Небо за нас (СИ) - Оченков Иван Валерьевич
— Отрадно слышать. Да только как их искать? Они ведь где угодно могут оказаться, от Варны до Константинополя.
— Вот уж вряд ли! — лукаво ухмыльнулся адмирал.
— Почему?
— А вы, ваше высочество, посмотрите, откуда буря пришла, — подошел к висевшей на стене салона карте адмирал. — Не могла она союзников утащить ни к древнему Царьграду, ни к Румелийскийм берегам…
Должен откровенно признаться, что поначалу ничего не понял из объяснений Нахимова. Просто стоял и тупил, пытаясь осознать элементарную для всякого моряка эпохи паруса вещь. И только когда он, не выдержав моей непонятливости, ткнул пальцем в место на карте, в голове моей словно сверкнула молния…
— Синоп⁈
— Точно так-с!
— Но…
— Нет там другой столь же удобной гавани!
— Но ведь, говорят, что город и порт совершенно разорен после… — едва не ляпнул я, но вовремя прервался
— И что с того? — помрачнел Нахимов.
Некоторое время мы молчали. Я лихорадочно обдумывал все за и против, Павел Степанович, в глубине души, очевидно, все-таки уязвленный упоминанием о совершенно разоренном во время сражения городе, из-за которого его многие считали чуть ли не главным виновником начавшейся войны, тоже не торопился продолжать разговор.
— Второе. Синопское. Сражение, — раздельно, будто пробуя каждое слово на вкус, произнес я. — Может получиться символично. Где начинали, там и окончим… Мне нравится! Когда сможете вывести эскадру?
— Да хоть завтра. Вот только…
— И не проси! В Севастополе не останусь!
— Как раз напротив, ваше императорское высочество. Ваше присутствие просто необходимо!
— Вот значит, как… и давно ли ты переменил свое мнение?
— Давно. Только вот…
— Что ж замолчал? Объяснись!
— Видите ли, ваше…
— Сколь раз тебе говорено, Павел Степанович, давай без титулов, не люблю!
— Хорошо, Константин Николаевич, как вам будет угодно-с… Все дело в том, что мы моряки народ до крайности суеверный! А вам, за что бы не взялись, не иначе как по божьему благоволению, все удается. За вашим высочеством наши матросы не то, что в бой, к черту на рога полезут. Так что без вас, эдакое дело лучше не начинать. Да-с!
— Неожиданно. Но ты так и не сказал, отчего переменился… хотя, знаю. Не верил?
— Был грех! — развел руками адмирал.
— А теперь, значит, готов…
— Эскадру в море вывел, вижу моряки парусами управляться не разучились, офицеры дело свое знают, в бой рвутся, в победу верят. Когда же если не сейчас?
— Коли так, тянуть не будем. Юшков! Оповести флагманов о совещании. А ты Павел Степанович, распорядись, чтобы на кораблях начинали готовиться.
— Слушаюсь! — отозвался адмирал, и хотел было выйти, но потом обернулся. — А «Владимир», коли не погнушаетесь советом, поручите капитан-лейтенанту Попандопуло. Корабль ему хорошо известен, да и сам он малый не промах!
Обсуждение, надо сказать, вышло бурным. Новосильский с Истоминым выразили горячее согласие. Панфилов и что самое удивительное Корнилов проявили куда меньше энтузиазма, справедливо отмечая, что уход эскадры оставит полевую армию без резерва, который может весьма пригодится, если Боске или Канробер вдруг отважатся на решительные действия.
Примерно такого же мнения придерживались и приглашенные на совещание сухопутные генералы во главе с Липранди. Начальствующий над портом вице-адмирал Станюкович и вовсе, узнав о предстоящем уходе эскадры, разволновался до такой степени, что казалось, бедолагу вот-вот хватит удар.
— Враг и без того понес серьезные потери! — патетически восклицал он, ежеминутно вытирая выступавший на лице пот. — Не сегодня так завтра его армия капитулирует, что неминуемо приведет к окончанию войны! Зачем же рисковать и ставить все на карту, если успех и без того близок⁈
Судя по выражениям лиц некоторых командиров, они были целиком и полностью с ним согласны, однако зная мой настрой, предпочли помалкивать.
