Военкор (СИ) - Дорин Михаил
— Зажим. Вот так, — проговаривал доктор.
Работы было столько, что наш медик даже не поднял на меня глаз.
— Если пришёл не с пулей в заднице — не мешай. Лучше воды принеси.
Я снял ещё минуту и уже собирался выйти. Но из-за угла появился Гиря, бледный, с перебинтованным плечом, но всё ещё на ногах. На нём повис ещё один раненый. Боец, бледный, как простыня, лишился ступни, штанина была пропитана кровью, выше колена артерию перетягивал жгут.
— Ну ты как, живой? — спросил я, подходя к ним.
— Живее всех живых. Видишь, догнал тебя, — ухмыльнулся Гиря, морщась от боли.
Я помог Гире дотащить раненого, который при каждом прикосновении к нему вздрагивал.
— Большинство наших уже отправили обратно на вертолётах, когда была вторая волна десанта.
— Тебя почему не эвакуировали? — спросил я, внимательно глядя на него.
— Места не хватило. В первую очередь самых тяжёлых грузили, — объяснил он. — Я-то ещё на ногах, могу автомат держать.
Какое-то время мы стояли молча под аккомпанемент стонов и редких выстрелов где-то вдалеке.
— Ладно, — сказал Гиря. — Пойду, говорят, колонна техники приближается, надо будет позиции доработать.
— Иди, я пока тут. Доктор просил воды принести.
Я помог одному из санитаров натаскать воды в медпункт. Потом вернулся в штаб и там за штабными ящиками, куда стаскивали трофейные автоматы, нашёл уединённое местечко. Прошёл туда, присел, прислонившись спиной к бетонной стене, достал измятый блокнот и карандаш.
Пальцы чуть дрожали, штурм и лёгкая контузия давали о себе знать. Но именно сейчас нужно было зафиксировать всё увиденное. Прямо сейчас воспоминания были как на ладони, затем они начнут рассеиваться и будет совсем не то.
Я сделал глубокий вдох и тут же закашлялся от пыли. Сплюнув, начал писать заметки, которые должны будут превратиться в статью. Шло тяжело, потом я перепишу этот текст и не один раз. Но прямо сейчас мне очень хотелось поделиться с советским читателем тем, что видел. Хотелось, чтобы наших граждан распирала гордость за бойцов.
— «Не зря десант называют крылатым», — вывел я слова на бумаге.
Но закончить не вышло, в штабе началось новое совещание, причём на повышенных тонах. Я закрыл блокнот, спрятал его обратно в рюкзак и поднялся.
— Как сожгли? — спрашивал Сопин своим хриплым прокуренным голосом.
— Прошли буферную зону, пересекли «ленточку». Всё спокойно, но в пятнадцати километрах до аэродрома сожгли, — в голосе Сардара слышалась злость, смешанная с тревогой. — Всех сожгли!
В голове у меня словно щёлкнул рубильник.
Колонна, которая шла к нам на усиление… уничтожена. Подкрепления не будет.
Пыльный подвал, забитый ранеными и оборванными бойцами, показался вдруг теснее, чем был минуту назад. Воздух словно стал гуще, тяжелее.
Голос Сопина разрезал тишину:
— Понял. Работаем без поддержки. Задача остаётся прежняя — удерживать аэродром, — Сопин оглядел взглядом всех присутствующих. — Нас не бросят.
Возражений не последовало.
Глава 19
В том что боя не избежать, никто не сомневался.
Наши и сирийцы подготавливали аэродром Рош-Пинна к отражению атаки.
Я решил понаблюдать и зафиксировать, как проходят работы и реализация приказа Сопина.
— Карелин, ты не устал совсем? — спросил у меня командир советского спецназа.
— Никак нет, — ответил я и вышел из командного пункта.
Мелкими перебежками, надолго не останавливаясь на открытой местности, я смотрел за возводящейся на глазах линией обороны.
На бетонных плитах уже стояли пулемётные точки, обложенные мешками с песком. За одной из таких точек сидел молодой советский боец, сосредоточенно вкладывая патроны в ленту.
— Как пулемёт? — кивнул я на станковый «Браунинг» калибра 12.7 мм.
— Как швейная машинка строчит, — улыбнулся боец.
Сирийцы в это время ставили противотанковый ракетный комплекс ПТРК «Конкурс». Рядом стоял сержант из наших, наблюдая за процессом. Работали молча, но слажено, как в оркестре.
