Дионисов. За власть и богатство! IV - Андрей Валерьевич Скоробогатов

Дионисов. За власть и богатство! — IV

Глава 86

Ровно в полдень

Молот часов на площади совершил свой последний удар, и Замойский тут же дернул цепь на себя.

Пистолет едва не выдернуло у меня из руки, а Замойский, навскидку прицелившись, тут же пальнул в меня этой жуткой штукой!

С облаком пламени и треском вращающихся ножей дозвуковая пуля-мясорубка вылетела из ствола в мою сторону. Я видел её полет! Замойский дернул меня за цепь навстречу пуле, а я отклонившись, вскинул свою половину цепи в воздух и она с лязгом намоталась на жуткую как вентилятор пулю, сбив ее в полете.

И дернув меня за запястье так, что я невольно спустил курок и грохнул мой выстрел.

Моя пуля унеслась в сторону Замойского, вскинувшего перед собой руки, и эта невероятная хрень снесла ему левую кисть по предплечье, разрубив белый рукав его пиджака на три равных куска, да ещё и одно из лезвий вонзилось в череп!

Да твою же мать! Я бросил пистолет и кинулся к падающему Замойскому.

— А-а-а! — прокричал он, выставляя изрубленую культю. — Нет!

Чертов придурок! Я же не собирался стрелять в него на глазах княжны! Я хотел сбить ему прицел и просто морду набить!

Серый костюм Замойского мгновенно пропитался кровью, стал красным как моя шинель.

Это была какая-то невероятная жесть, кровь, само собой, лилась фонтаном, но я тут же перетянул обрубок руки петлей из всё той же цепи, и кровь унялась. А вот что делать с изрубленным в клочья предплечьем — было уже не ясно. Не уверен, что целебный эликсир тут поможет. Но элексир у меня был. Княжна невероятно вытаращив глаза смотрела на меня, на то как мой противник заливает меня кровью, и с этим нужно было что-то быстро делать, иначе она от меня просто в ужасе убежит, если я попробую приблизиться к ней после такого.

Я достал из перевязи последний мой исцеляющий эликсир, сщелкнул ногтем приклеенную крышку и опрокинул содержимое в рот. Хорошо пошло. Хуже будет потом. Но это потом. А пока призванный элементаль сворачивал кровь в перерезанных венах и артериях, лечил травму головы, стабилизировал давление, поддерживал биение его сердца…

А там подскочил камердинер Замойских, вынимая из сумки бинты, лангету, даже жгут. Я сбросил цепь с культи, и мы пережали её уже жгутом, так практичнее будет.

— Ох, барин! — причитал Прохор перематывая культю Замойского бинтом. — Ну зачем же! Что-ж вы сделали то с собой! Ну, зачем так? Совсем себя не бережете! А я же вас предупреждал… Это же не человек, а проклятие нечеловеческое! Хитростью его нужно было брать, умом! Подослали бы кого, уж нашли бы желающих, а вы? А вы, честь по чести, один на один! Ну зачем? Зря! Зря… Что? Смотрите на меня! Дышите!

Я как-то даже и не нашелся, что можно было бы на такое ответить, на такую внезапную преданную искренность, исполняемую в моем же присутствии. Не морду же ему бить?

А потом я услышал:

— Александр Платонович, что вы себе позволяете⁈

Я оторвался от раненого, оглянулся.

Ого. Я для неё уже не Саша. Княжна, однозначно, была в ярости. Похоже, я-таки нарвался на высочайшее неудовольствие.

— Я оказываю первую помощь, — бросил я через плечо.

— Сначала вы его калечите, а теперь спасаете? — в ярости прошипела княжна.

И куда делась та милая бальная девушка, что так нравилась мне?

Ну, блин, с другой стороны — права. Калечу и спасаю? Как бы да!

— Степан Иванович! — воскликнула княжна озираясь на месте. — Степан Иванович! Где вы?

— Я тут, Ваше Сиятельство, — отозвался старый граф, приближаясь к нам в окружении своих слуг.

Ага, это сам граф Номоконов спустился к нам со своего балкона.

— Здесь же есть госпиталь? — с ходу озадачила графа княжна.

— Ну-у… это, скорее, фельдшерский пункт, а не госпиталь, сами знаете.

— Распорядитесь доставить раненого в госпиталь, немедленно! — припечатала дочка своего августейшего папы. Н-да, тут попробуй не послушайся.

Блин. Либо это с её стороны крутейшая игра на публику и одновременная попытка угодить тем самым «старым родам», из которых был Замойский. Либо она действительно так искренне рассочуствовалась крайне артистично обливавшемуся кровью Замойскому, и у меня начинаются невероятные проблемы. Дочка папе в уши накапает так, что потом не отбояришься.

— Степан Иванович! — воскликнула княжна указав на меня пальцем. — А его накажите! Немедленно! Так нельзя обращаться с пожилыми людьми! Недопустимо!

— Обязательно, — практически искренне пообещал граф. — Накажем по всей строгости. Да, я лично и накажу, по-отечески, вы уж не сомневайтесь.

Ага. Лишит меня мороженого на завтрак. По-отечески. Ладно, понятное дело, граф меня выгораживает.

А тут и санитарная пролетка пожаловала, набежали санитары, и я смог наконец опустить культю Замойского из которой все еще сочилась кровь.

Замойский нашел в себе силы прошипеть, прежде чем сознание погасло, и его принялись уносить:

— Ничего ещё не кончено…

— Уймитесь вы уже, — раздраженно бросил я ему вслед. — Руки вы уже лишились. В следующий раз я вас спасать не стану.

Прохор собрал все эти дуэльные причиндалы и вместе с ящиком закинул в пролетку, в которую погрузили его хозяина и они уехали.

Старик граф приблизился к нам, взглянул на оставшуюся после Замойского лужу крови, вздохнул и негромко произнес:

— Ты хоть виноватый вид сделай, Саша, я же тебя наказывать сейчас буду. А ты лыбишься, как вурдалак. В крови весь. Княжну напугал. Ничего, ты о ней не беспокойся, перебесится — успокоится. И я все силы приложу. Но сейчас я тебя наказать должен…

— Так, — громко заключил граф, чтобы княжне было хорошо слышно, осмотрев кровавые брызги. — Приберитесь тут. Как кровопролитиями заниматся, так все умельцы, а вот прибрать за собой — каждого упрашивать приходится.

— Мы приберем, — заверил я старика, вытирая руки от крови над ведром с водой, поднесеным графскими слугами откуда-то из кафе.

Ангелина за спиной княжны только что не ржёт в голос, а вот у тётки на лице ничего не прочитать. Непроницаемая мина настоящего царедворца.

Ну, а чего. Приму наказание с достоинством. Вымою руки в ведре с водой и хватит с вас, Ваше Сиятельство. Вон, два лба-оруженосца есть,