Благословенный. Книга 7 (СИ) - Коллингвуд Виктор
В начале второго Жубер решил самолично переместится на плацдарм. Одну из колонн — 18-ю полубригаду генерала Мену — остановили перед мостом, и консул, стремительно проскакав по выщербленному немецкими ядрами мосту, оказался на левом берегу Заале.
Его взору открылось ужасное зрелище.
Город был сильно поврежден обстрелом, тут и там пылали пожары. Узкие улицы были буквально завалены обрушившимися стенами — битым кирпичом, изломанными балками, кучами штукатурки и глины. Трупы солдат лежали столь часто, что в некоторых местах конь Жубера не находил, куда поставить копыто.
Плацдарм подвергался ужасающему обстрелу. Немецкие батареи были лишены многих видов
Шёл третий час боя, а французы так и не сумели вырваться с плацдарма у Камбурга.
Генерал Бонапарт с удовлетворением наблюдал за тем, как сине-белая змея французских войск непрерывной лентой вливается через мост на левый берег Заале. Всё происходило именно так, как он того желал. Французская армия, ограниченная пропускной способностью узкого моста, слишком медленно накапливала силы и не могла сломить ограниченные силы немцев.
«Жубер, наверняка, твердит сейчас себе: 'ну вот еще чуть-чуть, еще немножечко,… переброшу еще одну полубригаду, еще одну батарею, и победа будет за мною!» разумеется, бедняга понятия не имел что именно в это самое время на помощь немцам спешит сразу несколько русских соединений русских: дивизия Остермана-Толстого и Каменского с юга, из Первой армии Кутузова, корпуса Милорадовича и Эссена — с севера, из армии Суворова. И, наконец, сюда же, оставив в Иене лишь небольшие заслоны, подтягиваются дивизии Буксгевдена и Тучкова…
Так… Похоже, уже добрая половина французской армии перешла на левый берег. Пора действовать!'
Именно этого и желал генерал Бонапарт. Заманить французов на левый берег, а затем в нужный момент разорвать их армию на две части — одна окажется с одной стороны реки, другая половина — с противоположной; и вскоре обе части Вестфальской армии окажутся обречены: одна половина будет разгромлена сегодня, другая — чуть погодя…
Тем временем всё новые дивизии французов переправлялись и оказывались на поле боя, формируя единую линию.Нарастало наивысшее напряжение фронтального боя — по мере того, как все больше пехотных дивизий, поддерживаемых дивизионной артиллерией, и кавалерийских сил вступало в дело, от редкого грохота пушек и щелканья мушкетного огня бой разгорелся до постоянного, неумолчного грохота залпов и взрывов. К часу дня, несмотря на ужасающий огонь немецких батарей, Жуберу удалось собрать на плацдарме силы двух корпусов — Сен-Сира и Перрена. Генерал Бонапарт, внимательно наблюдавший за полем боя, старавшийся почувствовать ход сражения, понять его «нерв», пришел к выводу, что наступило время усилить наши линии, и на поле боя появился направленный для подкрепления сил сражающихся второй немецкий корпус под началом генерала Йорка.
В начале второго Жубер решил самолично переместится на плацдарм. Одну из колонн — 18-ю полубригаду генерала Мену — остановили перед мостом, и консул, стремительно проскакав по выщербленному немецкими ядрами мосту, оказался на левом берегу Заале.
Его взору открылось ужасное зрелище.
Город был сильно поврежден обстрелом, тут и там пылали пожары. Узкие улицы были буквально завалены обрушившимися стенами — битым кирпичом, изломанными балками, кучами штукатурки и глины. Трупы солдат лежали столь часто, что в некоторых местах конь Жубера не находил, куда поставить копыто.
Плацдарм подвергался ужасающему обстрелу. Немецкие батареи были лишены многих
боеприпасов, имевшихся у русских, но на этом тесном, в полторы квадратных версты, целиком открытом пространстве французские войска были столь плотно расположены, что даже обычные ядра и картечь производили страшное опустошение.
Завидев консула, к нему тотчас же подскакал бледный генерал Сен-Сир. Мундир его был порван, лицо — забрызгано кровью.
— Консул, нам надо решительно, всеми силами атаковать неприятеля и сбросить его с холмов! Вражеская артиллерия буквально избивает нас!
Впрочем, и для самого Жубера с первых шагов по левому берегу Заале это стало совершенно очевидно.
