Вторая жизнь Арсения Коренева книга четвёртая (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
Анна же, ничуть не смутившись, легла на свою двуспальную кровать. Вернувшись на грешную землю, я смущённо закашлялся, словно за моей спиной не было десятков лет врачебной практики и десятков прошедших перед моим взором этих самых женских грудей самых разных форм и размеров. Причём порой попадались вполне себе крепкие, моложавые.
Если Анна Виктория, как её называла Беляева, избавилась от халата, то я, напротив, в него облачился. В свой, белый, дубликат больничного. Тот висел в моём шкафчике в ординаторской, а этот хранился дома, был приобретён специально для работы, скажем так, на стороне. Как и шапочка с перчатками.
— Приступаю.
Начал осторожно вкручивать тонюсенькие иглы в кожу.
— Не напрягайтесь, — повторил я. — Давайте я вам анекдот расскажу.
— Давайте. Я люблю анекдоты.
— В общем, однажды приехал певец Вилли Токарев на гастроли в СССР. Вышел из аэропорта, поставил сумку на землю, огляделся вокруг: «Не узнаю тебя, Русь!» Посмотрел – украли сумку! «Узнаю тебя, Русь!»
Герман заливисто расхохоталась. Я даже прервал процесс установки игл, так как спина пациентки в этот момент находилась, скажем так, в нестабильном положении. Но всё же следом выдал ещё один анекдот, пришедший на память:
— На радио передача «В рабочий полдень». Радиоведущая объявляет: «Песня «Русское поле». Слова Инны Гофф, музыка Яна Френкеля, исполняет Иосиф Кобзон».
И снова заливистый смех. Подождав, пока певица успокоится, я поставил последние иглы и заявил, что теперь приступаю ко второму этапу исцеления – энергетическому. Прежде чем повернуть браслет против часовой стрелки, интуитивно сунул руку в карман халата, куда зачем-то положил, будто наудачу, маленькую иконку святого Рафаила, купленную в Загорске. Показалось, или от неё и впрямь исходит тепло?
Ладно, будем надеяться, что небеса с нами. Я активировал браслет и положил правую ладонь на спину Герман. Сначала, само собой, диагностика, а Анна пусть думает, что я уже приступил к исцелению. Незачем ей знать этих подробностей.
О, да-а… Я, конечно, подозревал, что тут всё запущено, но не думал, что настолько. Даже печень подсажена, я так думаю, не от спиртного, а от приёма сильных обезболивающих и прочего рода препаратов. И похоже, придётся-таки прибегнуть к радикальному методу исцеления, вернув весь организм в полноценное состояние. Весь, включая поражённые тромбофлебитом ноги.
В транс мне пришлось погрузиться на тридцать шесть минут. Как сквозь туман я слышал, как Герман что-то спрашивает, но не мог понять, что именно и, может быть, не совсем вежливо это казалось со стороны, но просил помолчать, не мешать процессу. Она замолчала, а я словно бы со стороны наблюдал, как радужные «паутинки» пронизали каждый внутренний орган, делая свою вроде бы и незаметную, но важную работу. И буквально чувствовал, как энергия из меня перекачивается в Герман, но при этом было такое чувство, что ёмкость моего внутреннего аккумулятора словно бы увеличилась, и если раньше после такого лечения я был бы выжат полностью, то на этот раз я потратил примерно две трети своих энергетических запасов. Потому и не свалился в обморок, когда всё было закончено. Хотя слегка подташнивало, но на такие мелочи уже можно было не обращать внимания.
— Всё, — констатировал я, убирая ладонь со спины Анны Виктории. — Сеанс окончен. Сейчас только иглы сниму… Как вы себя чувствуете?
— Странные ощущения, — задумчиво сказала Герман. — Будто бы внутри меня разожгли огонь, который только сейчас погас. А вы говорили, что буте тепло только там, где ваша ладонь будет прикасаться к моей коже. Там ожога нет случайно?
— Что вы, какой ожог, — немного через силу рассмеялся я, поскольку усталость всё же давала себя знать. — Небольшое покраснение, которое сойдёт через несколько минут. А то, что внутри был жар… Это как раз то, о чём я вас предупреждал. Свою внутреннюю энергию, которые китайцы называют «ци», я перекачивал в вас, и она обновляла ткани ваших внутренних органов, включая позвоночные хрящи и спинномозговой нерв. Ну-ка, вставайте, пройдитесь по комнате и скажите, как вы себя чувствуете.
