Моя попытка прожить жизнь Бессмертного Даоса IV - Ваня Мордорский
— И это был Цицы? — уточнил я.
— Да! — зашипела жаба. — Притворщик. Мягкотелый юродивый, с жирным животом и песенками. Бродил босиком, махал листьями, строил из себя даосского блаженного. Но внутри — такой же стяжатель, как и я. Только хитрее.
— А дальше?
— Он пришёл ко мне, не как мудрец, а как вор. Знал, чем я живу. Опустил в колодец пояс с золотой монетой. Я… — её голос затрепетал. — Я не удержалась. Это был… идеальный круг, будто луна в новой луже. Я схватила его. И тогда он вытащил меня наружу, как рыбу. Без борьбы. Просто дёрнул — и всё. Он уже был…почти Божеством…
— Но не Божеством? — спросил я.
— Нет.
Она выронила с десяток монет, а кружащиеся вокруг хижины монеты упали в воду. Ее взгляд потух, я почувствовал уже заранее ее слова станут неприятными, тяжелыми:
— После того, как он поднял меня наружу и проклял, он и стал божеством: уже не Цицы, а бог удачи Хотей, которого взяли в свиту богов счастья.
«Я сразу тебе говорил, что его личные качества оставляют желать лучшего».
Я продолжал готовить чай, и через пару мгновений снял котелок с «нагревающего камня».
— А меня…меня…меня прокляли! Ни за что! Просто за то, что такая, какая есть. Да, Цицы еще подумал, что забавно будет превратить меня в амулет, и отобрали все те монетки, которые я так долго собирала…из них сделали статуи с монетками… а потом люди подхватили…и думают, что я приношу удачу.
Жаба горько улыбнулась.
— Как бы не так… Не я приношу удачу, а Цицы, который везде оставил следы своего Дао. Пока мои монетки не вернутся ко мне, я никогда не смогу стать цельной со своим Дао….эх…те сокровища стали частью меня…без них я ущербна.
Я взглянул на нее еще раз. И бросил в воздух грибы, огненные листья и шиповник, и в этот раз позволил всему вместе упасть прямо в котелок создавая «что-то другое».
— Ты их ненавидишь. Не только Цицы-Хотея, но и остальных богов счастья — спокойно сказал я, направляясь к Жабе. Мои следы оставляли странный золотистый след, совсем как у Святых, а я ощутил как наружу всплывают все отголоски воспоминаний, которые я увидел, а в ногах сконцентрировались пути всех Святых.
— Презираю, — прошипела жаба. — И их…и людей…я же чувствую их желания…их эмоции. Существа, которые верят, что удача дается даром. Клянчат у меня золото, у моих статуй, натирают мне пузо, но сами трусливы, ленивы, глупы и хотят золота ради золота.
Я сжал котелок сияющими от переполнявшей их Праведной Ци руками.
Она хотела использовать язык, но я ее остановил.
— Я сам. Просто открой свою пасть.
— Но…
— Ты не выпьешь всё. Это жадность. Теперь тебе достаточно одного глотка. Не надо всё пить.
Жаба непонимающе посмотрела на меня, но пасть послушно открыла. Как ребенок, которому дают лекарство.
Я чуть наклонил котелок, и с него сияя, словно маленькое солнце, сорвалась одна капля. Всего одна. В ней содержалась вся «суть» чая.
Больше и не надо.
Жаба поймала языком каплю, да так и застыла. Ее словно пронзило током. Я показал ей всё. И Долину Памяти, и Дао Святых, и Разлом и… Вечный дозор.
Я сел в позу лотоса прямо перед ней, и начал втягивать в себя ее ауру. Ее жадность.
Мы смотрели друг другу в глаза.
— Неужели ты не понимаешь, что Цицы не мог отобрать твое Дао? Не мог помешать тебе ему следовать…он чуть сбил тебя с пути…и все…
Взгляд жабы выражал непонимание.
— Он сыграл на твоей жадности. Твое Дао — жадность….те монетки… они просто монетки…прошло столько лет, но ты не можешь их отпустить.
— Но…
— Я не договорил. Те монетки больше не ты. Они не часть тебя и никогда ей не были. Дао внутри, а не снаружи.
Я протянул руку, с моей руки сорвалась капля Ци и начала отделять от тела жабы одну монету за другой.
Глаза жабы были потерянными.
— Дао не может быть односторонним, — продолжил я, и ощутил, что говорю чем-то, что рождается от всех тех воспоминаний внутри. Какое-то неосознанное знание-чувство.
— Дао не имеет границ. А значит, твоя жадность лишь извращение твоей сути.
— Не может такого быть! Это мое Дао! Кому как не мне знать?
— Цицы попытался направить тебя на верный путь тем, что сбил со старого, а не проклял, как ты подумала, — спокойно сказал я, — Он надеялся, что ты сама поймешь, что монеты не часть тебя, потому что они тебе никогда не принадлежали. Тот, кто не может отпускать, не может брать, понимаешь? Если ты не готова отдать эти монеты, то ты ими не владеешь, потому что отдать можно только то, чем владеешь. А значит, твоя жадность — иллюзия. Но вина в Цицы в том, что он вмешался в чужое Дао…такое делать нельзя.
Жаба застыла с раскрытым ртом.
«Я что-то уже запутался…»
Монеты с тела жабы начали слетать одна за другой. Сами. Словно их перестало что-то удерживать.Я ощущал, глядя на эту жабу, что в ней скрыт какой-то мощный потенциал, который похоронен за этой грудой золота и хлама. Нужно только направить ее на верный путь. Она не плохая, просто…заплутавшая среди алчности.
— Скажи, разве не становится тебе легче, когда эти монеты падают? — спросил я, поднимая монету.
— Да… — пробормотала она растерянно, — Как будто….
— Но это не всё.
Я прикоснулся к лапе жабы, покрытой толстыми наростами и она вздрогнула, как от удара тока.
— В тебе кроме жадности была ненависть. Ненависть к Цицы.
— Да! — скрипнула она зубами. — И сейчас она горит во мне.
— Ты должна это отпустить.
— Это не справедливо! Он должен быть наказан! Так нельзя поступать!
Я улыбнулся.
— С Цицы спросят. И за это. И за всё остальное. И не только с него.
— В смысле? — дружно и удивленно воскликнули лисы.
«В смысле? Не многовато ли ты на себя берешь, Ван? Такими словами нельзя разбрасываться».
— В смысле? — спросила жаба. — Ты слабый Праведник, которого даже я уничтожу одним плевком. Как ты можешь спрашивать с божества?
— Потому что спрашивает не тот, кто силен, а тот, кто прав. Посмотри внимательно мне за спину.
Я медленно
