерпела грандиозное поражение от османов. Сначала у императора Иосифа дела шли вполне хорошо – Хаддик вторгся в Силезию, а сам монарх лично возглавил армию, шедшую против турок, которых вёл Коджа Юсуф-паша[12]. Почти сто тысяч имперских войск должны были встретиться со ста двадцатью тысячами османов. У австрийцев была уверенность в победе, тем более что, фактически их возглавлял герой войны с Пруссией, фельдмаршал Лаудон.
Однако завершился этот поход настоящей катастрофой. Около деревеньки Кисомбор[13] при переправе имперской армии, идущие дозором впереди основных сил, гусары наткнулись на цыганский табор. День был жаркий, а у цыган оказались несколько бочек шнапса, который кавалеристы ничтоже сумняшеся купили и приступили к дегустации.
Застав боевых товарищей за столь увлекательным занятием, также переправившиеся через речку Марос[14] пехотинцы потребовали допустить их к распитию, но гусары были резко против. Началась драка, быстро перешедшая в поножовщину, к которой вскоре присоединились и товарищи бузотёров. Уже вовсю гремели выстрелы, когда самая разумная часть солдат из участвовавших в свалке решила позвать на помощь, чтобы остановить братоубийство.
Бегущих товарищей армейские дозоры опознали и, слыша звуки боя, разумно решили, что те отступают от превосходящих сил противника, о чём и сообщили командованию криками: «Турки! Турки!». Поняв, что коварный враг их атакует на переправе, кавалерия начала отступление, чем привела в совершенный испуг уже перешедшую на этот берег пехоту. На наведённых мостах началась жуткая давка. Офицеры попробовали было навести порядок, истошно крича по-немецки «Хальт! Хальт!», что всего-навсего означало «Стоять!», но солдаты - венгры и славяне, не знавшие немецкого языка, услышали в них «Аллах!».
Паника захватила уже всю армию. Император и Лаудон бросились останавливать бегущих солдат, но были ими затоптаны. Иосиф чудом уцелел, его телохранители смогли вытащить его из реки, в которую он был сброшен обезумевшей толпой, и откачать, а вот Лаудону так не повезло – фельдмаршал так и остался лежать там, под Кисомбором, тело его так и не нашли. В довершение всего нагрянули турки и радостно разнесли в пыль находившихся в полном беспорядке австрийцев.
Перед османами лежала совершенно беззащитная Венгрия, а Валахия теперь просто сама упала к ногам султана. Армии, способной оказать сопротивление противнику у Иосифа не было. Хаддик был отозван, но у него было лишь тридцать тысяч человек, что совсем не могло изменить ужасного положения Империи. Пришлось Румянцеву, как наиболее известному нашему генералу, прославленному именно победами над турками, срочно отправиться на помощь союзнику, а Суворов доложил, что у него в армии теперь всего лишь тридцать восемь тысяч человек, но он готов немедленно выступить для деблокады Стратилатова.
Посоветовавшись, мы решили не пороть горячку и не пытаться наносить удары заведомо недостаточными силами. За Игельстрёма были все его начальники, утверждая, что генерал удержит крепость при любых обстоятельствах. В Стратилатове были огромные запасы продовольствия и боеприпасов, предназначенных для обеспечения будущих наступлений наших войск, и просто блокадой взять эту твердыню было невозможно. Хотя связи с крепостью не было с начала войны, но мы были уверены – гарнизон обязательно дождётся подхода нашей армии.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
- Платон Абрамович! Арапчонок перебежал! – запыхавшийся начальник егерской команды, поручик Милинкович, нашёл коменданта на ремонтных работах в третьем бастионе, серьёзно пострадавшем при недавнем штурме.
- Какой арапчонок, Пётр Дмитриевич? – удивился Карпухин.
- Натуральный арапчонок! Чёрный как сажа! – развёл руками офицер.
- И что?
- С ним Стацкевич разговаривает, велел Вас позвать, срочно!
- Ну, коли срочно, значит, и вправду я там нужен. Пойдём, посмотрим, какой такой арапчонок. – вздохнул бригадир.
Перебежчик ждал его в кабинете Стацкевича, вовсю распивая горячий сбитень и радостно улыбаясь ярко-белыми зубами.
- Ну, что, майор? Что за мальчонка такой? Зачем меня звал? – Карпухин устало сел на стул в углу кабинета.
- Так интересный мальчонка, Пётр Абрамович! Он к нам от генерала Суворова прибежал, пакет принёс.
- Что от Суворова? Где пакет?
- Вот! Уж, извините, я его вскрыл и проверил. Мало ли…
- Ко всем чертям, Алексей Фёдорович, Ваши извинения! Пакет давай! – бригадир вытащил послание, быстро его прочитал и в задумчивости уставился в потолок, — Так… В общем, пока мы помощи не ждём. Велено держаться, покуда наши силы собирают. Ведь ещё Игельстрёму пишут…
- Значит, наши гонцы не дошли. – скривился, как от зубной боли, майор.
- Да, и голубей побереги. У тебя сколько их осталось?
- Всего два, Платон Абрамович.
- Вот и побереги божьих пташек. Говорил же, что сокольничие турецкие вокруг нас роятся.
- Ну, надежда была…
- Ладно. А что за арапчонок-то? – вспомнил о госте Карпухин.
- Так наш мальчишка! Русского совсем не знает, но твердит, что наш – Иваном его зовут.
Негритёнок, услышав знакомое имя, радостно затараторил по-турецки. В