Небо за нас (СИ) - Оченков Иван Валерьевич
Еще трое, 80-пушечный «Беллерфон» и два паровых фрегата: английский 21-пушечный «Хайфлаер» и французский 20-пушечный «Декарт». Они, показав блестящую выучку экипажей и на деле продемонстрировав прочность своих кораблей, не только сумели спастись, но и рискнули встать на пути русского отряда. Трудно сказать, на что надеялись их капитаны, вступая в эту безнадежную схватку, но бой получился тяжелым.
Труднее всего пришлось «Беллерфону». Потерявший во время бури одну из мачт старый 1818 года постройки линейный корабль маневрировал куда хуже, чем его противники. Пока он обменивался залпами с флагманом Новосильского «Императрицей Марией», «Селафаил» ухитрился обрезать ему нос и пройтись продольным огнем по палубе, сбив при этом еще одну мачту и большую часть такелажа.
После этого огонь с лишившегося возможности управляться корабля ослабел и в какой-то момент Федор Михайлович даже решил, что тот хочет сдаться. Но когда он попытался подойти ближе и взять противника на абордаж, «Беллерфон» снова начал огрызаться огнем, а потом в его кормовой части прогремел взрыв, после которого старый корабль перевернулся и почти сразу затонул.
— Вот значит, как, — хмыкнул Корнилов. — Сами подорвались…
— Ей богу, не знаю, — пожал плечами Новосильский. — Сказать по правде, корабль уже горел, так что огонь и сам мог добраться до крюйт-камер. Во всяком случае, спасенные с него ничего о случившемся толком так и не сказали.
— И много спасенных?
— Не очень. Дюжина нижних чинов и три офицера. Причем самый старший из них ранен и, говоря по чести, вряд ли выживет.
Сражение пароходов проходило ничуть не менее драматично. Хотя у нас было явное преимущество в числе вымпелов, противники оказались лучше вооружены. Так что какое-то время бой шел на равных. Однако потом, у француза стал падать ход. Возможно, стало кончаться топливо или начали сдавать пережженные во время шторма котлы, но скорость его все время снижалась, пока он, наконец, не встал.
Тем не менее, окруженный сразу тремя нашими пароходами и присоединившийся к ним фрегатом «Месемврия» француз и не думал сдаваться, пока с кормы его не атаковал капитан-лейтенант Попов на своем «Эльбрусе». Выставив вперед шестовую мину, он ловко подвел ее под вражеский корабль и одним ударом отправил противника на дно.
Увидев скоропостижную гибель «Декарта» (переставшего существовать, а следовательно, и мыслить), англичанин решил более не испытывать судьбу и поспешил уйти в открытое море.
— А все-таки странно что француз лишился хода, — задумчиво заметил Бутаков, хранивший в своей памяти подробные ТТХ большинства потенциальных противников. — Машина у него мощная. Да бог памяти в 540 индикаторных сил.
— И на старуху бывает проруха, — усмехнулся я. — К тому же как это теперь выяснить, не нырять же к нему на глубину?
— Ну, глубины там положим невеликие, — пожал плечами Новосильский. — Даже топ грота-брам-стеньги над водой остался.
— А вот это уже интересно. После войны надо будет озаботиться подъемом фрегата. Даст бог, еще и нам послужит. Ладно, Федор Михайлович, сражение провел молодцом, ничего не скажешь. Теперь рассказывай, что дальше было?
— Да, собственно, и все. Первого Бурбона [2] французы по всей видимости подпалили сами. Транспорты «Констанс», «Азия», «Георгиана» и еще пять, названий которых выяснять не стали сожгли уже мы. А вот три парохода — «Вилль де Перпиньян», «Альбатрос» и «Язон» решили разгрузить, после чего взяли на буксир и стянули на чистую воду. Правда, они в любом случае нуждаются в починке, но, лишними все же, полагаю, не будут.
— Это уж точно!
— Чуть не забыл, ваше высочество. Перед уходом мы обстреляли порт и устроенные в нем склады. Каков ущерб сказать не могу, но были и взрывы, и пожары.
— Что ж, — решил подвести я итоги. — Можно с полной уверенностью сказать, что вражеская линия лишилась еще, по меньшей мере, трех кораблей.
