Аналитик (СИ) - Семин Никита
Но не только некомплект самой техники, которую Михаил Николаевич еще и хотел увеличить, был проблемой армии. Продовольствие и обмундирование тоже во многих частях не соответствовало тому, что было заявлено на бумагах. Где-то прижимистый и хозяйственный помощник командира по тылу выдавал форму старого образца, а новая лежала на складе и доставалась лишь в моменты проверок. Где-то и вовсе ее продавали местным крестьянам. Еда хранилась так, что ее реально мыши жрали, и найти в готовом блюде мышиный помет было обычным делом.
И это мы пока только Московскую область проверять начали! А что в других, более далеких от Москвы, частях творится? Тут не прогнозы делать надо, а для начала элементарный порядок навести, чтобы бардака такого не было!
Да и это было не простым делом. Уже на троих моих «сборщиков» было совершено нападение. Особенно после того, как одного командира части сняли с должности, обнаружив тот самый мышиный помет в еде. Был случай, что одного из «сборщиков» и вовсе заперли на гауптвахте, а его сопровождающего споили так, что он ничего не соображал и очнулся лишь через два дня.
После этого пришлось приставить к каждому «сборщику» охрану из двух бойцов ОГПУ. Да и самих людей откровенно не хватало, чтобы в сжатые сроки охватить как можно больше частей вниманием и собрать информацию. Просто собрать! Что уж говорить о ее анализе. Из-за этого и наших молодых аналитиков временно перевели в «сборщики». Но ситуацию это не спасало. С каждым днем я все больше чувствовал себя Сизифом, чей труд не имеет конца и края.
— Вот, еще принесла, — отвлекла меня от мрачных мыслей Аня.
В ее руках была большая стопка бумаг. Растиражированные бланки для заполнения по месту проверок. Форму мы придумали сами, чтобы ускорить работу наших «сборщиков». В бланках рукой нужно было заполнить номер части, фамилию командира и его заместителя по снабжению. Далее шел перечень подотчетного имущества. Напротив каждой позиции было несколько квадратиков, в которые записывались цифры: сколько должно быть матчасти по бумагам в первом квадратике, во втором — сколько реально в наличии, в третьем — испорчено или выработан ресурс (если речь о технике), в четвертом — отсутствует вовсе.
Таких форм было несколько и пока что они складировались в моем кабинете, а сборщики заходили за ними по мере необходимости, заодно сдавая заполненные бланки. Для оперативности и сохранения хоть какой-то секретности о нашей работе в институте даже печатный станок появился и пара новых сотрудников, умеющих им пользоваться.
— М-да, так мы до конца года не управимся, — с тоской посмотрел я на кипу листов.
— Это точно, — в тон мне вздохнула Анна. — Вот если бы они сами все это заполнили…
— Ха! — рассмеялся я. — С чего им свои косяки перед начальством выставлять? Так они сами себя в тюрьму посадят. Или с должности слетят, что вернее.
— Не было бы этого страха, может, и заполнили бы.
— Хм-м, — вдруг задумался я. — Не было страха, говоришь? А это идея.
Ведь действительно, главная проблема любых лживых сведений — страх наказания. Но если его убрать? Или даже не так — сделать страх подачи ложных данных сильнее, чем честный рассказ о своих «косяках»?
Я тут же схватил чистый лист бумаги и стал торопливо записывать пришедшую мысль. Итак, что если издать приказ, ограниченный по времени — на время сбора данных, о том, что за передачу ложных сведений командирам подразделений грозит срок? Лет двадцать пять? Расстрел отметаем — в жизни всякое бывает, и часто люди ошибаются, в том числе проверяющие. И если человека расстрелять, потом, когда ошибка будет обнаружена, его уже никак не вернуть.
Далее — надо посмотреть, что предусмотрено законами за утрату имущества, его порчу или не целевое использование. Если там наказание не слишком суровое — на время проверки его можно и отменить. Хотя-я-я… за ту же утрату лучше не отменять. А то напишут, что все использовано, или потерялось, а сами его куда-нибудь заныкают. Наказания-то не будет. Но срок сделать тогда меньше, чем за ложные данные. А где-то можно будет и отметить, что подобные случаи будут отдельно рассматриваться судом и при доказательстве не намеренной траты, срок можно вообще будет аннулировать. Что-то подобное. Над этим еще подумать надо.
