Дебиземия - Валерий Александрович Пушной
– Кажется, они чего-то испугались, – выдохнула девушка.
– Здесь не только им не по себе, – вяло покривил губы Лугатик, чувствуя тревогу в душе.
Малкин проглотил досаду. Потеря лошадей именно сейчас была некстати. Ругал себя по-черному, что не подумал привязать их к стволам деревьев. Без того все шло через пень-колоду, а тут вообще полный облом. Друзья смотрели на него и, ему казалось, упрекали в случившемся. На самом деле каждый укорял себя. Но раскисать было не время, и Ванька сухо скомандовал:
– Топаем!
– Далековато пешим ходом, – буркнул недовольно Луга-тик.
Остальные промолчали.
Малкин сделал первый шаг. Трава под кроссовками противно зашуршала, цепляясь за подошвы, словно желая остановить. Показалось, что деревья вдоль дороги наклонились, выставляя навстречу людям кривые сучья, и Ванька сразу вспомнил о содранной коже на спине, ощутив болезненное жжение.
Сашка, прижимая к бедру кинжал, догнала Ваньку, пристроилась плечом к плечу. Раппопет двигался за ними. Сзади плелся Лугатик, внимательно глядя под ноги, выбирал, куда поставить голые ступни.
Дорога петляла, то расширяясь, то сужаясь. Изредка попадала под слабые лучи высокого солнца, чаще скрывалась в лесных рвах и канавах в густой тени и туманной сырости. Обступали деревья, создавая у путников ощущение неприятной беспомощности.
Сейчас люди медленно спускались в узкую котловину, поросшую по склонам густым лесом. Солнечные лучи запутались в верхушках крон, а внизу было хмуро, туманно и зябко. Вокруг – тихо. Давили приторные застоялые запахи. И ни одного путника навстречу. Но дорога не может жить долго, если она пустынна. Странно все. И дорога, и лес, и его вязкое молчание.
Ванька шел впереди, всматриваясь в тропу. И посреди котловины у него под лопаткой кольнуло: в тумане перед глазами что-то пронеслось. Подал знак, останавливая друзей. Достал кинжал и зажал в ладони.
Лугатик, Раппопет и Сашка вцепились взглядами в хмурые склоны и тоже стиснули пальцами рукояти.
Ванька двинулся дальше, мягко, навострив слух и взор. И вздрогнул, наткнувшись вдруг на останки растерзанной лошади. На ней недавно он скакал верхом. Горло вырвано, брюхо располосовано, голова вывернута, седло валяется рядом. Вокруг кровь. И внутренности. По телу парня пробежала судорога. Мозг накалился. Стало не по себе.
Люди застыли, силясь уловить посторонние шумы, но в ответ – мертвая тишина. Обманчивая, пугающая. Неужели бестелесные воппри могли убивать телесных? Чтоб им пусто было! Скорее, скорее выбираться отсюда.
Лугатик съежился, зыркая по сторонам. Раппопет пружинился и супился. Сашка крепко сжала зубы. Ванька обошел труп и вновь пустился по тропе. Троица за его спиной сомкнулась.
Метров через сто пятьдесят обнаружился труп второй лошади. Также с вырванным горлом и разбросанными внутренностями. И кровь, кровь на траве. Тревога возросла. Казалось, кровавые убийцы выглядывали из-за всех деревьев и кустов. У людей нервы натянулись, как струны. Каждое движение отзывалось в голове.
Малкину стали наступать на пятки, Раппопет уже забегал вперед.
Володька затравленно облизнул сухие губы.
Миновали еще метров двести и – вот он – труп третьей лошади с такими же смертельными ранами. Сердца друзей заколотились в груди, словно готовы были выброситься наружу. Люди сорвались с шага на короткие перебежки, боясь останавливаться. Лишь метров через четыреста, запыхавшись, застопорились, увидав перед собой большое кровавое пятно с останками четвертой лошади. А вокруг – тишина. По телам пробежала дрожь. Кто следующий? Начал пробирать страх. Сплотились, ощетинились кинжалами и с новой силой устремились к выходу из котловины. Вверх по тропе. Напряжение росло, мускулы сводило, сухожилия едва не лопались. Чем выше по тропе, тем больше непонятное противодействие, словно упирались в стену, преодолевали с трудом. В висках возникали приступы ломоты, глаза вылезали из орбит. В голове начинало звенеть и завывать сиреной. В какой-то момент встречное сопротивление стало непреодолимым, и в тот же миг справа из загустевших кустарников вылетел непонятный черный сгусток и упал на людей, окутав тьмой. Ушные перепонки взорвал жуткий пронизывающий визг:
– Вернитесь! Приходящее неотвратимо!
Люди выбросили из себя общий отчаянный вопль, и они исступленно стали кромсать кинжалами черный сгусток. Последнее, что услыхали, это был безумный рев и рык, как будто кинжалы вспарывали чью-то утробу. Затем яркая вспышка ударила по глазам, ослепила, заставила зажмуриться и все исчезло.
Ваньке показалось, что он тут же распахнул веки, чувствуя, как кто-то его трясет. Понял, что лежит на земле, а над ним на коленях склонился поджарый дебиземец в черной длинной накидке, запахнутой на груди. Лохматые пегие волосы, рассеченная, криво сросшаяся нижняя губа. Нос острый, рот чуть набок, припухлые веки нависают над глазными яблоками. В голове у Малкина мелькнуло, что внешность не из приятных. Ощутил боль в спине: между ребрами вдавился сухой острый сук.
Парень приподнял голову: друзья тут же, беспорядочно лежат в траве, над ними гомозится еще один деби, моложе первого, передвигается от человека к человеку.
В вышине небо чистое, без облачка, солнце въедается в глаза режущими лучами, как соль в свежую рану. Метрах в десяти – стена деревьев. Тут и там торчат невысокие острые кусты.
– Очухался? – спросил без эмоций дебиземец рубленым суховатым голосом. – Кто ты?
– А ты? – в свою очередь откликнулся Малкин, пытаясь понять, что происходит, и ощущая, что собственный голос осип от недавнего крика.
– Воды хочешь? – опять спросил тем же голосом дебиземец, не отзываясь на Ванькин вопрос.
– Хочу, – сказал Малкин, хотя не испытывал жажды, но тянул время, дабы разобраться в происходящем.
Дебиземец пошарил рукой у себя за спиной, нащупывая пальцами, ухватил и поднес Ваньке странный сосуд с водой, явно изготовленный из какого-то твердого плода, с искусственным отверстием и деревянной пробкой.
Малкин сел, отбросил из-под себя сук, взял сосуд, покрутил в руках, рассматривая, вынул пробку и медленно попил воду, отмечая про себя ее странный привкус.
Дебиземец в это время не спеша повернулся к молодому напарнику, некоторое время молча глазел на его действия над людьми и потом справился:
– Ну что, оклемались?
– Расчухиваются, – ответил тот тонким, певучим, как у удовлетворенной женщины, голоском. Он был также сухопар, с такими же пегими волосами, только гибче в спине и свежее кожей. На узком глазастом лице едва начинали пробиваться первые пегие усы. Черная, но короткая накидка так же, как у старшего, наглухо запахнута на груди.
– Где мы? – спросил Малкин, возвращая сосуд с водой старшему дебиземцу.
Тот принял и протянул напарнику, глазами давая понять, чтобы напоил остальных, затем откинул полы накидки, привстал с колен на корточки и ответил:
– Там,