— Четырех, ваше высочество, — возразил Новосильский. — Пленные говорят, затонул еще турецкий 90-пушечный «Пеири Мессерет».
— Кроме того, — продолжил я, велев Юшкову сделать соответствующую пометку, — уничтожено или захвачено 17 транспортов. Результат более чем удовлетворительный. Конечно, большая часть заслуг в этой виктории принадлежит непосредственно Всевышнему, однако и мы с вами не оплошали. И все же враг еще очень силен…
— Полноте, Константин Николаевич! — начали переубеждать меня штабные. — Вполне вероятно, потери союзников этим не ограничились. Кто знает, сколько их погибло в открытом море, или других местах?
— Да, даже если и никто более не утоп, винтовых линкоров у них считай, что не осталось!
— Да что там винтовых, парусных и тех всего трое: «Лондон», «Ведженс» и «Альбион»!
— Надеяться, господа, надо на лучшее, а вот готовиться к худшему. Так что давайте планировать исходя из того, что нам известно доподлинно. Например, что кораблей у императора Наполеона и королевы Виктории еще много и они всегда смогут перебросить их к нам.
— Это, несомненно, так, но все же дело не быстрое. К тому времени, их армия в Крыму или капитулирует или, пардон, сдохнет с голоду!
— Эти бы слова, да богу в уши! Нет, господа, боюсь, дальше нам придется обходиться без вмешательства высших сил. Поэтому надо как можно скорее найти все уцелевшие корабли противника и постараться их уничтожить.
— Но ведь победа и без того у нас в кармане! Стоит ли рисковать, давая сражение, успех которого вовсе не обеспечен…
— Вот значит как? — помрачнел я. — И многие ли из вас так думают?
Ответом мне было сконфуженное молчание. Обведя взглядом всех присутствующих, я вдруг понял, что весьма значительная часть их, вовсе не настроены на драку с англо-французами, а предпочли бы и дальше отсиживаться в гавани. Исключения тут разве что Корнилов, Бутаков, да я сам! И это на моем флагмане. Что уж тут говорить об остальной части эскадры…
Набрав в грудь побольше воздуха, я хотел было как следует выругаться, но тут меня прервал прибежал прибежавший с верху мичман Федор Нарбут.
— Ужасные вести, господа!
— Что еще? — похолодел я. — Англичане отбили Балаклаву? Липранди разгромлен? Да не молчи, что б тебя через…
— Его императорское высочество погиб…
— В каком смысле? — не сразу сообразил я. — Да говори же яснее!
— Погиб великий князь…
— Кто⁈
— Николай Николаевич!
Первым побуждением было облегченно вздохнуть. По сравнению с перечисленными бедами, эта, на мой взгляд, была самой незначительной. В конце концов, Николаша был братом Косте, а вовсе не мне. К тому же, насколько я помнил историю, ничего хорошего из жуира, бонвиана и бабника Николая так и не вышло. Не слишком удачно руководил войсками, затем бросил жену и сожительствовал с балериной, а, в конце концов, сошел с ума, и остаток жизни провел под наблюдением врачей.
И все же в груди заледенело, как будто его жизнь и он сам и впрямь что-то для меня значили. В голове вдруг возникли детские воспоминания предшественника. Оказывается, не слишком уверенный в себе Костя, любил самоутверждаться за счет своих младших братьев, неоднократно насмехаясь над ними и даже поколачивая. И хотя потом ему всякий раз становилось стыдно, делать этого не прекращал…
— Ваше императорское высочество, что с вами⁈
— Что⁈ — очнулся я, глядя на обеспокоенных штабных.
— С вами все хорошо?
— Вполне.
— Прикажете, возвращаться в Севастополь?
Если честно, хотел отказаться, но потом вдруг понял, что, если не отправлюсь немедля на берег и не попрощаюсь с братом, ни я, ни Костя никогда себя этого не простим.
— Кто сообщил о случившемся?
— С «Молодца» просигналили…
— Я перейду на него. Командование примет Владимир Алексеевич. Приказываю продолжить поиски противника, а в случае нахождения немедленно атаковать и уничтожить. Всем ясно? Выполнять!
— Константин Николаевич, — счел необходимым предупредить меня Корнилов. — Идти без прикрытия эскадры может быть для вас опасно!