Я методично принялся протирать иглы смоченной в спирте ваткой, отчего по комнате поплыл соответствующий запах, а она медленно, словно бы боясь сделать резкое движение, села, потянулась за халатом, накинула его на себя, только после этого встала и затянула поясок.
— Ну же, — подбодрил я её.
И она, плавно ступая, сделал несколько шагов до двери, затем обратно. После этого неожиданно выгнулась вперёд, словно собираясь потянуться, прижала ладони к пояснице.
— Даже ничего не хрустнуло, — с удивлением посмотрела она на меня. — И ничего не болит. Ноги не болят! Как это возможно?!
Я молча развёл руками.
— Вы волшебник!
Она вдруг сделала ко мне широкий шаг, чуть наклонилась и чмокнула в щёку.
— Вы настоящий волшебник! Как жаль, что я не встретила вас раньше… Как вы думаете, эффект долго будет держаться? — спросила она с тревогой в голосе.
— Долго, — улыбнулся я. — До глубокой старости.
— Вы серьёзно?
— Вполне.
Она вдруг села на кровать и спрятала лицо в ладони. А спустя пару секунд я понял, что она плачет. Я растерянно пробормотал:
— Анна, ну что вы…
Она убрала ладони и посмотрела на меня, теперь уже снизу вверх. Её лицо было мокрым от слёз, но при этом она улыбалась.
— Это слёзы счастья. Спасибо Господу, что послал мне вас… Я до сих пор не могут поверить!
— А придётся, — добродушно усмехнулся я.
— Но вы же не можете знать наверняка, нужно пройти обследование…
— Обязательно пройдите, чтобы убедиться, что с вашим организмом всё в порядке. Кстати, — меня осенило. — У вас же совсем недавно был день рождения[4]! Вот вам и подарок от меня. Годится?
— Ещё как годится, — расплылась она в улыбке.
— Между прочим, вы родились в один день с моей потенциальной тёщей, — вспомнило я про так же ещё один недавний день рождения. — Тоже в День святого Валентина.
— Да-да, День всех влюблённых. У нас в Польше это любимый многими праздник. Так, получается, у вас есть невеста? И когда свадьба?
— Пока моя невеста учится, но, думаю, не за горами.
В этот момент в дверь осторожно постучали. Анна тут же собралась, извлекла из кармана халата носовой паток и вытерла всё ещё влажные глаза.
— Входи, Ежи, — разрешила певица.
Шпак почему-то бочком, хотя был вполне худ, протиснулся в комнату, поглядел на улыбающуюся, но всё ещё с красноватыми глазами подопечную, на меня, снова на Герман.
— Как всё прошло? — спросил осторожно.
— Ежи, пан Арсений – настоящий волшебник и маг! Я целую вечность не чувствовала себя так хорошо и легко. Как жаль, что меня не видит сейчас Збигнев, уж он бы порадовался...
— Да и Збигнев-младший тоже, хотя ему всего три года, и он ещё мало что понимает, — добавил Шпак.
— Да, и Збигнев-младший тоже, — повторила Анна с грустью. — Боже, как я по ним скучаю… Быстрее бы вернуться в Варшаву.
Она посмотрела в занавешенное лёгким тюлем окно, словно бы пытаясь сквозь него увидеть столицу Польши.
Я же, закончив собирать свой портфель, деликатно кашлянул:
— Что ж, я, пожалуй, пойду.
— Постойте, — она резко повернулась ко мне. — А вы придёте на концерт?
— Хм… Это в «Театре эстрады»? Пожалуй, мы бы с моей девушкой сходили, но не уверен, что билеты ещё остались в продаже. Впрочем, загляну в кассы, может, повезёт.
— Ежи, сделай, пожалуйста, моему спасителю два пригласительных на хорошие места.
— Хорошо, Анна, — кивнул Шпак. — Арсений, давайте зайдём ко мне в номер, я вам выпишу два пригласительных.
— Жду вас вечером на своём концерте, — улыбнулась мне на прощание Герман.
Мы прошли в номер Ежи Шпака, где он выдал мне пригласительные на концерт в «Театре эстрады» на третий ряд – 15 и 16 места. Я спросил, должен ли что-то за них, на что тот замахал руками:
— Что вы, пан Арсений! Да за то, что вы сегодня сделали, мы с Анной вам должны… Эм-м-м, как это у вас говорят… Да, должны по гроб жизни!