Следом притащили ещё один ПТРК. Правда уже «трофейный» ТОУ.
Когда один из сирийцев надавил на треногу, та чуть качнулась, поскребла ножками по бетону. Я машинально покосился на шаткую конструкцию.
Сержант, заметив мой взгляд, только усмехнулся.
— Никуда не денется, — хмыкнул он, будто подытоживая.
Я достал блокнот, наметил пару строк, пошёл дальше. Приятно было наблюдать, что принцип дружбы народов действительно работает на деле, а не только на агитационных плакатах. Советские бойцы и их товарищи из сирийской армии показывали удивительную слаженность, как будто не было языкового барьера.
Но не во всех случаях.
— Да я тебе сказал, Ахмед, сын отца своего, цудад! — возмущался наш боец, показывая сирийцу, что тот неправильно раскладывает захваченные у наёмников Мк-153 и РПГ-7.
Касаемо зарубежного гранатомёта — он только в этом году поступил на вооружение. Видимо, Блэк Рок оснащают самыми современными образцами вооружения.
— Что такое цудад? Я не понимаю, — отвечал нашему грузину сириец.
— Ай, генацвале! Гагвимарджос! — уже тостами заговорил советский боец. — Ну, я тебе по-русски говорю, цудад! Это значит цудад!
Я сам не сразу вспомнил, что значит «цудад». С грузинского переводится как «плохо». Пришлось побыть немного переводчиком, а то эти двое так и не договорятся.
Заметку про это наблюдение я и сделал в блокнот.
У ангара представители сирийского коммандос ставили заграждение — натягивали ржавую колючку между бетонными плитами, усиливая периметр. Работали молча и быстро. Где-то на горизонте ещё глухо ухали взрывы, надо было поторапливаться. Атака могла начаться в любой момент.
Один из бойцов, усатый, в бронежилете и без перчаток, притащил рулон и ободрал руку о ржавый крючок. Порезавшись, обмотал ладони тряпкой вместо перчаток, матерясь на родном языке. Второй с перевязанной щекой поймал мой взгляд, ухмыльнулся и бросил по-русски с сильным акцентом:
— Это Саид ищет способ к нашей медсестре в госпиталь в Дамаске попасть, — подмигнул он.
Я сделал снимок. Солдаты продолжили работать. Тяжёлая всё-таки работа у ребят. Жара, они все в пыли, а лица в поту и копоти. Но ни один из них не стоял в стороне, и никто не пытался отлынивать.
На перекрёстке между зданиями ставили расчёт АГС «Пламя». Рядом с ним подтянули и американского «собрата» нашего «Пламени» — Мк-19.
Один из сирийских бойцов был совсем ещё зелёный. Он грамотно выставлял сектор стрельбы под контролем старшего расчёта из советского спецназа.
— Первый раз работаешь? — спросил я.
— Не-а, уже второй. Под Эль-Кунейтрой до этого стояли. До сих пор в ушах гудит.
Он улыбнулся, но в глазах улыбки не было.
Я понял, что спрашивать, сколько их вышло оттуда, не стоит. И так всё ясно.
Сделал ещё пару записей в блокнот, чтобы в редакции могли правильно подписать фотографию. Пошёл дальше и увидел, Сопина, энергично отдававшего распоряжения. Рядом с ним стоял Сардар с биноклем в руках и с сигаретой во рту. Оба офицера инспектировали работу расчётов ПЗРК и сапёров, минировавших подходы.
— Где второй расчёт ПЗРК? — спросил Сопин.
— Поставили у входа в техзону, командир. Обзор там хороший.
— Добро. Подходы заминировали?
— Так точно. Нам повезло, что эти наёмники не успели свой арсенал до конца заминировать. Там много чего нашли.
Параллельно Сардар отдавал своим бойцам распоряжения на своём языке.
— Так, здесь у нас что?
Сопин переключился на солдат, которые вытаскивали из разбитых после атаки израильтян армейских машин всё, что ещё могло пригодиться. Из погнутых кузовов доставали ящики с патронами, уцелевшие ПТРК, связки гранат. Техника попала под артудар ещё в самом начале боя.
Каждый из нас знал, что кроме как на самих себя не на кого рассчитывать.
Я снял очередной кадр подготовки на камеру. Пошёл дальше и дошёл до восточной части аэродрома, где тоже поставили пару АГСов и пулемётных расчётов на треногах.
