Барочные жемчужины Новороссии (СИ) - Greko
— Готовы? — весело спросил Сальти.
Все покивали.
— С Богом! — решительно воскликнул штабс-капитан.
— С Богом! — ответил ему стройный хор голосов.
Мы вышли во двор. Двинулись к церкви. К нам присоединилась бОльшая часть тех, кто готовил застолье.
…Церковь во имя Св. Чудотворца Николая Мерликийского уже и без нашей внушительной толпы была переполнена. И крестины у греков — один из самых почитаемых праздников, и слух о нас уже, видимо, достиг всех ушей. Всем хотелось принять участие в крещение необычного мальчика. Турка по отцу, которого мать и брат вырвали за миг до его посвящения в мусульманскую веру с тем, чтобы передать его в лоно истиной, православной.
Священник Триандафилиди сразу вызвал у меня симпатию. Как и всякий настоящий греческий священник, он совсем не выделялся среди прихожан, что подчеркивало его особую близость к ним. Был без креста. Крест греческие священники надевают только во время архиерейских служб. Он сразу же обнял Яниса, успокоил его. Потом обратился к крестным — к Эльбиде и Егору. С ними говорил серьезно. Священник обязан удостовериться в том, что крестные понимают, какую высокую ответственность они сейчас возьмут на себя. Потом начался и сам обряд.
Таинство крещения у греков проходит почти так же, как и у всех православных христиан. Священник читает молитву, во время которой крестный держит ребенка на руках. Я думал, что в нашем случае, Сальти просто возьмет Яниса за руку, уж слишком большой ребенок. Но Егор Георгиев, не задумываясь, сразу его поднял и ни разу за это время не дрогнул ни одним мускулом. Все в церкви с одобрением это отметили.
Затем Яниса поставили в купель. Священник мягкой рукой три раза окунул его. После чего Сальти опять взял племянника на руки, которые Эльбида уже накрыла чистым полотенцем. Эльбида обмазала Яниса оливковым маслом, и священник отрезал несколько его локонов.
Настал черед надевания крестильного наряда. Сальти поставил Яниса на землю. Эльбида поднесла специально купленный крестным торжественный наряд. Яниса обрядили. И, наконец, на шею ему повесили освященный золотой крестик.
Здесь я не удержался. Посмотрел на сестру. Она была очень взволнована. Думаю, что именно в эту секунду она окончательно договорилась с собой. В том смысле, что понимала, что любит брошенного мужа, что, возможно, на всю жизнь останется в одиночестве. Но все эти жертвы были не напрасны. На её сыне теперь висел православный крест.
«Наверняка, думает, что жизнь для неё закончилась. Ха-ха-ха! Сестричка, тебя ждёт сюрприз!» –хмыкнул я про себя.
Сестра почувствовала мой взгляд. Посмотрела на меня. Улыбнулась сквозь слезы. Обняла и прижалась.
— Поздравляю! — сказал я и нежно поцеловал её в макушку.
— Спасибо, брат!
— Янис хорошо держался! — отметил я.
— Да! — всхлипнула Мария. — Мой герой!
— Ну, давай, давай! — я мягко разомкнул объятия. — Люди идут.
После крещения каждый гость должен подойти к родителям окрещенного ребенка с поздравлениями. Я сделал полшажка назад, чтобы Мария, как мать, приняла эти поздравления в полной мере. Было много хороших и трогательных слов в наш адрес. Много объятий, поцелуев, похлопываний по плечу.
Последними к нам подошли наши теперь уж кумовья, священник и Ваня с Варварой.
Мы с Марией сразу же бросились к священнику. Попросили благословения, поцеловали ему руку. Триандафилиди поздравил нас. Выразил свой восторг по поводу нашего мужества.
— Вы не только ребенка спасли и его православную душу! Вы всем нам дали надежду и уверенность в том, что нашу веру не победить!
Эльбида подхватила его слова, смеясь, высказалась по-простому:
— Пира оверьепуло выно, ше христьянопуло![1]
Мы дружно рассмеялись в ответ. Потом все перецеловались, поздравляя друг друга. Мария была уже готова взять Яниса за руку, но Сальти остановил её.
— Э, нет, Мария! — бравый офицер подхватил Яниса на руки. — Теперь это — мой мальчик, мой крестный сын! Ну, что, пойдем! Столы накрыты! Ждут! Отметим это великое событие!
