Рейд за бессмертием - Greko
— Кажется, я слышал про этого поручика, — пришел мне на помощь другой генерал.
— Александр Павлович! Вечно вы за своих соотечественников, греков, заступаетесь! Хотя…
Граббе еще раз оглядел меня. Что-то в его голове щелкнуло.
— Как вы сказали, вас зовут?
— Поручик Варваци, ваше высокопревосходительство! Константин Спиридонович.
Граббе мгновенно переменился. Казалось, он невзлюбил меня с первого взгляда, а со второго — воспылал нежными чувствами. Эта перемена была настолько очевидна, что привела в изумление всех присутствующих.
— Господа! Перед нами герой! — воскликнул генерал-адъютант. — Чтоб вы знали: он тот, кто вытащил из черкесского плена поручика Торнау! А ведь Феденька — мой ученик! Как он прославил свою фамилию на берегах Дуная! Ах, что за славное дело вышло у нас с ним в Рахове! Он шел в моем отряде охотников, вызвавшихся первыми форсировать Дунай. Вдесятеро более было турок, чем нас. Меня ранило в колено, но из боя не вышел. Полтора десятка офицеров мы тогда потеряли. Никто не струсил, не отступил и не побежал. Вот вам пример для подражания!
Офицеры возбужденно загомонили. Поглядывали на меня с любопытством.
— Генерал-майор Пулло! Как думаете, можно доверить поручику роту? Я бы такого молодца взял себе в адъютанты, но не решаюсь лишить его славы!
— Турецким владеете? — спросил с надеждой мой соотечественник.
— Так точно, господин генерал!
— Бог мне вас послал! Павел Христофорович! Вы приказали мне завтра отправиться в Ахульго на переговоры с Шамилем. Кто ж лучше мне подсобит⁈ На азиатцев надежды нет. Соврут — недорого возьмут! А тут такой счастливый случай.
— Забирайте! Но если будет новый штурм, желаю видеть поручика Варваци в первых рядах! Георгий ему не помешает в довесок к орденскому иконостасу, — ширванцы переглянулись и завистливо вздохнули: офицерский крест давали лишь тем, кто ранен в бою, но кто же откажется от такой возможности? Все надулись. — Свежая рота — чья?
— Моя, господин генерал! — ответил Веселаго.
— Вас, капитан, поставим на батальон, а роту сдадите поручику.
— Люди притомились в походе…
— Я не собираюсь их сразу в бой кидать. На переговоры назначено три дня. Успеют отдохнуть. Но чует мое сердце: без приступа не сладить с Шамилем. Что, Константин Спиридонович, рады?
— Так точно, Ваше Высокопревосходительство! — как можно увереннее ответил я, скрывая растерянность от этого фаната драчки. «Рота? Штыковой бой? Что я в этом понимаю?» — Осмелюсь доложить, я не строевой офицер. Вся моя служба — одна разведка.
— А от вас и не потребуется заниматься хозяйственной частью. Уверен, в роте найдется, кто с этим справится. А в бою особых умений и не нужно. Лишь храбрость, мужество, отвага! Быть впереди своих людей — вот и вся наука!
— Идемте со мной, Константин Спиридонович! Введу вас в курс дела относительно предстоящих переговоров, — позвал меня Пулло. — Нам предстоит интереснейшая, но очень опасная встреча. Шамиль согласился свидеться лично со мной на своей горе. Вниз, видите ли, ему спускаться не с руки. Придется к нему подняться.
[1] Вокруг переговоров Граббе с Шамилем и выдачи сына в заложники существует масса спекуляций, основанных на поздних записях Магомета Тагира из Караха, писавшего со слов Шамиля и Юнуса из Чиркея. Мы придерживаемся следующей позиции: Джамалэддин стал аманатом без всяких условий и им должен был остаться вне зависимости от результатов переговоров; сдача Шамиля в плен со сложением оружия являлась для русских необсуждаемым условием. Все разговоры о том, что Граббе обманул Шамиля — не более чем уловка, призванная обелить сам факт поднятия белого флага.
[2] «Завалящий» Юнус окажется самым преданным сподвижником Шамиля. Пройдет с ним весь путь до конца, до поражения в Гунибе и пленения имама. Встречавшие его русские оставили о нем яркие свидетельства, как о справедливом и мудром человеке. Запечатлён рассматривающим свою рану на руке на картине Т. Горшельта «Пленный Шамиль перед главнокомандующим князем Барятинским 25 августа 1859 года».
[3] Для понимания уровня потерь ширванцев. Из статьи полковника Д. А. Милютина «Описание военных действий 1839 года в Северном Дагестане»: «баталионы средним числом было силою в 716 человек с 17 офицерами». То есть 12 июля два из трех батальонов ширванцев лишились всех своих офицеров!
Глава 2
Коста. Ахульго, 18 августа 1839 года.
Целый день, накануне встречи генерала Пулло с Шамилем, мюриды убирали тела погибших 17-го августа от многочасового артобстрела и штурма. Убитых было очень много. В этот раз не спасли защитников ни крытые траншеи, ни подземные убежища. Слишком яростно атаковали урусы. Пришлось много раз бросаться в шашки и терять все новых и новых людей.
Я карабкался по лестнице, поспешая за генералом. Мы шли в Ахульго. Миновали огромный госпиталь под открытым небом, бивуак куринцев, батареи. С трудом спустились по крутому склону Сурхаевой башни через темную деревянную галерею. По лестницам перебрались через ров. У меня не укладывалось в голове: как вообще можно было здесь воевать? От одного взгляда на пики Ахульго замирало сердце. От их неприступности. От их сурового величия, так непохожего на зеленые черкесские горы. Каких жертв стоило нашим захватить даже крохотный кусочек этой твердыни?
Перешеек между двумя рвами, между захваченным нашими передовым укреплением и второй линией обороны, назначили точкой встречи. Здесь каждый камень был пропитан кровью, иссечен осколками, выщерблен пулями. На этом узком отрезке погибли сотни — и апшеронцев с куринцами, и шахидов Ахульго. Мрачное место, но другого не было. Шамиль категорически отказался спускаться в русский лагерь, а Пулло — далеко отходить от русских баррикад. Доверия не испытывала ни одна из сторон.
На землю постелили ковер. За ним встала большая толпа вооруженных до зубов мюридов. Александр Павлович, неловко придерживая полы своей шинели (зачем он только пошел в ней в такой жаркий день?), бесстрашно перелез через туры. В сопровождении небольшой свиты из нескольких офицеров, надевших эполеты и ордена, и верных аварцев двинулся навстречу неизвестности, этой шеренге, дышавшей ненавистью и злобой.
Я шел рядом, немного подрагивая. Пусть мне не впервой сталкиваться лицом к лицу с опасностью и горцами меня не удивишь, но с религиозными фанатиками встречаться еще не довелось. Что от них ждать? Это не черкесы, свято чтящие кодекс Уорк хобзе! Нас не спасут ружья рот кабардинцев, нацеленные в данную минуту в сторону места переговоров. Насколько