— Может все-таки погодить? — Предложил Панфилов. — Хотя бы пока не введем в строй нашего «Несравненного». [1]
— Корабль к походу и бою готов! — отчеканил Бутаков.
— Вот и славно! Надеюсь, предложений подождать пока починят фрегаты не будет? — спросил я, намекая на захваченные у Балаклавы «Ретрибьюшн» и «Сэмпсон» с их вышедшими из строя машинами.
В отличие от них паросиловая установка линкора находилось в полном порядке и не нуждалось в ремонте. Необходимым количеством машинистов и кочегаров пришлось поделиться пароходо-фрегатам. Про обычных матросов и артиллеристов и говорить нечего. В чем, в чем, а в них недостатка в главной военной-морской базе флота уж точно не было!
Утром 7 ноября, эскадра покинула бухту и устремилась к берегам Турции. В ее состав входили практически все боеспособные на данный момент линейные корабли, шесть пароходо-фрегатов и отряд из пяти миноносок. Бригаду парусных фрегатов (Флора, Месемврия, Сизополь, Мидия, Кагул, Коварна и Кулевчи) вместе с десятком вооруженных паровых буксиров, часть из которых также могли нести шестовые мины, оставили прикрывать гавань Севастополя.
Впоследствии неоднократно утверждалось, что все последующие кровавые события были спровоцированы именно выходом эскадры, однако так ли это, точно сказать никто не может. Стоило парусам скрыться за горизонтом, как в южном и северном лагерях союзников, разделенных нашими позициями, забили барабаны и звонко заиграли трубы, давая команду на построение и сигнализируя о скором начале атаки.
Очевидно, Канробер вместе с Рагланом нисколько не сомневались в силе своего флота и не желали ждать результатов предстоящего морского сражения. Что же касается Боске, то у него и вовсе не оставалось никакого другого выхода. Боеспособность лишенного всякой поддержки и в особенности продовольствия подчиненных ему частей падала с каждым днем, и протяни они еще какое-то время, идти в атаку стало бы просто некому.
Впрочем, обо всем этом я узнал много позже, уже после возвращения нашей эскадры в родную гавань. Но говоря откровенно, победой в этом сражении, вошедшем в историю как Второе Балаклавское, я горжусь ничуть не менее, а возможно даже и более остальных. Ибо на сей раз мне не нужно было вмешиваться в ход событий, продавливая непривычное для генералов решение. В тот памятный день они все сделали сами!
Предугадать направление ударов противника оказалось нетрудно. Обсервационный корпус Боске, как мы и предполагали, двинулся на запад с Федюхиных высот в сторону линии редутов и Балаклавы, а союзные силы Канробера и Раглана от Камышовой бухты пошли широким фронтом от Воронцовской дороги и дальше на запад в сторону Балаклавских высот.
Диспозиция наших войск за это время практически не изменилась. IV корпус Липранди, стоял за линией бастионов на западе от Сапун-горы. Дивизия Тимофеева по-прежнему удерживала Балаклавские высоты, а бригада под командованием Хрущова расположилась в редутах на Семякиных высотах и в Кадыкое. Что касается морской пехоты, то и Аландцев и Черноморские батальоны отвели в тыл к Балаклаве в качестве резерва.
По сути, единственной заметной переменой стало прибытие передовых частей 9-й пехотной дивизии генерал-майора Лисенко. А именно Елецкого и Севского пехотных полков, 3-го стрелкового батальона и двух батарей 9-й артиллерийской бригады. Правда последний участок марша, от Бахчисарая до Инкермана, был проделан ими без дневок, в связи с чем, новоприбывшим войскам требовалось дать хотя бы сутки отдыха.
Тем не менее, их прибытие внушало определенный оптимизм, и позволило перебросить 8-й пеший пластунский батальон полковника Беднягина с Городской стороны на Балаклавские высоты, усилив тем самым дивизию генерала Тимофеева.
Единственным шансом на успех для союзников был одновременный удар с разных сторон, лишавший русских возможности маневрировать резервами. Вот только как их координировать? За выполнение этой, прямо скажем, непростой задачи взялся подполковник Мэррин, сумевший каким-то невероятным образом, пробраться сквозь порядки русской армии, к отрезанному от основных сил Боске.
