Господин следователь 6 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
Ну, или словно актеры-любители, на которых вдруг обратили внимание. Это я уже про себя добавил.
— Да кто же он такой, присяжный поверенный Куликов? Неужели нельзя его попросту взять и уволить?
— Заметно, что вы из провинции, — вздохнул прокурор. Спохватившись, принялся объяснять: — Нет, Иван Александрович, это я не в обиду. Сергей Петрович Куликов — двоюродный брат Алексея Ивановича Куликова, являющегося зятем нашего генерал-губернатора князя Владимира Андреевича Долгорукова. И все попытки как-то урезонить господина Куликова наталкиваются на смешки — дескать, суд присяжных подразумевает состязательность сторон. Вот и состязайтесь.
— А Председатель — то есть, старший председатель Московской судебной палаты, на имя которого я писал прошение? Он может как-то повлиять? Он все-таки тайный советник, сенатор. Объяснил бы присяжному поверенному, что следует соблюдать какие-то этические нормы?
— Его Высокопревосходительство тайный советник Шахов не станет вникать в такие мелочи, как недовольство прокурора и его помощников. Он витает в таких эмпиреях… К тому же — у него четырнадцать округов. А увещевания второго и третьего председателей, равно как и председателя суда, не помогают.
М-да, любопытный персонаж. Интересно, что движет этим самым Куликовым? Жажда славы любой ценой? Или просто любовь к скандалам? Есть же такие люди, которые не могут жить спокойно.
— Заметьте — Куликов берется только за такие дела, которые, с точки зрения защиты перспектив не имеют, — сообщил Геловани.
— А что за дело, которое вы собираетесь мне поручить? — поинтересовался я.
— Кража, которую совершил священник, — ответил прокурор.
— Надеюсь, не священные сосуды из храма? — озадаченно поинтересовался я.
— Именно что священные сосуды и, как на грех, из храма.
— М-да… — протянул я. Вырисовывается не просто дело о краже, а святотатство.
— Вы удивлены? Увы, иной раз так бывает, что и священники совершают хищения, да еще и сопряженные со святотатством.
— Да я не то, чтобы удивлен, — протянул я. — Вспомнился анекдот, что слышал. Он, кстати, о господине Плевако.
— Вот как? — заинтересовался Геловани. — А что за анекдот? Я недавно услышал о старушке, что украла жестяной чайник. Вы слышали?
Я кивнул. Слышал я про старушку. Правда, вариации разные — и жестяной чайник за тридцать копеек, и кофейник за триста рублей[2].
— Судят батюшку, который с похмелья украл и пропил потир. Дело, вроде бы ясное, батюшке грозит немалый срок, но встает Плевако и в своей заключительной речи говорит: «Господа присяжные заседатели! Вспомните, сколько грехов отпустил вам батюшка за свою долгую службу. Так неужели мы не простим ему один-единственный грех?»
— Разумеется, священника оправдали! — захохотал прокурор. — Расскажу господину Плевако, он эти анекдоты в отдельную тетрадочку записывает.
Мы с моим нынешним шефом понимали, что оправдательный приговор вынесен быть не мог, потому что председатель суда, напутствовавший присяжных заседателей перед их уходом в совещательную комнату, задал бы следующие вопросы: "Виновен ли вышеупомянутый священник в том, что он совершил кражу священных сосудов из храма?«, 'Если священник совершил это деяние, то отдавал ли он себе отчет в том, что совершает не просто кражу, а святотатство?», «Заслуживает ли снисхождение священник?». Вопросы достаточно конкретные, требующие конкретных ответов.
— Есть еще один анекдот о Плевако, — сообщил я. — В кабинет присяжного поверенного вбежал разъяренный торговец мясом: «Если собака стащит кусок мяса с моего прилавка, должен ли за это отвечать ее хозяин?» «Непременно!» — ответил Плевако. «Так вот, ваш пес стащил у меня окорок, стоимостью в три рубля». «Отлично, — отвечал адвокат, — уплатите мне еще два рубля и мы в расчете за время, потраченное мной на вашу консультацию».