…Вышли из церкви в сопровождении священника. Никто из гостей не разошелся. Все ждали у входа, вытянувшись в длинную линию по обе стороны. Все приветствовали нас дружными возгласами. Мы шли, раскланиваясь. Нас ожидал пир во дворе Сальти.
Понимая, что «живым» мне вряд ли удастся выбраться из-за стола, я вместе с сестрой заранее подошел к куму. Нужно было выполнить еще одно обязательное условие греческих крестин: и поблагодарить крестного за все, что он сделал — крестильный наряд, крестик, накрытые столы — и отдариться. Со словами глубочайшей благодарности я передал Егору Георгиеву красивый латунный ящик с изящной арабской вязью, который забрал у Никоса в качестве трофея и в который положил несколько золотых, чтобы не дарить пустым. К нашей с сестрой общей радости подарок, очевидно, пришелся по душе бравому офицеру. Он тут же не преминул продемонстрировать его всем гостям, громогласно перекрыв шум и гомон начавшегося застолья.
Все необходимые условия одного из трех, наряду со свадьбой и похоронами, важнейших таинств у греков были выполнены. Можно было присоединиться ко всем в их безудержном веселии. Трудно было вообразить, что мы сейчас находимся не в Греции. Звучала только греческая речь. И вокруг стояли только греческие дома. И еду на столы подносили только греческую. Я еле успевал уследить за сменой блюд и названий: суп еварлакия, яхни, долмадес, кефте, ангинарес, псито, кюлпасти, егурти! Воистину Балаклаву можно было смело назвать маленькой Грецией!
…Я сидел среди своих. Мне было весело. И, что гораздо важнее, очень спокойно. Даже знание того, что сейчас в татарском ауле в снятом домике спит (или не может заснуть) Умут-ага, которого мне, кровь из носу, нужно будет сделать своим для всех этих людей, не омрачало мой покой. Не знаю, почему, но я был уверен, что мне это удастся. У меня получится. Не может не получиться. Достаточно было оглянуться вокруг. Свободный, без оглядки смех моей сестры. Старание Яниса, ответить священнику на греческом. Восторг Эльбиды и Варвары от моего племянника. Неудержимый Егор Георгиев, обходящий все столы и призывающий вновь и вновь наполнять кружки. Ваня, спорящий с соседом о достоинствах водок. Сотня счастливых и смеющихся лиц моих соплеменников. Вся эта радость, достигнутая моими стараниями и страданиями, не должна пойти коту под хвост. Этого я уж точно не допущу!
[1] В вольном переводе эта шутка, которую иногда говорили греки после Крещения, означает примерно следующее: подобрали еврейчонка, получили христианёнка.
Глава 21
Олухи из Чуфут-Кале
— Весь греческий батальон придет к тебе на помощь, Коста!
— Не знаю, весь или не весь, но команды, отправляемые на смену в Ялту, будут по очереди работать на хуторе. Как-никак, я штабс-капитан! — вскричал мой кум. — На мне и расписание нарядов. Так что все устрою в лучшем виде! Ты, Коста, лучше расскажи, что ты хочешь? Каким видишь свой хутор?
— Хутор еще не мой, но это не проблема! Конюшню надо в таверну превратить. Печи устроить для Марии. Ледник на будущее. Цистерну мраморную посреди двора, как у нас принято, — я вовремя вспомнил двор Микри в Одессе. — А еще летний душ!
— Что такое «душ»? — удивились хором все присутствующие.
— Увидите! Мне для него нужен какой-нибудь большой бак для воды, чтобы солнце нагревало.
— Большую бочку мы тебе без проблем в порту найдём. Конопатчик подновит — и никаких проблем. Что ж до цистерны, давай-ка Папахристо спросим. Унтер, не ты ли хвалился, что, когда погреб под домом копал, наткнулся на древнюю баню? И мраморную ванну, вроде, там нашел?
Я знал, что Балаклава — поселение с многовековой историей. Под ней в земле прятались многие ценности древних времен. Далеко ходить не нужно: вон, в окошко видны на холмах стены генуэзской крепости. Неужели, раскопали римские термы в мини версии?
— Найти-то — нашел, — сердито буркнул унтер-офицер. — Да только как ее оттуда вытаскивать?
