Дайте собакам мяса (СИ) - Черемис Игорь

Она с полминуты буравила меня взглядом.

— Не врешь, майор?

— А смысл мне врать?

— Ну мало ли… у вас многие врут, как дышат. Со старых времен повелось так, и сейчас ничего не поменялось.

— Хорошего же вы мнения про Комитет государственной безопасности, — я осуждающе покачал головой. — Чем это он вам так насолил? По моим данным, вы только во время войны с нашими пересекались… да и то, скорее, не совсем с нашими, а… даже не знаю… военная контрразведка, наверное.

— И с ними, и с вашими, со всеми мы пересекались, — жестко сказала Гинзбург. — Думаешь, не знаю, в чем разница?

— Я ничего не думаю, — я пожал плечами. — Потому что не знаю, зачем вы меня позвали на эту встречу. Ведь не сдаться же?

— Нет, не сдаться, — она внимательно посмотрела на меня. — Ты что ж, действительно ничего не понимаешь?

— Зависит от того, что именно я должен понимать, — уклонился я от прямого ответа. — Не могу сказать, что я о вас вовсе не думал после возвращения в Москву, но это было раз или два и недолго. Поэтому вам, Антонина Макаровна, лучше прямо говорить, что вы хотите. Мне скоро на работу надо будет ехать.

— Оружие у тебя есть, майор? — вдруг спросила она.

Я ухмыльнулся и откинул полу пиджака, чтобы она увидела, что у меня нет ни кобуры на поясе, ни пистолета за поясом.

— Я не ношу табельное оружие… вернее, очень редко его ношу, — я вспомнил, что полковник Чепак всё-таки заставил меня надеть эту неудобную сбрую, и я потом весь вечер пытался устроить пистолет подмышкой так, чтобы мой пиджак не слишком топорщился.

— Это ещё почему? — она посмотрел на меня с недоумением. — В войну ваши первым делом за пистолеты хватались, а уже потом штаны натягивали.

— С тех пор много воды утекло, обстановка в мире совсем другая, — улыбнулся я. — Да и бесполезен пистолет с теми, с кем обычно работаю. Диссиденты, антисоветчики… слышали, наверное?

Она кивнула.

— Что-то слышала, было дело. И что, их так и ловите без оружия?

— А их и ловить не надо. Они все по домам сидят и по работам работают. Не бегают, не прячутся, засады не устраивают. Милые люди, особенно если спят зубами к стенке.

Гинзбург наконец улыбнулась.

— Ну если так, то понятно. А сюда чего без оружия пришел? — спросила она. — Я думала, что ты всех подчиненных сгонишь, чтобы меня поймать.

— Хотел, — признался я. — Но вы бы ведь не пришли?

— Не пришла бы.

— Вот и то ж. Так зачем звали, Антонина Макаровна? Надеюсь, не мстить за мужа? Пользуясь случаем, хочу сказать — я его не убивал, даже не склонял к самоубийству. Я вообще не понял, почему он так поступил. Да и никто не понял. Дело-то было ясное и понятное, он бы отсидел года полтора, причем не за решеткой, а в каком-нибудь поселении, да и вернулся бы домой со снятой судимостью.

— Дурак он был потому что, — Гинзбург как-то обреченно отмахнулась. — Полвека на земле проходил, а с умом так и не сложилось… А позвала я тебя, чтобы попросить девчонкам моим помочь. Особенно Светке, ей одной тяжело будет…

* * *

Светку я помнил, хотя и видел лишь раз, когда в Лепеле вечером наблюдал за домиком Гинзбургов. Сколько ей там лет? Восемнадцать-двадцать? Ну да, жизнь только начинается, а тут столько всего навалилось — отец умер, ещё и нехорошо умер, мать, которую ищут по всей стране… Да и старшая дочь, которую я не видел никогда и имени которой не знал, тоже была не в лучшей ситуации. Ведь одно дело, когда твои родители — уважаемые в городе люди, и совсем другое, когда всё вот так.

— А вы что? Тоже собрались?.. — мой голос чуть дрогнул, и Гинзбург это заметила.

— Нет, майор, не из того я теста, что мой муженек был, — ответила она. — Руки на себя точно накладывать не буду. Но мне уходить надо, а душа за дочек болит. Вот тебе их и поручаю.

— Почему мне? — спросил я, хотя уже знал ответ.

— А не чужие, чай, люди, — как-то весело сказала Гинзбург. — Как это по научному будет?

— Единокровные, — согласился я. — Если родство по матери — единоутробные, а если по отцу — единокровные. Не знаю, почему так.

— Ученые и сами, поди, не знают, — отмахнулась она. — Точно поможешь им?

— Чем смогу.

— Ну и хорошо. Тогда…

— Нет уж, Антонина Макаровна, погодите, — перебил я её. — Куда вы собрались уходить?

— А тебе не всё равно? — вопрос прозвучал грубо, но я решил не обращать на её тон внимания.

— Нет.

— Хм… Ладно, что с тобой делать. За границу уйду. Куда, где — не обессудь, не скажу. Но — сам должен понимать, что оттуда никак я им помочь не смогу. Самой бы выжить…

Признание Гинзбург было для меня неожиданным. С одной стороны, я должен был воспрепятствовать её побегу из СССР. Но мне почему-то совсем не хотелось этого делать. Пока она в стране — это висело надо мной, как дамоклов меч. Поймают рано или поздно, раскрутят на признание, где-нибудь всплывет то, что её муж был моим отцом — и всё, прощай карьера, прощайте диссиденты, плодитесь и размножайтесь, как завещал вам великий Солженицын или кому они там поклоняются… В общем, эдакая бомба замедленного действия, зависящая от расторопности нашей доблестной милиции. Конечно, за границей Гинзбург тоже была опасна для меня — особенно если её возьмут в оборот разные эмигранты-антисоветчики, которые могут использовать этот компромат на пользу своим грязным делам, но эта опасность была умозрительной, не имеющей конкретных проявлений. В целом же, если она не полезет на радиостанцию «Голос Америки», то мы с ней проживем долгие жизни, ни разу не вспомнив друг о друге. Или вспомнив, но хорошими словами — не зря же она обозначила свою цену в виде помощи дочкам.

— И что, уже есть план перехода границы? — спросил я. — Я в армии пограничником служил, могу совет какой дать.

— Есть кому давать советы, за это не волнуйся, — она покачала головой. — Так что, присмотришь за девчонками?

— Присмотрю, конечно, куда я денусь. Сами же сказали, что не чужие они мне. Нужно что-то конкретное? В Москву перевезти, с квартирами помочь, мужей найти?

— Сам разберешься, не маленький, — Гинзбург улыбнулась. — Как удобнее, так и помогай. Главное, чтобы не пропали девчонки, хорошие они. Да и кровь родная… переживаю я за них. Ну а теперь…

— А теперь, Антонина Макаровна, ещё один вопрос, — я снова перебил её. — Вы и Тонька-пулеметчица из Локотя.

— Из Локтя, — серьезно поправила она меня.

— Хорошо, из Локтя, — согласился я. — Так что с ней и с вами? И давайте обойдемся без уроков русского языка. Лучше займемся историей.