Громов. Хозяин теней. 5 [СИ] - Екатерина Насута
— Именно к нему?
— Да. Очень его нахваливала.
Случайность? Или… или нет? Прошлая наша квартирная хозяйка была женщиною во всех смыслах достойной, только очень одинокой и незанятой. Я прям представляю, как в её голове возник чудесный план знакомства. Одинокая дама в беде и одинокий же целитель, которые прямо просились, чтоб их свести друг с другом. Прям как в романе. Она и свела. Точнее подтолкнула.
— А потом, когда Николя занялся…
— Николай Степанович.
— Пускай. Болеть перестали?
— Да.
— А ты ему говорила про боль?
— Да.
— И что он?
— Он сказал, что есть некоторые изменения. Как… у стариков… артрит.
Твою же ж… и опять я это постфактум узнаю.
— И это не совсем характерно после ожогов, но с учётом того, что мы тогда очень замёрзли, то вполне возможно. Что было воспаление и вот оно сказывается.
Только на руках?
И после того, как её раны исцелил крылатый? Ну слабо верится мне. Раны исцелил, а артрит не заметил? Или свет так глубоко не дошибает?
— А Роберт про воспаление не говорил?
— Нет. Он… говорил, что нервные окончания сгорели вместе с кожей. И что это фантомные боли. Что так просто от них не избавиться, и если будут мучить, то только опиум и поможет… Сав, а зачем ему это?
Говорю же, умная она. Вполне себе сопоставила одно с другим. И к выводам пришла тем же, что и я.
— Не знаю. А лекарства он тебе от боли не давал?
— Давал. Капли. Я один раз попробовала. Так неприятно сделалось. Всё мутное. Муторное. И Птаху почти перестала чувствовать. Она потом очень злилась. Я больше и не применяла. Решила, что лучше потерпеть.
— Капли выкинула?
— Сразу.
— И как Роберт отреагировал?
Татьяна замялась и отвернулась. Я следил за тем, как меняется выражение её лица. Недоверие. Сомнение. Обида. И злость.
Злость — это хорошо.
Очень хорошо.
— Я не сразу ему сказала, — заговорила она снова. — Было неудобно. Он ведь тратил время. Силы. И стоили они немало. А я так… но как-то через несколько дней он сам понял. Спросил, почему я не использую. И пришлось признаваться. Он очень сильно переживал. Тогда я решила, что за меня. Ругал даже. Говорил, что у любого лекарства есть свои особенности. Что надо только привыкнуть. И что я напрасно себя мучаю, что терпеть боль вовсе не обязательно, что без лечения она будет лишь усиливаться.
— А это воспаление… Николай Степанович его убрал?
— Да. Он ещё удивился, почему оно вовсе не прошло. Сказал, что мой организм вполне способен был справиться самостоятельно.
И справился бы, если бы кто-то раз за разом не вмешивался в его работу. А говорят, что целители — добрые самоотверженные люди.
— Знаешь, если бы не Птаха, я, возможно, и послушала бы… но без неё, это как… как без части себя. Ты же понимаешь?
Прекрасно. И тихо радуюсь, что Птаха у неё была. Чуется, дрянь, которую Роберт Татьянке подсунул, не совсем от боли.
— Так, а с женой что? Была она или нет?
— Случайно вышло… не подумай, что я следила за ним.
— И в мыслях не было.
— Прогулки отвлекали. Когда ходишь, оно как-то… легче, что ли? И Тимофею полезно. Он тоже гулять любил. Смотрел всё. Мне даже порой начинало казаться, что он того и гляди узнает… он ведь бывал здесь. Мы в центр выезжали. Не подумай, с Еремеем…
— Не думаю. Правильно делали. Гулять — полезно.
Ещё бы знать об этих прогулках. Хотя… в них ничего ведь дурного нет. Вот Еремей и не докладывал.
— В тот раз мы отправились в ботанический сад. Там очень красиво. И так… спокойно. Тимофею нравилось рисовать. Особенно Викторную оранжерею любил. Я его оставляла, когда он увлекался, то это надолго… честно говоря, я и не знала, что он умеет рисовать так, — Татьяна провела пальцем правой руки по белоснежной ладони левой. — Я и позволила себе прогуляться. Там сад огромный. Я несколько увлеклась. И услышала голос. Я сразу его узнала. Роберт… он был не один.
Это признание далось нелегко.
— Я не подсматривала!
Примерно так же, как я не подслушивал. Но киваю с серьёзным видом.
— Просто… просто получилось, что… эта девушка показалась мне очень бледной. Болезненной тогда. И нервной до крайности. Она говорила что-то. И голос такой… визгливый… Роберт же пытался её успокоить. Потом обнял. Поцеловал.
— А ты?
— А я ушла. Я… мне было неловко.
Это она зря, конечно. Нет бы остаться, послушать, о чём там вообще речь. Но Татьяна у нас для подобного слишком порядочна.
— А как ты узнала, что это его жена?
Теперь щёки сделались не красными — пунцовыми.
— Я… спросила… в следующую нашу встречу он заговорил о том, что испытывает ко мне нежные чувства.
Падла какая.
— А я… я сказала, что это неправильно. Что я видела его в парке с… другой женщиной.
— И тогда он сказал, что это его жена?
— Именно.
— Но на нежные чувства наличие жены не повлияет? — точно падла, а ведь Мишке он сразу не понравился. И хорошо, что братца здесь и сейчас нет, потому что, чую, не удержался бы он.
— Роберт рассказал, что женился весьма рано. Его родители нашли ему невесту. Он не был против. Он с детских лет знал Есению и испытывал к ней глубокую личную симпатию. И первые годы брака были вполне счастливыми. Но потом Есения родила ребенка… неудачно. Он умер. А она повредилась рассудком.
Трагическая и слезливая история. Как раз такая, чтоб растопить нежное женское сердце.
— Ты поверила?
— А какие у меня были причины не верить? Он сказал, что она живёт в фантазиях, где нет горя. Что он не хочет отдавать её в лечебницу, но заботится так, как умеет. К ней приставлена сиделка, которая и следит, чтобы Есения не причинила себе вреда. Что у неё случаются минуты просветления, и тогда он выводит жену гулять. Раньше она очень любила ботанический сад. Ему крайне неловко, потому что он действительно связан… что он испытал симпатию ко мне именно увидев Тимофея. Что я покорила его своей добротой, ведь многие спешат избавиться
