Дионисов. За власть и богатство! IV - Андрей Валерьевич Скоробогатов
Что делать, что делать? Пить надо.
Копыта отброшу, но всё узнаю. Любопытство, вот что, видимо, снова доведет меня до могилы. Я открыл бутылочку. В комнате поплыл полузабытый аромат, словно запах нагретого солнцем поля. Боярышник? Пустырник? Солодка? Мята? Ну, ладно. Нечего ждать. Пора действовать.
И я немедленно выпил.
Покатал жидкость по языку, проглотил. Не самый мерзкий эликсир в моей жизни. Даже приятный. Меня не пробивал холод, не сверкал за горизонтом отсвет иных миров.
Этот эликсир был томный и тёмный, его мятный вкус будил забытые воспоминания.
И это действительно были воспоминания, которые изменили моё представление о себе самом.
Интерлюдия
(…несколькими месяцами ранее…)
Электронная карта прочиталась замком. Затем под заботливыми руками тюремщиков закрутились колёса, шестерёнки, лязгнул старинный, ещё девятнадцатого века засов.
— П-прошу, ваше сиятельство, — сказали запинающимся голосом.
Игорь Игоревич Болотников ещё раз отряхнул дорогие ботинки от грязного, бурого снега и переступил широкий порог белоснежной тюремной палаты, разделённой решёткой надвое. Больше всего хотелось разуться, потому что не снимал обувь, кажется, с самого Верх-Исетска, с самой посадки на скоростного бронепоезда, домчавшего его на прицепном вагоне.
На этаже было тихо. Мертвецки тихо — всех остальных сидельцев от греха подальше выгнали и перевели в другие корпуса знаменитой тюрьмы при местном кремле.
Поездка в Тобольск была внеплановой. Официальным поводом являлась великокняжеская проверка, наведение шороху среди местных элит. Местный граф всё ещё симпатизировал Строгановым, попавшим в опалу вместе со всеми влиятельными западно-сибирскими родами после введения Сухого Закона. Добавить к этому бунты крепостных и заводских на нефтехимических предприятиях Демидовых, погромы сухозаконников и межрайонные молодёжные войны многонационального населения….
Но также в неофициальном протоколе поездки был вот этот вот важный пункт. Ключ к разгадке, над которой он бился все последние месяцы. Потому что именно через Тобольск планировался этапироваться важный. Очень-очень важный заключённый.
Всего месяц каторжник просидел посреди непроглядной мглы и ледяных пустошей, под ледяными ветрами, в супер-секретной капсульной тюрьме хребта Ломоносова — высочайших гор полярного континента Гиперборея. Затем заключённого повезли по этапам аэросанями, в специальном артифицированном тюремном отсеке. И с пересадкой по равнине, на ветро-элементальных парусах с самого северного полюса до побережья. Затем големный ледокол доставил его через море Лаптевых до Салехарда. Далее — на автопоезд, до Сургута, а там — уже на поезде обычном.
Шрам, пересекавший всё лицо в тусклом свете за решёткой, исказила гримасса — не то злорадная улыбка, не то звериный оскал. А затем Болотникову плюнули в лицо.
— Я смотрю, ты меня ничуть не боишься, — проговорил Верховный Канцлер, доставая платок. — Ну, я не удивлён. Нет-нет. Не стоит его убивать за это. Даже бить не стоит. Этот субъект очень важен для нас.
— Ублюдок, — прошипели через решётку. — Надо было тебя придушить тогда. В туалете академии. Между парами по алхимическому почвоведению — помнишь же, гнида?
— Помню, конечно. Отлично помню. Я бы, пожалуй, не стал бы тем, кем я есть, если бы не тот случай. Из-за кого мы тогда дрались на эликсирах, Аристарх? Не помнишь? Из-за Катерины? Или из-за Снежаны? Я уже и не помню их всех.
Болотникова не удостоили ответом на сие ностальгические вопросы.
— Ты, вероятно, думаешь, что я оставил тебя в живых, потому что я буду издеваться, ведь так? Мстить за что-то. За нелояльность, за нашу вражду в молодости, так? Потому что я злодей? Но нет. Я не такой. Просто ты забыл кое-что. Ты нужен мне, Аристарх. И, что более важно для тебя — ты нужен Империи. Ты ещё отлично послужишь мне. Оставьте нас!
— Но в-ваше сиятельство, — шепнули сопровождающие.
— Я сказал. Оставьте. Нас.
Камера, перегорженная решёткой, опустела.
В руке Болотникова возникли две небольшие заламинированные фотокарточки. Сперва он продемонстрировал первую:
— Поместье «Фламберг». Югопольское колониальное княжество, графство… чёрт, всё забываю, какое там графство. Хорошее сооружение. Шотландская замковая архитектура, да? Слышал же о таком, да? Ни о чём не говорит?
Кулаки сжали прутья клетки.
— Ты и туда добрался, паскуда… Что тебе надо от неё, Болотников? Впрочем — плевать. И на неё плевать, и на тебя. Ты не запугаешь меня третьесортными родственниками. Пусть горят в аду вместе со всеми вашими сухими законами, мать их!
Верховный Канцлер, кажется, даже не изменился в лице.
— Не от неё. А от него нужно. Или ты не в курсе, кто владеет поместьем сейчас?..
В руке возникло второе фото. Молодой рыжеволосый парень с двуручным мечом, восседающий на старом, но великолепно сохранившимся «Харламове-Давыдове».
На пару секунд в камере воцарилась немая пауза.
— Что ж, вижу, что я тебя заинтриговал, ведь так? Теперь, когда все карты выложены на стол — мы поговорим о целях, с которыми я пришёл пообщаться с тобой. И о задаче, которую я возлагаю на тебя…
Глава 88
В тайне от самого себя
* * *
Возвращение памяти произошло мгновенно.
Это очень напомнило мое первое пробуждение в этом мире. Внезапный наплыв неведомых воспоминаний. Стыковка с моей памятью из предыдущего мира. Раз-раз — и вот уже готово цельное здание общей памяти и представлений о себе, собранное из двух равноправных источников И нужно определенное напряжение ума, чтобы понять, что тут добавилось, и что изменилось, а что не менялось никогда.
И вот в этом представлении о себе появилось кое-что новое и, прямо скажу, неожиданное.
Я действительно уже знал Пустынникова. И даже больше того! Хотя, куда уж больше…
Саша вовсе не случайно находился рядом с царевной в тот знаменательный вечер, когда вся его жизнь пошла к черту, а я сменил его в этой эстафете на выживание.
Он делал свою работу.
Он был приставлен к царевне выполнять ряд определенных неофициальных обязанностей, главными из которых были — служить и защищать. Был ли он её телохранителем? Ну, пожалуй, его можно было так назвать.
И как же Саша стал неофициальным телохранителем царевны?
Он стал бодигардом царевны из-за педагогической программы, составленной её прогрессивным папенькой, императором Дмитрием Дмитриевичем. Этакого антропологического экскурса потомков августейшей фамилии в жизнь более низких слоев общества. Своего рода «хождения в народ» инкогнито, в духе халифа Аль-Рашида.
В данном случае царевна знакомилась с нравами столичного студенчества. И, конечно, ей был нужен гид и передовой защитник в этом «приюте беззакония, разврата и анархии» по ясно выраженному мнению жандармского начальника
