Громов. Хозяин теней. 5 [СИ] - Екатерина Насута
— А познакомился с тобой и помыслил?
— Сказал, что понял, что готов заботиться о Есении до конца дней её, однако он всё же живой человек. Что он хочет семью, детей…
Всего того, чего хотела бы сама Татьяна. И слова ведь правильные. Скажи он, что избавится от сумасшедшей супруги, отправив её куда-нибудь подальше, Танька бы не поняла.
Кстати, почему жена?
Хотя… поцелуй мог быть не родственным. Или он не знал, сколько и чего она видела и слышала. Вот и придумал историю. А что она напрочь выдуманная, в этом я не сомневаюсь.
— И он сказал, что разведётся… — продолжил я вслух.
— Да. Это дело небыстрое. Синод крайне неохотно даёт разрешения. Ещё Роберт просил никому не рассказывать. Всё же люди… не всегда правильно понимают. Роберт боялся осуждения. Сплетен.
Или того, что кто-то решит проверить наличие жены.
— Я попросила время подумать. Не потому, что осуждаю или боюсь. Но… понимаешь, это нехорошо, отбирать у несчастной единственное, что ей осталось — мужа. Как бы я могла обрести счастье на чужом горе? И так… а потом я встретила Николая Степановича… и он… оказалось, что Роберт мне лгал. Что он мог меня вылечить, но не лечил. И он сам куда-то пропал. Я хотела поговорить. Объясниться. Понять, почему так, почему он лгал и лгал ли. Я надеялась, что есть какое-то разумное объяснение. Но Модест Евстафьевич сказал, что он в клинике один. Что Роберт получил какую-то телеграмму из дома и вынужден был отбыть. Как надолго, Модест Евстафьевич не знал. А его супруга… она своеобразная женщина… сказала, что это даже хорошо. Что слишком много с Робертом непонятного связано. И что ей не нужны скандалы из-за его неуемной любви к девицам…
Интересно.
Очень.
— И ты…
— Она передала мне адрес, и я осмелилась написать письмо. Там нет ничего дурного! Просто… его можно толковать двояко. И в целом…
— Тань, забудь.
— Постараюсь. Я сказала, что не вижу возможностей для нас в будущем… как-то вот так. Просила простить меня, если дала ложные надежды. Пожелала успехов. Вот и всё. И ответа не было. Я и решила, что он принял моё решение.
— Но он вдруг появился?
— Именно. Появился и так… знаешь, почти неприлично назойлив.
— Разберёмся, — пообещал я.
И мысленно добавил: и с ним, и с Николя. А то вот так отвернёшься на минутку, а сестре уже голову задурили.
Глава 17
Ежели некто страдает и мучится отдышкою и грудными болями, то надобно взять русскую живую курицу, которая не несется, отвернуть ей голову, но только не прочь, а чтобы она от того умерла, но крови бы не оказалось. Эту курицу, не ощипывая и не потроша, положить в горшок, залить кипятком воды, употребить этого меньше половины обыкновенного водоносного ведра. Накрыть крышкою, замазать тестом, поставить на ночь, на 12 дней кряду, не откупоривая горшка. По прошествии этого времени, на дне горшка сделается студень (который быстро портится), после открытия горшка, вылить в находящуюся в нем студень простого вина две бутылки, и, размешав хорошенько, чтобы все соединилось, разложить по бутылкам. Когда же надобно будет давать пить, то бутылку хорошо поболтать. Пить это лекарство три раза в день по рюмке. [21]
100 верных рецептов на все случаи жизни
Роберт Данилович явился к полудню. Извозчик высадил его у госпиталя, и Роберт Данилович, вытащив зеркальце, тщательно осмотрел породистую свою физию. А ведь на первый взгляд — приличный человек. В костюме.
Костюм тёмно-зеленый в узкую полоску.
Рубашечка сияет, что снег на горных вершинах. В руке — букет. В общем, жених, как он есть.
И чую, не зря я снова Карпа Евстратовича побеспокоил. Может, конечно, перестраховываюсь, но что-то не нравится мне этот тип и его назойливость. Да и в целом ситуация. Ну и иные темы для бесед найдутся, которые бы побеседовать без лишних ушей. Вещицы-то мага я не передал. Вот забыл просто. Аж самому от этого совестно. Но встреча состоится вечером, потому как Карп Евстратович — человек занятой.
Да и мне есть, чем заняться.
Смотрю вот, как Роберт Данилович идёт по дорожке, неспешно так. Раскланивается с редкими пока пациентами. Госпиталь возобновил работу, но смотрю, что здесь не очень людно. Всё же репутацию ему подпортили. Жандармов-то сюда отправляют, а вот прочий люд ещё опасается, держится в стороне, предпочитая другие заведения.
И зря.
Мы тут хорошо всё вычистили.
Я остаюсь на лавочке под деревцем. Но Тьму выпускаю. Да и Призраку пока разрешаю побегать. Госпиталь — место такое, сюда раненых да болящих свозят, а кровь и страдания — отличная приманка для мелких тварей. И Призрак с радостью ныряет в плотный кустарник, откуда спустя мгновенье доносится сперва нервный писк, а следом и довольное чавканье.
Интересно, теней манерам стоит обучать? Или и так сойдёт?
А вот за Робертом, свет, Даниловичем мы приглядываем. Не особо-то он и торопится. У дверей вот остановился, чуть поморщившись, как человек, которому предстоит дело важное, хотя и не совсем, чтобы приятное.
Может, ну его?
Следить, смотреть… пусть сразу сожрёт и всё?
Тьма радостно согласилась, что вариант отличнейший. Что человечек — так себе человечек. И стоит ли возиться?
Стоит.
Уж больно как-то оно одно к одному.
— Снова вы, Роберт Данилович, — а на крылечке появился Николя. Хмурый такой. Недовольный. И видно, что встреча эта не в радость. И что даже где-то он через себя переступает. Сгорбился, руки в карманы сунул и на Роберта глядит с прищуром. — Что-то вы к нам зачастили. Никак, на работу желаете устроиться?
— Ну что ты, Николушка, — а вот Роберт произнёс имя насмешливо. И фамильярность даже мне ухо резанула. — Куда уж мне и сразу к вам. Я к вам талантом не вышел… или грехами?
Интересненько.
Но Тьме запрещаю подходить близко. Как-то вот в прошлый раз Елизар её заметил. Может, это, конечно, индивидуальная особенность. А может, целители и могут почуять чего-нибудь этакого. И Тьма, со мной согласившись, ловко карабкается по каменной стене, чтобы забиться под подоконник. Вспархивает пара голубей, но на них целители внимания не обращают.
— Мои грехи — это мои. Что тебе от Татьяны надо?
— Она — красивая свободная женщина. Я — свободный мужчина.
