Громов. Хозяин теней. 5 [СИ] - Екатерина Насута
Умница.
— Так вот, он ждал меня, но при этом мило флиртовал с Оленькой Плаховой. И даже пригласил её в парк… на ушко.
— Да?
— У Птахи отличный слух… и у меня не хуже. Савелий, заходи уже.
Ну, кажется, делать вид, что я тут совершенно случайно, поздно.
— Извиняться не буду, — сказал я первым делом и на всякий случай тетрадь приподнял. — Я вообще сдаваться шёл. С чистописанием.
У нас с Метелькой оно скорее грязнописанием получалось.
— А тут дверь приоткрыта. И вы говорите.
— Вот ты и решил послушать? — мрачно поинтересовалась Татьяна.
— Так разговор же интересный.
Чистую правду говорю. Очень интересный разговор.
— Воспитанные люди, Савелий, — Светлана поглядела на меня с укоризной. Но врёшь. У меня к этим взглядам иммунитет и вообще совесть взглядоневосприимчивая. — Если им случается услышать чужую беседу, то они дают знать о своём присутствии.
— Так то воспитанные, — резонно возразил я и тетрадочки отдал.
— Совершеннейший дикарь, — Татьяна улыбнулась и как-то даже с облегчением. — Но… да… наверное… судьбу не обманешь. А мне и вправду не помешает совет. Или даже не совет… и Сав, ты можешь за ним проследить?
— Могу, — я даже обрадовался, потому что следить за кем-то — даже не важно, за кем — всяко интересней, чем зубрить латинские спряжения. — Ты только скажи, за кем.
— Не ты сам, конечно. А твои тени. Птаха от меня далеко не отойдёт… — она бросила быстрый взгляд на Светочку, которая пожала плечами, и это пожатие явно что-то да значило, да только язык женского диалога всяко сложнее латыни будет. Сестрица же, смахнув невидимую соринку, всё же назвала имя. — Я хочу, чтобы вы проследили за Робертом. Помнишь, Роберта?
Глава 16
Находка — иметь меня своим мужем. Молодость и красота со мною. Нужны средства не менее 100 тысяч, вместо чего создаю положение. Барышня или вдова — безразлично, лишь бы не лишены были вкуса. [20]
Московская брачная газета
Роберта? А это кто такой?
Точно.
Роберт.
— Это который прошлый целитель? — поняв, что обвинений с обидами не последует, я окончательно успокоился. Как-то обид я не боялся, но вот раскол в семье, тем более такой, как наша, это всяко лишнее. — Ну, который до Николя?
— Николая Степановича, — поправила сестрица. И покраснела.
Слегка.
— Ну да. До него. Я не так сказал? Извини. Стало быть, объявился Роберт?
— Да.
— И?
— И ты не слышал?
— Вообще я не так давно пришёл. Сама почуяла?
— Птаха, — призналась Татьяна. — Она становится сильнее. И я воспринимаю её уже лучше. Раньше сложно было понять, чего она хочет, а теперь вот… у меня даже смотреть её глазами получилось.
— Савелий… ты специально, да?! — Светочка развернула мою тетрадь.
А нет, не мою.
— Это Метелька.
— Он специально?!
— Свет, ну как ты могла так о нас подумать! Мы старались. Просто… ну непривычно это. Пальцы не гнутся, чернила растекаются. Я ещё ладно, а Метельку, думаешь, учил кто? В приюте как-то и чему-то учили, но там на чистописание особо не заморачивались.
Светочка подавила вздох и, тряхнув светлой гривой, решительно произнесла:
— Я поняла. Вам просто нужно больше практики!
Э нет! Я не согласен. Куда уж больше-то!
— Роберт появился две недели тому, — Татьяна явно уловило моё отношение к чистописанию и поспешила отвлечь. — Сначала я получила от него письмо.
— Сюда? — уточнил я.
— Да.
— Ты оставляла ему адрес?
— Н-нет… зачем? — вопрос её несколько смутил. Хотя вру. Вопрос её серьёзно так смутил. Татьяна вдохнула и сказала. — Когда… ты попал в больницу и остальное вот произошло, я… я написала, что между нами не может быть ничего. И что мне жаль, что в минуту слабости я позволила ему надеяться на нечто большее, нежели просто дружеские отношения.
— А он хотел?
— Не знаю. Он не пытался… вести себя неподобающе. Мне вовсе казалось, что нас связывает лишь дружба. Лёгкая взаимная симпатия.
Женщины. Вот вроде порой умные, но даже когда очень умные, они всё равно женщины.
— Я, наверное, не права, что вовсе позволила этой симпатии возникнуть. Но мне было одиноко здесь. Очень. И я не снимаю с себя вины. Я… я растерялась. Я никогда не жила так… и…
— Тань…
— Что?
— Всё хорошо. Это скорее мы виноваты. Взяли и бросили тебя.
Ну да.
У нас вон фабрика нарисовалась и революционеры. Мишка тоже работу подыскал. И почему-то все решили, что если Татьяна не помирает, то и внимания ей не надо. Что она как-нибудь сама справится.
И было бы с чем.
Дом вот нашли. Обустроились. И какие ещё проблемы.
— Вы ведь не сами, — сказала сестрица. — Просто получилось так.
Оно всегда получается так. Само собой.
— И ещё я боялась, наверное, что… калекой останусь. А Роберт… он… не подумай, у нас не было ничего, что могло бы бросить тень на честь рода…
— Не сомневаюсь, — сказал я вполне серьёзно.
— Хорошо. Роберт… он был милым. И боль унимал. В руках.
— А тебе было больно?
— Поначалу боли не было. Просто такое неприятное чувство… как будто изнутри что-то скребет кожу. И зуд опять же. Николай Степанович говорит, что зуд — от восстановления кожи, что тогда нужно было действовать и эффект был бы лучше, полнее. А Роберт давал мазь, которая зуд снимала. И потом и боль успокаивала.
— Почему ты ничего никому не сказала?
Нервное пожатие плечами.
— Не хотела вас отвлекать. Вы приходили редко и такие уставшие. Похудевшие. И на фабрике ведь сложно. Михаилу тоже. Он не говорил, но у него не всё ведь получалось. Даже не с техникой, с людьми. Он пытался, а вот… и тут я с какой-то ерундой.
— Это не ерунда, Тань. Это здоровье. Твоё здоровье, — вот получается, что я её ругаю. А я не хотел ругать. Я просто… просто в очередной