Дальше — срок сбора данных. Бланки у нас уже есть, растиражировать их и отправить по воинским частям для заполнения. Вместе с приказом, который я сейчас «на коленке» сочиняю. С уточнением, что через неделю прибудет проверяющий, которому необходимо заполненные бланки сдать и все подробно показать. Если данные в бланках будут расходиться с тем, что увидит проверяющий — вступает в действие приказ. Если все верно, но недостача чего-либо высокая — там уже дело отправится в суд, чтобы установить — из-за чего была утрата, в каком размере, кто истинный виновник. И при этом, если крайним окажется командир части — то ему грозит срок, но не более десяти лет. Тогда уж точно намеренно воровать перед приездом проверяющего не решатся. А малые объемы недостачи (скажем, процентов пять, тут надо внимательно пересмотреть — сколько в среднем сейчас недостача и по каким причинам) рассматриваться судом не будут.
Сейчас для меня главным было не посадить за что-то, а получить реальную картину положения дел в армии. И в как можно краткие сроки. Только тогда можно что-то будет планировать.
Как только я написал черновик, тут же связался с Агапенко и попросил записать меня на встречу с товарищем Сталиным. Серьезной проработкой черновика я решил не заниматься. Если идею одобрят — тогда и буду это делать, а если нет — то зачем время терять? Лучше его потратить на дальнейшее разгребание «авгиевых конюшен», в которые я угодил с новым заданием.
Сергей Леонидович обрадовал меня через час, сказав, что могу подойти вечером после работы. К этому времени я уже три раза переписывал черновик, дополняя его приходящими в голову деталями и уточнениями и, когда подошло время, уверенность в удачности пришедшей идеи у меня лишь возросла. И вот в конце рабочего дня, когда все пошли по домам, я отправился в Кремль.
* * *Аня шла после напряженного рабочего дня домой, когда внезапно ее окликнули.
В тени деревьев на обочине стоял мужчина в легком пальто и шляпе. Одет довольно прилично, как какой-нибудь инженер или даже видный член партии. В последнее время девушке пришлось общаться со многими высокопоставленными людьми, и поэтому былой робости при новом знакомстве уже не было, но сейчас что-то в сердце девушки сжалось. Хорошо, что было лето и время еще не слишком позднее — было достаточно светло и чтобы разглядеть лицо, и чтобы мимо проходили другие люди. Это успокаивало.
— Здравствуйте, Анна, — подошел мужчина, доброжелательно улыбаясь. — Меня зовут Владимир. У меня к вам есть деликатный разговор, уделите мне немного своего времени?
— Хорошо, — настороженно ответила девушка.
— Давайте пройдемся, такой вечер хороший, — предложил мужчина и сам первым двинулся вдоль тротуара.
Незнакомец вел себя спокойно, никакой агрессии не проявлял, да и рядом нет-нет да и проходили люди, спешащие по своим делам, и Аня невольно расслабилась. Гадать, откуда он ее не знает, нет смысла. Сергей, ее начальник, часто говорил — не надо плодить сущности, если можно просто спросить. Что она и сделала.
— Я друг вашего отца, — тут же ответил Владимир. — Именно из-за него я здесь.
— Как там папа? — тут же вскинулась девушка.
— У него все хорошо, — доброжелательно улыбнулся мужчина. — Я видел его всего неделю назад, вот как тебя сейчас. Он очень скучает и хочет, чтобы вы с мамой переехали к нему.
— Но как же? — растерялась Аня. — У меня здесь работа. Дом… Да и дедушка…
— Вот на счет твоего дедушки он тоже говорил, — тут мужчина замолчал, так как мимо как раз проходила пожилая женщина с авоськой в руках. Сквозь сетку был виден свежий хлеб и пара булочек. Когда она отдалилась, Владимир продолжил, чуть понизив голос. — Твой отец знает, как вытащить дедушку из лагеря. Но понадобится твоя помощь.