— Стройте колонны и со всей стремительностью идите в бой. Я направлю вам конную артиллерию и кирасир. Пробейте их фронт! Надо расширить плацдарм, тут нет места, чтобы развернуться всей армии!
Вскоре на плацдарм прибыли две роты конной артиллерии и восемнадцать драгунских и кирасирских эскадронов. Сен-Сир почти весь свой корпус выстроил единой гигантской колонной, по фронту поставив шестьдесят орудий, а кавалерию разместив на флангах. Однако, несмотря на мощную канонаду выставленных вперед французских батарей, немецкая артиллерия не смолкала. Плотные французские колонны, выстраиваемые сразу за артиллерией, поражались немецкими ядрами, направленными против французской артиллерии, неся ужасные потери. Жубер в бешенстве наблюдал за происходящим, изо всех сил стискивая кулаки.
— Чёрт побери, сделайте что-нибудь с этими пушками! Заставьте их замолчать! — выкрикнул он адъютанту, и тот, взяв с места в карьер, понёсся к колонне Сен-Сира.
Генерал Сен-Сир и сам понимал, что вражеские батареи надо принудить к молчанию. Он решил выслать вперед стрелков, чтобы те своим огнём выбили бы орудийную прислугу немцев. Многочисленные вольтижёры бросились вперед, осыпая батареи Лестока и Иорка градом пуль. На этот случай у русско-немецкой армии имелся стандартный ответ — атака лёгкой конницы. Два немецких гусарских полка ринулись вниз, разя не успевших убежать французских стрелков. Сен-Сир буквально застонал, видя как рубят его людей.
— Кавалерия, вперед! Разгоните их! — приказал он.
Наконец, по сигналу эскадроны ринулись вперед, заставив немцев Лестока и Иорка перестроиться из стрелковых линий в каре. Тяжелые лошади с трудом несли кирасир вверх по склонам холмов. Некоторое время из-за перестроения огонь немцев оказался дезорганизован, но затем все шестьдесят пушек и все тринадцать каре стали громить кирасиров чуть не в упор. Неустрашимый генерал Мену даже произвёл немецкой батарее, военный салют, вскинув вверх сияющую на весеннем солнце саблю.
Вся летучая немецкая кавалерия вскачь вернулась в каре. Кирасиры не остановились ни на один миг. Чудовищный град картечи сократил их ряды, но не лишил мужества. Они были из породы тех людей, которые, истекая кровью, лишь крепче стискивают зубы.
Кирасиры ринулись на немецкое каре. Они неслись на всем скаку, отпустив узды, с саблями в зубах, пистолетами в руках, — вот какова была атака.
В сражениях есть моменты, когда душа человека закаляется до того, что он превращается в статую, когда тело становится гранитом. Германские батальоны под бешеной атакой не дрогнули.
Тогда наступило нечто страшное.
Все союзные каре были атакованы сразу; бешеный вихрь окутал их. Однако, эта хладнокровная пехота не зря полгода обучалась самим Суворовым: и батальоны оставались непоколебимой. Первый ряд, опустившись на одно колено, встречал кирасиров в штыки, второй ряд расстреливал их; за вторым рядом канониры заряжали пушки, фронт каре раздвигался, пропускал залп картечи и закрывался снова. Кирасиры отвечали, разя палашами и давя людей копытами лошадей. Их гигантские кони взвивались на дыбы, перескакивали через ряды, через штыки и падали, как колоссы, среди этих четырех живых стен. Ядра делали бреши среди кирасиров, кирасиры бешеным натиском пробивали бреши в каре. Целые ряды людей исчезали, раздавленные лошадьми; в ответ штыки вонзались в брюхо кентавров. Каре, терзаемые этой бешеной кавалерией, смыкались, но не подавались, производя опустошения в рядах атакующих своими неистощимыми запасами картечи. Казалось, каждое каре было вулканом, охваченным облаком; лава боролась с молнией и громом.
Наконец, натиск ослабел. Правое крайнее каре, более всего подверженное атаке, было истреблено почти полностью. Кирасиры, сравнительно немногочисленные, внезапно почувствовали, что их атакуют. С левого фланга на них неслась бригада Кульнёва, с правого — разряженный как петух Мюрат во главе своего Нижегородского драгунского полка. Мгновение, другое… и вот три силы столкнулись!