Расстались мы с Геловани довольные друг другом. Прокурор, разумеется, был доволен больше. Он-то и анекдот новый услышал, да еще и заполучил для своей конторы мальчика для битья. А я получил у канцеляриста ключ от своего временного кабинета и увесистое уголовное дело по обвинению Васильева Петра Петровича, священника, запрещенного в служение по статье 241 Уложения о наказаниях 1845 года.
[1] Узнал не от своего друга, а из фильма, автором сценария и режиссером которого был грузин. Думаю, читатели догадались.
[2] Не стану приводить здесь анекдот об украденном чайнике. Он хорошо известен. Но суть в том, что такое дело не дошло бы до суда присяжных. Сомневаюсь даже, что его принял бы и мировой судья. В худшем случае для старушки — ее бы обматерил городовой, вот и все. Впрочем, у В. Вересаева есть другая версия — украден был не чайник за 30 коп., а кофейник за 300 ₽ И дело рассматривал выездной суд. Дальше все по тексту.
Глава восемнадцатая
Знакомство с делом
Москва моего времени, по сравнению с позапрошлым веком, изменилась гораздо сильнее, нежели Питер. Улица Тверская узкая, да еще и кривая. Прямо посередине рельсы, по которым пара усталых лошадок тащат забавный вагончик. Дома пониже, какие-то непривычные. А памятник Пушкину не там, где ему полагается быть. Стоит рядом с каким-то монастырем. До наших времен монастырь не сохранился, логично подумать, что снесли.
Матушка вместе с Нюшкой и горничными перебрались к очередной сестрице, а я твердо ответил — не поеду! Понимаю, что мне обещана отдельная комната (родственница должна целый флигель нашей компании выделить), но я наотрез отказался. Простите, дорогие родственники, но у меня служба. Я на нее ухожу к семи утра, возвращаться стану часам к семи, а то и к восьми. И я вас стану стеснять, потому что не смогу вписываться в графики завтраков-обедов-ужинов, да и вы меня тоже. Если бы речь шла о моем пребывании в Москве месяца на два, снял бы себе квартиру. Но на две недели никто не сдаст. Поэтому, придется пожить в гостинице. Маменька, разумеется, немного попереживала, но поняла, что так будет правильнее. Некогда сыну вникать во все родственные взаимоотношения, болтать о друзьях-знакомых, судить и рядить– кто и чем занят, почему этот дядюшка вышел в отставку, не дожидаясь генерала, а тот так и не женился, несмотря на то, что ему уже пятьдесят лет? А зачем племянник тетушки Марьи — подающий надежды чиновник, ушел от красавицы жены к любовнице, немолодой, обремененной детьми и долгами?
Нюшка устроила выревку — дескать, а как же Иван Александрович без над надзора? В том смысле — что без присмотра? Мол, пропадет он в гостинице, ограбят, тигры сожрут или еще хуже — помрет от голода? И барышни там разные ходят. Ладно, если вовлекут ненадолго, на ночку. А если возьмут, да и окрутят молодого да интересного, под венец отведут, а как же ее ответственность перед Еленой Георгиевной?
Но маменька от Аньки лишь отмахнулась, даже спорить с ней не стала, заявив, что юные барышни не живут вместе с молодыми людьми. И, вообще — сиди, набирайся хороших манер и французский учи. И Аньке польза и самой маменьке развлечение.
Я бы снял для себя что-нибудь поскромнее, сообразно кошельку провинциального титулярного советника, но супруга товарища министра встала на дыбы — мол, чтобы ее сыночек, да куда попало? Нет, только в самую лучшую и дорогую. Но не туда, где останавливаются купцы да молодые офицеры, вроде «Славянского базара» или «Дрездена», а респектабельную. Вот, о гостинице, что в Камергерском переулке идет хорошая молва — про пьяные дебоши не слышали, и цыган не пускают, туда и пойдешь. А то, что тамошний нумер из двух комнат стоит одиннадцать рублей за сутки — это пустяки. Ну, если для маменьки — это пустяк, то спорить не стану. Я даже у нее денег не стал брать. Как-никак, осталось еще от отцовских, данных на путевые расходы, да и свои не потратил. Некуда. Собирался пройтись по книжным лавкам, но на это и время нужно, и знать, где оные располагаются. Забежал только в книжную лавку на Каменном мосту, но ничего толкового не нашел. Все то, что я видел в каталоге в Череповце.
